ПРАВОСЛАВИЕ, САМОДЕРЖАВИЕ, НАРОДНОСТЬ

Самодержавие. Опыт схематического построения понятия

В течение всей истории человечества невидимое и неразлучное с ним созна­ние будущей жизни было в постоянном состязании с вещами видимого мира.

Гладстон, цитируемый «Московским Сборником» К. Победоносцева

Во всей Европе существует только один народ, для которого не порвалась нить, связавшая земное с небесным, и взоры которого сами собой беспрестанно обращаются кверху.

Письмо Ю. Ф. Самарина к А. О. Смирновой

Aber nach oben hin will er gar nicht frei sein, er will vielmehr benerscht werden: er liebet das Regiment dez Hausherrn und Vaters, des Starosten, des Zaares. Von dem was ueber ihn steht, verlagt er geradezu Strenge und Entschiedenheit. Aber von festen Gesetzen, von todten einseitigen. Constitutionen will er nicht regiert werden; er liebt die menschliche Willkuehr, einen Persoenlichen Zaar will er, durch nicts eingeschraenkt, weder durch geschrie-bene Gesetze, noch durch Staeande.

Haxthausen, Stued.uebRussland3.148

Так как нормальное отношение... предполагает полную независимость лица (князя) и полную его связь со свободным обществом, то очевидно — оно осуществляется только при силь­ном и цельном обществе, иначе лицо из свободного переходит в произвольное.

А. С. Хомяков, письмо к Ю. Ф. Самарину

Им же несть управления, падают аки листвие, спасение же есть во мнозе совете.

Притч. 11,14

Было время, когда Русь жила прирожденными ей началами, проявляя их во всем ее строе, но не задаваясь их логическим формулированием или тем более их оправданием «от разума».

Времена изменились, и теперь стало необходимым выяснить себе наши начала, доказывать себе самим, что наши начала отличны от иноземных. Некоторые, не довольствуясь этим, хотят доказать, что они даже лучше иноземных; и что только мы одни счастливы, имея такие [начала], тогда как все другие народы будто бы бедствуют гражданственно и общественно, потому что держатся иных начал.

Действительно — для нашей так называемой образованной среды, оторванной петровской дубинкой и екатерининскими чарами от непосредственного общения с народной жизнью, но все-таки, к счастью, не вполне переродившейся в европейскую, благодаря устойчивости веками постепенно сложившегося склада ума ее членов, такого рода умозрительное искание утраченного живого творчества (синтеза) жизни является не только законным, но и вполне желательным.

* * *

Начало стремлению уразуметь и выяснить сущность основ Русской народности положили в сороковых годах те московские мыслители, которых можно определить названием как сотрудников «Русской беседы».[93] Они работали над своей задачей не только умом, но, так сказать, «целостью духа», прежде всего живя теми началами, которым затем уже старались найти точное, научно и разумно обоснованное, выражение в слове. Иными словами — они живому для них началу старались придать стройное систематическое выражение и тем как бы стремились довершить многовековой процесс эволюции русского духа, возводя его на степень ясного самосознания, недостаток которого составлял главный пробел культурной жизни допетровской России; что, по мнению А. С. Хомякова, значительно облегчило дело «реформатора».

Время, в которое они делали свое дело, было тяжелое для русской мысли по отношению к возможности ее свободного выражения; но оно оказалось благодетельным для сосредоточения этой самой мысли на ее основных положениях, так как оно не увлекало соблазном так называемой практической деятельности, в то время возможной лишь в очень односторонней форме — службы, или строго подцензурной печати.[94]

С 60-х годов внезапно подломились все устои того строя общественной жизни, который сложился на почве петровских реформ. Жизнь, подавляемая 150 лет искусственными порядками, заведенными в подражание Европе, но пережившими свои западные первообразы, внезапно вырвалась наружу и, как неудержимый и никем не направляемый поток, унесла в своем разливе все полусознательные полупривычные понятия, которыми пробавлялось так называемое общество в доэмансипационную эпоху. Русские начала, выработанные в систему деятелями «Русской Беседы» вместе со всякими другими, были подхвачены потоком событий и стали носиться на поверхности хаотических волн в виде обрывков. Те же, которые вылавливали их из этого «мысленного потопа», благодушно перемешивали их с совершенно разнородными понятиями (тоже отрывочно вылавливаемыми) и составляли таким образом нечто не то русское, не то западное, в котором по большей части русские кусочки склеивались цементом вовсе не русских понятий и представлений. Додумываться же до уяснения начал было в то время трудно, особенно для поколений, не сложившихся в суровый предшествовавший период, так как круговорот внешних явлений жизни, во всех ее изгибах, прорвавшейся на сравнительную свободу после 60-го года, действительно не давал сосредотачиваться даже сильным умам. Один И. С. Аксаков, с его неутомимой и истинно-подвижнической деятельностью на почве публицистики, отчасти спасал от совершенного потопления традиции того направления, наследственным провозвестником которого он был. Его поэтически целостное мировоззрение во многом оказалось последовательнее и ближе к основному, чем то, которое старались применить к жизни, логически более закаленные единомышленники. И. С. Аксаков не поддался практическому увлечению, тогда как другие пожелали сделаться деятелями на новой, зыбкой почве и не всегда умели удержать всю внутреннюю целость направления, в выработке которого принимали не последнее участие. Но если и сильные и выработанные умы не остались вполне верными себе, придя в соприкосновение с новыми требованиями жизни, то неудивительно, что люди менее живо и глубоко понимавшие русское направление и недодуманно уцепившиеся за него, как за спасительный якорь от всяческого западного зла (Катков и его последователи), затуманили очень многое, вполне ясно выработанное и выясненное (quoadsystemam) «Русской Беседой»,[95] и на место его выдвинули сомнительного происхождения суррогаты, не замечая под русскими названиями их заморского происхождения.[96]

Таким образом, рядом с настоящим русским направлением, которое точнее можно назвать православно-русским, появились две новых русских партии (sic): русских государственников и русских народников, которых постоянно смешивают не вникающие в суть вопросов с так называемым славянофильством, т. е. с православно-русским направлением, тогда как они далеко от него отходят и едва ли даже с ним примиримы «по существу».

В настоящее время особенно настойчиво и упорно проводится некоторыми «патриотами» учение о том, что основным началом, краеуголием русской жизни есть де[97] самодержавие, как «творческое» начало бывшего, настоящего и будущего нашего развития. Из такого воззрения естественно получается представление, что все, что с самодержавием не согласно, само по себе дрянно и вредно, и не только у нас, но и во всем мире; и что практически даже в деталях оно есть самая совершенная форма правления, какую только можно себе представить: не даром оно — богодаровано. Для подтверждения такого взгляда приводятся всяческие факты парламентских безобразий. Парламентаризм, созданный де людьми из похотливости властолюбия, клеймится, как абсолютное зло,[98] но при этом почти все фактические доказательства этому осуждению черпаются из практики тех стран, в которых парламентаризм правит искусственно, и очень редко из практики стран, которым он свой, т. е. Англии и ее колоний.