Монархистъ № 66 - 67, 2009, АРХИВ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

А.Закатов

К чему ведет «антироманиада»

«Нескончаемая «романиада». Она приведет к окончательному расколу России». Под таким кричащим заголовком в «Независимом военном обозрении» 5 сентября 2008 г. вышла статья А.Широкорада, давно специализирующегося на «обличении» Дома Романовых. Достаточно вспомнить его книгу «Дмитрий Пожарский против Михаила Романова». Невольно напрашивается мысль, что из под пера А.Широкорада (задайся он целью в таком же ключе «раскрыть глаза» соотечественников на тайны других периодов российской истории) вполне могли бы выйти монографии «Ленин против Октябрьской революции» или «Сергий Радонежский против Дмитрия Донского». Методика, применяемая А.Б. Широкорадом по отношению к нелюбимым им Романовым, вполне позволяет представить читателям соответствующую «аргументацию» в подкрепление этих завлекательных тезисов.

Но если говорить серьезно, в своей статье о «романиаде» А.Широкорад, действительно, поставил целый ряд важных, волнующих современное российское общество вопросов. И дал на них свои ответы, на что, безусловно, имеет полное право. Правда, несмотря на заявленное автором нежелание «предстать ненавистником дома Романовых», именно ненавистью сочится каждое его слово. Историку, обязанному изучать прошлое «без гнева и пристрастия», вряд ли подобает такое настроение. Излишняя эмоциональность, тем более негативного свойства, не прибавляет ни обоснованности, ни убедительности, ни логичности.

По прочтении статьи А.Широкорада невольно возникает вопрос: А, в конце концов, чего же хочет автор? Чтобы про Романовых забыли? Чтобы 300-летний период их царствования был вычеркнут из истории России, или о нем можно было бы говорить только плохое? Чтобы их останки не хоронили? Чтобы ныне живущие Члены Императорского Дома были лишены гражданских прав, которыми располагает любой гражданин России? Или, все-таки, он не идет так далеко, а лишь протестует против гипертрофированного внимания к Романовым? Но повышенный интерес у наших соотечественников присутствует также по отношению к И.Сталину, В.Ленину, Л.Троцкому и другим вождям советского режима, к дохристианской эпохе, к Иоанну Грозному, к роли монголо-татарского ига и т.п. Все эти личности, явления и события вызывают ожесточенные споры, по ним высказываются диаметрально противоположные мнения. Может быть, все эти «…иады» тоже ведут к «окончательному расколу России», и их нужно запретить? А если нет, то почему именно Романовы подвергнуты дискриминации?

К счастью, желание народа разобраться в своем прошлом не зависит ни от «политических заказов», ни от рассерженных публицистов. А роль историков заключается в том, чтобы, оставаясь на объективной основе, приводить в максимально возможную гармонию научную, поэтическую и политическую составляющие истории.

Несправедливая агрессивная критика того, что нам дорого, обычно вызывает желание ответить столь же резко и обидно для оппонента. Но не будем поддаваться соблазну. Ведь А.Широкорад выразил не только свои мысли. Так или близко к этому думает достаточно большое количество людей. Если ответить оскорблением на оскорбление, они останутся при своем, мы при своем, а пользы это не принесет никому. Давайте попробуем порассуждать и просто увидеть суть вопроса с другой стороны.

Род Романовых известен в России с XIII в., хотя сама фамилия «Романовы» утвердилась за ним только в XVI в. В XVII в. он был призван на престол по народному волеизъявлению, выраженному на Церковном Поместном и Великом Земском соборе 1613 г. «Ни один царский дом не начинался так необыкновенно, как начался дом Романовых, – писал Н.Гоголь. - Его начало было уже подвиг любви. Последний и низший подданный в государстве принес и положил свою жизнь для того, чтобы дать нам царя, и сею чистою жертвою связал уже неразрывно государя с подданными. Любовь вошла в нашу кровь, и завязалось у нас всех кровное родство с царем. И так слился и стал одно-единое с подвластным повелитель, что нам всем видится всеобщая беда – государь ли позабудет своего подданного и отрешится от него или подданный позабудет своего государя и от него отрешится. Как явно тоже оказывается воля Бога – избрать для этого фамилию Романовых, а не другую! Как непостижимо это возведенье на престол никому не известного отрока!».

За 304 года царствования Романовых было много хорошего и много плохого. В 1917 г. династия лишилась власти в результате революции. В 1918-1919 гг. членов Императорского Дома, оставшихся в России, во главе с Императором Николаем II, убили. В эмиграции двоюродный брат Николая II Великий Князь Кирилл Владимирович унаследовал в соответствии с фамильным законом статус Главы Династии и принял титул Императора в изгнании. Его сын Великий Князь Владимир Кириллович дожил до падения власти коммунистов, и успел за 5 месяцев до своей смерти побывать на Родине. Сам он всю жизнь прожил с нансеновскими документами «русского беженца». Но его дочь – новая Глава Династии Великая Княгиня Мария Владимировна, вдова – Великая Княгиня Леонида Георгиевна и внук – Великий Князь Георгий Михайлович приняли решение стать гражданами России в мае 1992 г.

Начало возвращения Императорского Дома в российскую общественную жизнь совпало с обнаружением екатеринбургских останков, волной переизданий старых и выхода новых публикаций по истории Романовых, подготовкой канонизации Царской Семьи, общественными и научными дискуссиями на эти темы. Было бы наивно предполагать, что все эти явления, столь нелюбезные сердцу А.Широкорада и его единомышленников, были «спущены сверху». Если интерес властей и проявлялся, то только в смысле желания использовать сложившуюся ситуацию с пользой для себя.

Трагическая судьба Романовых в ХХ в. не может не вызывать сочувствия, каких бы политических взглядов мы ни придерживались. Еще в 1970-е гг. (а в те времена ни о какой «романиаде» и думать было невозможно), когда речь заходила о екатеринбургском расстреле, даже убежденные коммунисты признавали: «Да, конечно, казнь царя была неизбежной, но вот с детьми поступили жестоко». Это нормальная человеческая реакция, проявлявшаяся, несмотря идеологизированность сознания. Тем более удивителен задор новых ниспровергателей, убежденных, что расстрел и добивание штыками беззащитной супружеской пары, их детей – девушек и ребенка, их ни в чем неповинных слуг – нормальное дело, за которое никто не должен каяться.

Тема покаяния неисчерпаема. В 1980-е гг. демонстрация ныне, увы, подзабытого ныне фильма Т.Абуладзе «Покаяние» произвела буквально переворот в сознании многих людей. Потом слово затаскали и опошлили. В чем-то это коснулось и замученной царской семьи. Что греха таить, среди части верующих, как правило, у ревностных не по разуму неофитов, имеет место нездоровая экзальтация. Кстати, среди этой категории больше всего недоброжелателей и ныне здравствующих Романовых, и священноначалия Русской Православной Церкви, и вообще всего без исключения существующего порядка вещей по гениально сформулированному А.Пушкиным в «Борисе Годунове» принципу: «Живая власть для черни ненавистна, они любить умеют только мертвых». Но, как говорится, «злоупотребление не отменяет употребления». Без способности к здоровому нормальному покаянию невозможно нравственное здоровье общества как таковое.

А.Широкорад спрашивает: «За что я лично должен каяться?», подразумевая, очевидно, под покаянием обязанность пойти в церковь или домой к великой княгине Марии Владимировне и там слезно просить прощения, посыпать голову пеплом и рвать на себе волосы. В этом смысле он, конечно, ничего не должен. Сама Государыня многократно говорила, что ни Николай II, ни его преемники не испытывали и не испытывают мстительности или стремления внушить кому-нибудь чувство неизгладимой вины. Напротив, Глава Дома Романовых предостерегает, чтобы никто не культивировал в себе комплексы неполноценности и преступности, и призывает, чтобы те, кто почитает Свв. Царственных Мучеников, сосредоточились на светлой стороне их жизни, а не на темном и страшном. Добиваясь реабилитации убитых родственников, она не просит кого-то осудить, а только настаивает, чтобы в соответствии с законом «О реабилитации жертв политических репрессий» были юридически отменены постановления государственной власти, признающие членов императорского дома «преступниками, достойными смерти».

Итак, если кто-то подразумевает под покаянием некую унизительную процедуру, то такое покаяние, действительно, никому не нужно. Но если говорить о покаянии в истинном религиозном смысле, то оно было и остается неотъемлемой частью человеческого сознания и совести. Ведь первоначальный смысл слова «каяться» - это «скорбеть», «сожалеть». Мы в ответе за все, что происходит вокруг нас. Безусловно, мы лично ни юридически, ни даже косвенно не виноваты в том, что по приказу Святополка зарезали Бориса и Глеба, что расстреляли семью Николая II, что страшную смерть приняли моряки подводной лодки «Курск», что зимой замерзают на улице бездомные или что при артобстреле Цхинвала погибли мирные жители. Но если мы не испытываем чувство сострадания, сочувствия и сопричастности, если мы не желаем сделать хоть что-то от нас зависящее, чтобы исправить совершенное зло и постараться не допустить его в будущем, значит у нас проблемы с совестью.

Восходя же к греческим первоисточникам, «покаяние» – это славянский перевод слова «метанойя», буквально означающего «перемена ума», «перемена образа мыслей». Нужно ли нашему обществу «переменить образ мыслей», который позволяет убивать беззащитных детей? Ответ, для адекватного человека, не потерявшего совести, очевиден.

Только недостатком совести можно объяснить и грубые передергивания и подтасовки, положенные в основание пафосной статьи А.Широкорада. Они, быть может, были бы простительны в пылу полемики между дилетантами, далекими от науки. Но человеку, позиционирующему себя в качестве историка, должно быть стыдно прибегать к набору аргументов, почти каждый из которых лишен либо правдоподобия, либо логики, либо того и другого.

Непонятно, откуда взято «процентное соотношение» казненных во Франции на гильотине в 1791-1796 гг. и в подвалах ВЧК в 1918-1921 гг. Откуда взяты данные о закрытии во Франции во время революции ВСЕХ церквей? Что же касается Дня взятия Бастилии, гимна «Марсельеза» и «революционного триколора», то не худо было бы знать, что все эти символы появились еще на том периоде Французской революции, когда власть короля, а для многих даже его сакральный статус, не подлежали сомнению. Это, приблизительно, все равно, как если бы в России сейчас в качестве национального праздника отмечали день издания манифеста 17 октября 1905 года (тоже достижение революции), а вместо гимна «Боже, царя храни» стали бы исполнять «Смело мы в бой пойдем за Русь Святую». О триколоре говорить не приходится, так как наш российский бело-сине-красный триколор никогда не имел династического символизма, в отличие от знамени Бурбонов. И во Франции национальным праздником никогда не был день захвата власти якобинцами, а государственным флагом – знамя Парижской коммуны.

Совершенно справедливо, что во Франции, Англии и других странах памятники, улицы и площади в честь королей и деятелей старого режима соседствуют с памятниками, улицами и площадями в честь революционеров. Но нужно добавить, что там существует разумный и справедливый баланс. Во Франции не стоит в каждом городе по нескольку памятников и бюстов Робеспьеру. В Англии нет города Кромвеля, в котором в Кромвелевском районе, у площади Кромвеля, на которой стоит памятник Кромвелю, проспект Кромвеля пересекается с улицей Кромвеля. Ни в одной стране мира, пожалуй, не было столь тотального и абсурдного искоренения исторической топонимики ради увековечивания умерших и живых вождей, кумиров и праздников нового режима.

Именно к исправлению диспропорции, а вовсе не к вымарыванию из российской топонимики советского периода нашей истории, призывает Русская Православная Церковь, Российский Императорский Дом и многие граждане самых разных общественно-политических взглядов. Мы должны восстановить тысячелетнее наследие, которое было несправедливо упразднено и варварски разрушено. При этом совершенно никто не настаивает, чтобы были изменены все названия или снесены все памятники, появившиеся в советский период. Это было бы новым абсурдом и варварством, подобным деяниям большевиков, уничтоживших тысячи храмов, памятников истории и культуры, монументов и кладбищ воинской славы, взорвавших могилу П. Багратиона и пр. И, между прочим, когда им понадобилось, чуть ли не за одну ночь стерших с карты СССР память о своем вожде И.В. Сталине.

А.Широкорад глубоко заблуждается относительно фатальности для политической карьеры западных государственных деятелей их взаимоотношений со своими согражданами-монархистами. Президент Ш. де Голль не только открыто встречался с главой Французского королевского дома графом Парижским, но и не слишком скрывал, что обсуждает с ним вопросы возможности восстановления монархии. Реставрация не состоялась, но, в тоже время, никакого ущерба де Голлю эти переговоры не принесли. Во Франции, Италии, Португалии и других европейских республиках чиновники и депутаты нередко принимают династические награды и участвуют в церемониях, связанных с историей царствовавших династий. Португальский президент взял под личный контроль торжественный протокол проведения в 1995 г. бракосочетания Главы Орлеан-Браганцской династии дона Дуарте. В Болгарии царь Симеон некоторое время даже сам был премьер-министром. Отто Габсбург – депутат Европарламента… Подобных примеров можно привести множество. Никто из глав династий не отрекался от монархической идеи, а их сторонники прямо видят в них своих законных государей. Зачем же распространять заведомо ложную информацию?

А.Б. Широкорад нарочито подчеркивает, что «он и его родители никогда не состояли в КПСС». В данном контексте это довольно дешевый прием. Для того чтобы быть предвзятым, совсем не обязательно состоять в КПСС. Независимо от своего «нечленства в КПСС», А.Б. Широкорад безжалостно шельмует императора Николая II, императрицу Александру Феодоровну и великих князей в традициях самой заскорузлой советской пропаганды.

Заодно автор тщится продемонстрировать познания в области юриспруденции Российской империи. При этом он, конечно, избегает каких-либо ссылок на законы или доказательства. Что вполне объяснимо – ни одно его утверждение не может быть подкреплено никаким мало-мальски достоверным историческим источником. Никаких «подробностей» предстоящих наступлений на фронте Николай II жене, а та – Распутину не сообщали (нельзя же, в самом деле, изучать историю России по советскому фильму «Агония»). Законы Российской империи не предполагали «смертную казнь через повешение» за намерение изменить порядок престолонаследия. Александра Федоровна не «организовывала заговор генералов» с этой целью (это дикий миф, родившийся из обросших слухами околопридворных сплетен). Николай II проиграл не две, а только одну войну – Русско-японскую (аналогичные локальные войны были проиграны в дальнейшем США во Вьетнаме и СССР в Афганистане). Что касается I Мировой войны, то вот мнение У.Черчилля: «В марте (1917 г. - А.З.) царь был на престоле; Российская империя и русская армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна… Несмотря на ошибки… тот строй, который в нем воплощался, которым он руководил, которому своими личными свойствами он придавал жизненную искру – к этому моменту выиграл войну для России». Как бы не относиться к авторитету У.Черчилля, эту войну для России проиграл не Николай II, а те, кто сверг его с престола.

Никто ни до, ни (что еще важнее) после революции не доказал преступлений, голословно приписываемых Великим Князьям Алексею Александровичу, Михаилу Николаевичу, Сергею Михайловичу и другим. Ошибки, недостатки, просчеты – может быть, об этом допустимо и нужно спорить. Но «бесконтрольное командование флотом и армией с Лазурного берега», «выкачивание средств, ассигнованных на русскую артиллерию» и тому подобные заявления – безответственная и ничем не подкрепленная клевета. Сам автор допускает, что «если обвинения против них не подтвердятся, то они будут посмертно оправданы». Так не рано ли он позволил себе назвать скончавшихся и, тем более, замученных людей ворами и преступниками?

Вольное обращение с фактами – особенность стиля А.Широкорада. Он, почему-то, понижает в статусе великих князей Павла Александровича и Дмитрия Константиновича, расстрелянных вместе с Сергеем и Николаем Михайловичами в Петропавловской крепости (в его интерпретации они становятся «двумя князьями императорской крови»). Он лихо объявляет «байстрюком» царевича Дмитрия Угличского (думается, что этот вопрос находился в юридической компетенции царей Иоанна IV и Феодора I, а никак не А.Широкорада). Он полагает, что внука Иоанна III Дмитрия «уморила» в тюрьме София Палеолог после смерти деда (на самом деле Дмитрий был заключен в темницу именно Иоанном III). Он утверждает, что «Марина Мнишек венчалась на Московское царство отдельно от Лжедмитрия, и главными участниками действа были как раз митрополит Филарет и прочие Романовы, включая юного стольника Михаила» (грубая и нелепая подтасовка: на самом деле в мае 1606 г. М. Мнишек была коронована, как супруга «царя Димитрия Иоанновича», что, конечно же, является церемонией, весьма далекой от «венчания на Московское царство»; вплоть до переворота 17 мая 1606 г. Лжедимитрия I официально признавали царем Димитрием отнюдь не только Романовы, но большинство боярства, духовенства, дворянства и народа, в том числе будущие герои I и II Ополчений).

Большего внимания заслуживают слова А.Широкорада о казни малолетнего сына Лжедмитрия II и Марины Мнишек, об убийствах императоров Петра III и Иоанна Антоновича (царевича Алексея Петровича и Павла I он, почему-то, забыл). Что ж, никто и не утверждает, что за 300 лет в истории династии все было светлое и розовое. Да, были и жестокость, и кровь, и предательство. Казнь «Воренка» (которого А.Широкорад, выдавая, прямо по Фрейду, свои истинные симпатии, считает царевичем Иваном без всяких кавычек, в отличие от походя заклейменного им «байстрюка» - св. царевича Дмитрия Угличского) – несомненная жестокость, даже учитывая все обстоятельства и нравы того времени. Смерть царевича Алексея от пыток – жестокость и, кроме того, сильнейший удар по традиционным национальным и династическим устоям. Цареубийства 1762, 1764 и 1801 годов – не только проявления жестокости, но и государственные преступления, к которым, увы, по крайней мере, косвенно имели отношение другие Романовы. Все это так. Но перечисленные злодеяния, при их чудовищности, существенно отличаются от казни царской семьи 17 июля 1918 года. Именами палачей «Воренка» не называли городов и улиц. Памятники графу А. Орлову-Чесменскому и князю Г. Потемкину-Таврическому ставили не за то, что они принимали участие в убийстве Петра III (что официально не признавалось, а в отношении Потемкина вообще под сомнением), но за действительные военные и государственные заслуги перед Россией. Никто вне узкого круга себе подобных не похвалялся участием в расправах, в музеях не экспонировались орудия убийств, тела жертв, по-крайней мере, были преданы христианскому погребению, а причиной их смерти объявлялись болезнь или несчастный случай. В этом присутствовала значительная доля лицемерия, но не было торжествующего зверства. Зло не выдавалось за добро. Ныне все переменилось. Поэтому нашему обществу особенно нужно то, что А.Б. Широкорад именует «романиадой! Нужно, чтобы взвешено и справедливо оценить наше далекое и недавнее прошлое ради настоящего и будущего.

В заключительной части своей статьи А.Б. Широкорад окончательно уходит в политику. Здесь уже витает дух не «Краткого курса истории ВКП(б)» (к слову, написанного гораздо более профессионально, чем книги уважаемого коллеги), но, скорее, обвинительных речей А.Я. Вышинского (тоже несравненно более талантливых с литературной и доказательной точек зрения). Но и у А.Б. Широкорада достается на орехи всем – и либералам, и правительству, и «зарубежным силам», и Русской православной церкви, и главе дома Романовых. Обоснованность аргументации по-прежнему мало заботит автора. Ни разу не заглянув в «Закон о реабилитации жертв политических репрессий», он, надо надеяться искренно, полагает, что «реабилитировать можно только осужденного, когда есть решение суда с обвинительной частью». На самом деле, в этом Законе ничего отдаленно похожего нет. В Преамбуле говорится, что «целью настоящего Закона является реабилитация всех жертв политических репрессий, подвергнутых таковым на территории Российской Федерации с 25 октября (7 ноября) 1917 года, восстановление их в гражданских правах, устранение иных последствий произвола и обеспечение посильной в настоящее время компенсации материального ущерба», а в статье 1 поясняется: «Политическими репрессиями признаются различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворения из страны и лишения гражданства, выселения групп населения из мест проживания, направления в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечения к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществлявшееся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами и общественными организациями или их органами, наделявшимися административными полномочиями».

Рассуждать о законах, не читая их – излюбленное дело творцов «антироманиады». Таким же манером эта категория авторов еще особенно любит толковать о престолонаследии. В своей немотивированной, иррациональной, буквально какой-то мистической озлобленности они отказываются признавать общеизвестное и видеть очевидное.

Впрочем, для двух Романовых у А.Б. Широкорада все же нашлось некое подобие добрых слов. Во-первых, это императрица Екатерина II Великая, которую он великодушно амнистировал «за Чесму, Крым и Новую Россию» (о Грузии, Белоруссии, Волыни, Подолии и Правобережной Украине автор, вероятно, не помнит, или не придает этим территориям значения). Хотя несколькими абзацами ранее он и советовал неким «клерикалам» добиваться сноса ее памятника в Санкт-Петербурге, Екатерина II должна быть ему благодарна, да и мы с готовностью согласимся, что государыне многое можно «простить». Но вот обостренная симпатия нашего обычно неумолимого оппонента ко второй «выдающейся личности и патриоту», великому князю Александру Михайловичу, вызывает некоторое недоумение. Не то, чтобы Александр Михайлович был хуже других. Он, в общем, тоже сделал кое-что полезное, а кое за что его можно покритиковать. Великий князь, ничем не лучше и не хуже тех, кого только что ругательски поносил А.Б. Широкорад. Либерал, масон, неважный семьянин, в конце жизни – спирит и оккультист. В тоже время, искренний патриот, храбрый морской офицер, хороший организатор. Как писал А. Майков в стихотворении «Суд предков»:

Как сочеталось это в нем
Бог весть, но он себя считал
Какой-то истины столпом
Какой, и сам не понимал».

Обычная история для больного переломного рубежа XIX - ХХ веков. Вот только воспоминания этого члена императорского дома, на которых базируется наш «романоборец», ни один профессиональный историк никогда не признает серьезным и достоверным историческим источником. Написанные в эмиграции, в основном, с коммерческой целью, они изобилуют фантастическими выдумками и эпатажными заявлениями. А.Б. Широкораду, судя по всему, пришлись по душе слова Александра Михайловича о том, что «Советы вынуждены проводить чисто национальную политику». Но такой же точки зрения придерживались и Кирилл Владимирович, которого, кстати, Александр Михайлович без рассуждений и оговорок признавал законным императором, и Дмитрий Павлович. Так что остается неразрешимой загадкой, почему маленький кусочек «романиады», великодушно дозволенный А.Б. Широкорадом, связан именно с великим князем Александром Михайловичем.

И Русская православная церковь, и дом Романовых, и государственные власти, и либеральная оппозиция, и злокозненные иностранные враги – все они вместе, по утверждению А.Б. Широкорада, желают «переписать историю» и «окончательно расколоть Россию». Видимо, настоящей историей, которую никому не дозволено переписывать, является только точка зрения Александра Борисовича, и только он стоит на страже единства нашей Родины. И в том, и в другом позволительно усомниться.

А вот с чем можно безоговорочно согласиться, так это с фразой А.Б. Широкорада: «За вранье история жестоко мстит, причем, к сожалению, не только лживым политиканам, но и всему народу». Хочется искренно пожелать, чтобы его пророчество все же не сбылось на нем самом.

Дом Романовых является неотъемлемой частью нашей истории. Его прошлое и настоящее всегда будут вызывать дискуссии и порождать зачастую полярные точки зрения. Но если участники любого спора честны и искренни, раскола между ними не будет. Верующий и атеист, монархист и республиканец, коммунист и либерал, оставаясь при своих взглядах, ведя идейную борьбу между собой, могут уважать друг друга, а когда потребуется, сотрудничать на пользу своей общей страны. Раскол возникает тогда, когда разум омрачается злобой, когда ложь и клевета выступают главными аргументами, когда некомпетентность и голословность рядятся в псевдонаучные ризы. Вольно или невольно, но именно творцы «антироманиады», апеллируя к нашим самым отрицательным качествам – зависти, бессердечию, злопыхательству, невежеству и гордыне – больше всего способствуют расколу российского общества.

А.Закатов

Монархистъ № 66 - 67, 2009, АРХИВ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

А. Сорокин

И. Л. Солоневич о монархии как гарантии от бюрократии

(Окончание. Начало в №64-65)

Современная российская бюрократия, ее, если можно так выразиться, идеология сложилась в период системной общероссийской катастрофы. В катастрофические же периоды личной и общественной жизни действуют не призывы к рассудку, действует вопль: то ли «ура», то ли «караул». Действует психология паники. Из всей сложности психических и всяких иных стимулов, свойственных человеческому существу, остаются почти исключительно хватательные инстинкты по принципу – «хватай, что можно». Удержание схваченного осуществляется посредство террора, административного, экономического, информационного, физического, политического и какого еще угодно. Организуя перманентный террор, все эти люди и сами живут в атмосфере неизбывного страха. Как пишет И. Л. Солоневич: «С ножом в руке и с ужасом в сердце – так и живут эти победители сегодняшнего дня. Ибо, создавая рабство, приходится подчиниться рабству и самим». Любой «новый» человек, входя в десятилетиями сколоченный аппарат, либо принимает «правила игры» либо исторгается из среды бюрократии. Его личные качества не играют никакой роли. Для эволюции нужны компетентность и добросовестность. Никакой бюрократический аппарат не может быть построен на доверии к компетентности и добросовестности его сочленов. Аппарат должен быть построен исключительно на контроле и преданности. Чиновник, который отказывается брать взятки —нарушает некую неписаную конституцию, колеблет самые устои материального существования бюрократии в целом.

Таким образом, в атмосфере грабежа никакой умственности бюрократ приобрести не в состоянии. Для того, чтобы «раскулачить» никакой умственности по существу и не требуется. Требуются стальные челюсти и волчья хватка, каковые свойства и вытренировываются до предела. Учиться, чтобы эволюционировать, этот «актив» времени не имеет.

Так называемая «ротация кадров» тоже не обеспечивает никакой эволюции. Ротация эта есть нечто другое, чем замена «плохих» бюрократов «хорошими». Это, по большому счету просто смена поколений. В стихийном процессе грабежа более оборотистые энтузиасты успели уже округлить свои капитальцы и оказались склонными к покою и пищеварению. Они достигли своего и они резонно полагают, что вместе с ними достигла своих целей и остальная бюрократия. Их объявляют оппортунистами и отправляют на виселицу (на гильотину, в подвал). Ибо есть же энтузиасты менее обротистые и менее удачливые, которые столь же резонно скажут: «А мы-то за что свою кровь проливали?» Сути дела это не меняет.

Так что шансов на эволюцию бюрократа при сохранении системы бюрократической диктатуры нет.

Тщетны также и надежды на то, что бюрократию обуздает некий «общенародный лидер». Этот «лидер» сам, пройдя соответствующую бюрократическую лестницу, принял все правила игры. Попытка изменить эти правила любому «лидеру» будет стоить его если не жизни, то «лидерства». Вся сила его власти в преданности бюрократии, а плетью, как говорится, обуха не перешибешь.

В «Народной монархии» И. Л. Солоневич предупреждает, что именно бюрократия будет слоем, который проявит максимальную политическую активность. Этот слой на всех голосованиях – и общеимперских и местных – будет голосовать за ту партию, которая гарантирует возможно большее количество «мест», «служб», «постов» и власти. Он будет голосовать против всякой партии, опирающейся на частную и местную инициативу. И эта бюрократия в интересах своей стабилизации выдвинет очередного диктатора. Если «лидер» не захочет быть лидером бюрократическим, т. е. диктатором, эта же бюрократия его и «задвинет».

На примере своих современников Иван Лукьянович иллюстрирует это явление так: «Я склонен утверждать, что Гитлер на Германию не с неба свалился, точно так же, как Сталин – на Россию: оба они есть продукты известного исторического процесса. А исторический процесс, путем очень нехитрой техники, подбирает тех людей, какие наилучше приспособлены именно для него. Техника не хитра: миллионы преторианцев победоносной революции всегда имеют выбор между Сталиным и Троцким, Гитлером и Ремом, между десятками остальных кандидатов в гениальнейшие, еще не дошедших до последнего забега. Идет жесточайший естественный отбор: непригодное вырезывается. Остаются люди, с наибольшей полнотой выражающие вожделение победителей. Победители идут за тем, кто обещает все 100% – и уж, конечно, не через 500 лет. Вырезываются все те, кто ста процентов все-таки стесняется и кто не обещает земного рая к завтрашнему восходу солнца...

Представьте себе положение банды, захватившей власть, расстрелявшей десятки миллионов и ограбившей сотни, банды, которая может жить только единством воли, внимания, настороженности и террора. Одно, только одно мгновение растерянности или раскола, и многомиллионные массы «трудящихся» снесут все. И тогда – Троцкий и Сталин, троцкисты и сталинисты – все одинаково пойдут на виселицы, никаких иллюзий в рядах компартии по этому поводу нет и никогда и не было. Поэтому всякий, кто как бы то ни было «стоит в оппозиции», есть враг, есть предатель, есть объект самой нутряной ненависти. Поэтому же каждый, кто любой ценой удерживает единство, а, следовательно, диктатуру партии, а, еще раз, следовательно, и жизнь каждого участника этой диктатуры – каждого сочлена социалистической правящей бюрократии, – есть гений и спаситель».

Впрочем, и без всякого «задвигания» такой лидер и спаситель ничего сделать не сможет.

Картина нынешней российской действительности определяется не только директивами верхов, но и качеством повседневной практики тех миллионных «кадров» актива, которые для этих верхов и директив служат «приводными ремнями к массам».

Отобранное по признаку моральной и интеллектуальной тупости, прошедшее многолетнюю школу грабежа и угнетения, спаянный беспредельной преданностью власти и беспредельной ненавистью населения, среднее и низовое чиновничество образует собою чрезвычайно мощную прослойку нынешней России. Его качествами, врожденными и благоприобретенными, определяются безграничные возможности разрушительных мероприятий власти и ее роковое бессилие в мероприятиях созидательных. Там, где нужно, – пишет И. Л. Солоневич, – раскулачить, ограбить и зарезать, «актив» действует с опустошительной стремительностью. Там, где нужно что-то построить, «актив» в кратчайший срок создает совершенно безвылазную неразбериху.

Те декреты и прочее, которые исходят из Москвы по официальной линии, практически никакого значения не имеют.

Со стороны держиморд областных, районных и прочих «прорабатывающих оную директиву» применительно к местным условиям, одна и та же директива, родившись в Москве из одного источника, по дороге разрастется целой этакой многоголовой гидрой.

На всякое мановение со стороны верхушки власти «актив» отвечает взрывами энтузиазма и вихрями административного восторга. Каждый очередной лозунг создает своеобразную моду, в которой каждый «активист» выворачивается наизнанку, чтобы переплюнуть своего соседа и проползти вверх. Все сразу охватывается пламенем энтузиазма, в этом пламени гибнут зародыши здравого смысла, буде такие и прозябали в голове законодателя.

Приказы, директивы, установки, задания, инструкции мелькают, как ассоциации в голове сумасшедшего. Они сыплются на «активиста» со всех сторон, по всем линиям – они создают атмосферу обалдения, окончательно преграждающего доступ каких бы то ни было мыслей и чувств в и без того нехитрую голову твердой души прохвоста. В результате блокируются даже и благие пожелания «верхов» и все реформы оборачиваются окончательным развалом.

Конечно, промежуточные держиморды об этих директивах друг с другом не сговариваются. Но когда очередная директива кончается полным крахом, возникает ожесточенный междуведомственный мордобой. Держиморды большие сваливают все грехи на держиморд мелких, а при больших масштабах разрушительных результатов своей «общественно полезной работы» – может быть и на «лидера».

Единственной возможностью ликвидировать бюрократическую диктатуру и поставить государственный аппарат на подобающее ему место служилого слоя является по И. Л. Солоневичу монархия. В отличие от авторов книжных либерально-демократических альтернатив, опирающихся на никогда не имевшие места в действительности умозрительные построения, И. Л. Солоневич основывается на реальные факты русской истории. Демократизм формы правления не имеет почти никакого отношения к демократизму жизни: юридически самодержавная Россия имела, по-видимому, самый демократический в мире уклад жизни.

Под страшным давлением необходимости в России был органически выработан технически самый совершенный государственный строй. Народная психика прошла совершенно своеобразную школу и выработала совершенно своеобразный государственный строй: русская монархия, в частности, НЕ соответствовала содержанию соответствующего европейского термина.

Русский «царизм» имеет очень мало общего с европейской монархией: в Европе монархия была ставленницей феодальных верхов, в России – крестьянских низов. В Европе это была опора крупного землевладения, а в России – по формулировке В. Соловьева «диктатура совести». Русская наследственная монархия была заклятым врагом русской бюрократии. Сейчас она заменена диктатурой бессовестности.

Объективно политическим положением дореволюционной политической системы России было стремление монархии и массы к «демократическому самодержавию», техническая опора монархии на аристократический элемент и борьба монархии с этим элементом. Русская бюрократия пыталась остановить развитие российской монархии в сторону «демократического самодержавия», путем замены «системы учреждений» средостением между Царем и Народом.

Царская власть до таких попыток была только одним из слагаемых этой системы учреждений», и монархия не состояла «в произволе одного лица». За монархией стояла целая «система учреждений» и все это вместе взятое представляло собою монолит, который нельзя было расколоть никаким цареубийством. Исконно русское самодержавие не было ограничено цареубийством. И поэтому всякая попытка бюрократии «задвинуть» и монарха была бессмысленна. Система, где Царю принадлежала бы «сила власти», а народу «сила мнения» восстанавливалась. Например, в Смуту начала XVII века она была восстановлена снизу, даже, может быть, и вопреки сословным интересам бюрократии.

Поэтому И. Л. Солоневич особенно подчеркивает, что задача «восстановления монархии, что то же самое – ликвидации бюрократической диктатуры, есть не только задача «восстановления монарха», но и задача восстановления целой «системы учреждений».

Это, – говорит И. Л. Солоневич, – не может быть достигнуто никакими «писаными законами», никакой «конституцией». Монархия Российская может быть восстановлена только волей народа – и больше ничем. Если эта воля будет монархической, то и ее органы будут тоже монархическими. Чисто техническая задача будет состоять в том, чтобы не возникло никакого "средостения" – сословного, чиновного, партийного или какого-либо иного.

Поэтому, прежде всего, необходимо установить основные принципы и идейно оформить тот будущий правящий слой страны, который был бы одинаково предан и Царю и Народу, который – организованный в «систему учреждений» – реализовал бы эти принципы на практике и который стал бы действительно «опорой Престола».

Государственный аппарат в условиях исключающих принцип бюрократического произвола уже не будет притягательным для одной только сволочи. В него со спокойной душой пойдут и люди порядочные, нравственно здоровые, сочетающие профессиональную компетентность с моральной добросовестностью, люди веры и долга. Более того, они будут иметь возможность выдавливать из состава служилого слоя еще на что-то надеющуюся сволочь.

В связи с этим основная проблема восстановления устойчивой монархии заключается в организации этого слоя. И так как во внутринациональной борьбе никакой слой нации никогда не действует из чисто альтруистических соображений, то этот слой должен быть поставлен в такие условия, при которых СВОБОДА его деятельности совпадала бы с реальными интересами страны.

Такими условиями являются: монарх, не обязанный своей властью бюрократии, а, следовательно, не связанный кастовой солидарностью чиновничества; контроль за деятельностью чиновничества снизу, обеспечиваемый возможностью апеллирования поданных к верховной власти; самоуправление составляющих нацию корпораций, т.е. развитым гражданским обществом; прямая связь верховной власти с нацией, гарантирующая силу верховной власти и нейтрализацию бюрократической "похоти власти" опорой монарха на "мнение земли".

Система монархических учреждений должна начинаться с территориального и профессионального самоуправления (земства, муниципалитеты, профсоюзы) и заканчиваться центральным представительством, составленным по тому же территориальному и профессиональному принципу, а не по принципу партий.

В главе «Народное представительство» этой же книги И. Л. Солоневич пишет: «Если в российском народном представительстве работает Глава Православной Церкви или председатель союза: инженеров, агрономов, врачей, металлистов, железнодорожников, горняков, крестьян, казаков, купцов, – то все эти люди будут совершенно точно знать, что им нужно в чем заключаются реальные интересы того слоя или той группы людей, от имени и по полномочиям которых они выступают. Никто из них не будет претендовать на «всю власть», как по самому своему существу претендует всякая политическая партия. Всякая политическая партия стремится из меньшинства стать хотя бы относительным большинством, из относительного большинства – абсолютным, и на базе абсолютного большинства превратиться в партийный абсолютизм. Примеры у нас на глазах, и эти примеры достаточно свежи... Но никакому «союзу инженеров» не может придти в голову превратить в инженеров всю страну или союзу ветеринаров – захватить «всю власть». Могут быть тенденции ко всякого рода технократическим или капиталистическим загибам и перегибам, но на путях к таким тенденциям будут стоять монархи.

Во всем этом нет решительно ничего нового. Все это существовало в Московской Руси... Пока же вопрос заключается в том, чтобы мы вернулись к нашему собственному опыту и начали бы называть вещи нашими собственными русскими словами. Тогда, может быть, целый ряд недоразумений исчез бы более или менее автоматически».

Гарантией, против диктатуры бюрократии может быть только монархия и только в ее опоре на народное самоуправление, причем монархия, как установление, стоящее над всеми классами и слоями нации, может, принимать меры против бюрократического перерождения самоуправления (например, профессионального) и ставить этому самоуправлению твердо очерченные рамки, а самоуправление – контролировать государственный аппарат страны и не давать ему возможности перерождения в диктатуру чиновничества.

Во все века человеческой истории и у всех народов человечества всегда шла борьба между религиями и сословиями, классами и профессиями, группами и интересами.

Признание неизбежности этой борьбы, обусловливает стремление иметь Одного Человека, который стоял бы НАД этой борьбой, а не был бы результатом борьбы, каким является всякий диктатор, или бессильной случайностью в этой борьбе, какой является любой президент.

Итак:

1) необходима законно наследственная, нравственно и юридически бесспорная единоличная монархическая власть, достаточно сильная и независимая для того, чтобы:

а) стоять над интересами и борьбой партий, слоев, профессий, областей и групп;

б) в решительные моменты истории страны иметь окончательно решающий голос и право самой определить наличие этого момента.

2) необходимо народное представительство, которое явилось бы не рупором «глупости и измены», каким стало наше недоношенное заимствование из Европы в лице Государственных Дум всех созывов, а народное представительство, которое отражало бы интересы страны, ее народов и ее людей, а не честолюбивые вожделения или утопические конструкции. Обе формы Верховной Власти необходимы одинаково:

1. Для того, чтобы обеспечить страну от крепостных прав под любым их номером, для предупреждения каких бы то ни было попыток навязать стране какое бы то ни было социалистическое или бюрократическое «дворянство».

2. Для того, чтобы обеспечить стране эквивалентную ей вооруженную силу, следовательно, и внешнюю безопасность.

Обе формы Верховной Власти должны... в одинаковой степени черпать свою силу и свою устойчивость не в "средостении между Царем и Народом» и не в «оторванности интеллигенции от народа», а в «системе учреждений», организующих традиции, мнения и интересы народных масс во всех формах местного, профессионального и национального самоуправления. Необходимо возвращение к аксаковской формуле: «Народу – сила мнения. Царю – сила власти».

Все это нам необходимо вовсе не для защиты абстрактного принципа монархии или абстрактного принципа парламентаризма или абстрактного принципа демократии, свободы и прочего, и прочего. Это необходимо для совершенно конкретной задачи: защиты свободы, труда, жизни, инициативы и творчества – каждого народа Империи и каждого из людей каждого народа.

А. Сорокин

Монархистъ № 66 - 67, 2009, АРХИВ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

М.Кулыбин

Заметки на полях современности

О вреде «объективизма»

Есть такая вредная штука, как «исторический объективизм».

Выглядит это примерно так:

- Сталин, конечно, тиран, но «в его правление был дан мощный толчок развитию страны», «нас боялись», «был порядок», «восстановил империю», «выиграли войну», «уничтожил «ленинскую гвардию» и т.п. (на выбор «объективиста»);

- Николай II, конечно, святой, но «довел страну до революции», «не давал развиваться демократическим институтам», «проиграл войну», «подавлял свободу», «отдал власть Распутину и прочим «темным силам» (тоже, на выбор).

Во этот самый «объективизм», это само «но» начисто уничтожают, искажают, извращают честную, откровенную и по-настоящему точную морально-нравственную оценку личности и ее роли в истории.

А посему:

Сталин – враг Православия, России, Русского народа, уничтоживший миллионы лучших его представителей, и никаких «но».

Николай II – святой мученик и исповедник, невинно оклеветанный, принявший муки и смерть за верность Христу, заповедям его, свято исполнивший долг Помазанника Божия, действительно, давший мощнейший толчок экономическому, политическому, и главное – духовному развитию России, и никаких «но».

Святый Царю-Мучениче Николае, моли Бога о нас, грешных!


Сергианство, как оно есть

В храме Св. Равноапостольной Великой княгини Ольги в Стрельне есть икона, на которой изображена блаженная Матрона Московская, благословляющая И.В.Сталина, пишет газета «Завтра». Инициатор этого бесчинства, безумец, забывший о миллионах замученных в сталинских лагерях, поправший подвиг Свв. Новомучеников и Исповедников Российских, настоятель храма, некий Евстафий (Жаков), носящий сан игумена, кощунственно сравнил вождя богоборцев со Св. князем Дмитрием Донским. Он заявил в интервью «Вы знаете, у нас в России полководцы часто благословлялись монахами, блаженными, юродивыми. Вот, например, преподобный Сергий Радонежский благословил полководца Дмитрия Донского на битву. И битва была выиграна. То же самое произошло в Москве осенью 41-го года. Блаженная Матрена приняла у себя очень озабоченного положением в Москве вождя Сталина». Монах-кощунник, презревший миллионы трупов русских людей, на костях которых садист-параноик Сталин утвердил свое могущество, заявляет: «В этом нет ничего странного. Святые люди всегда благословляли воинов, вождей».

На вопрос издания, не был ли Сталин атеистом, безумец взялся отстаивать преступную сергианскую политику полного подчинения Церкви богоборческой власти: «Мало ли кто что возглавлял. Я больше верю двум Патриархам - Сергию и Алексию I». Далее он приступил к распространению кощунственной, антиисторической лжи: «Они считали совершенно определенно: Сталин был верующим человеком. Во всяком случае, я гораздо больше доверяю им, чем всем этим либералам и демократам». Мириады русских православных людей, погибших в борьбе с кровавым большевистским богоборческим режимом (включая Свв. Новомучеников и Исповедников) – по словам монаха-кощунника оказались «какими-то либералами и демократами».

На вопрос о том, как на появление богохульной «иконы» отреагировало руководство епархии, игумен ответил, что «у нас мудрое руководство епархии». Тем самым он засвидетельствовал, что сергианство и кумиропочитание Сталина имеет глубокие корни в МП.

Далее безумец закатил форменную сталинистскую истерику: «Когда издохнут все эти пигмеи и моськи, которые имеют свой заказ или интерес, тогда очистится атмосфера. Да, так и напишите обязательно: именно издохнут (весьма достойная сталинопоклонника терминология – М.К.)! И вокруг Сталина, наконец, начнется почитание. Речь не идeт о его канонизации. Речь идeт именно о почитании великого вождя и руководителя, спасителя страны».

Это не первое заявление обезумевшего кумиропочитателя. В интервью, опубликованном в июле он так объяснил свое отношение к своего кумиру-богоборцу: «Я с печалью вспоминаю великого человека… Это были лучшие годы в истории СССР. По улицам ходили свободно. Цены снижались ежегодно. Все обитатели нашего дома – рабочие, шофер, пожарный, врачи, мой отец – профессор покупали в магазинах любые продукты – икру, ветчину, семгу... Сажали? Бывало, но далеко не так много, как об этом пишут... Гонения на Церковь и священнослужителей имели место в основном, до установления единовластия Сталина... Да, погибли невинные, которые сейчас признаны мучениками, но какое же православное государство без мучеников?».

Профессорский сынок, сидя в комфортабельной квартире папаши и отдыхая на парадно-показательных курортах, видимо, даже приблизительно не представлял, как жили при «реальном социализме», созданном его кумиром, всего в 100 км от столиц и курортов, обычные люди, сидя на горбу которых он лакомился ветчиной и семгой. Прямую ложь о том, что «так жили все», что гонения на Церковь были «до единовластия Сталина», что сажали «не так много», что «по улицам ходили свободно», даже комментировать нелепо.

Если бы это касалось только одного сумасшедшего монаха – было бы еще ничего. Но есть еще и «мудрое (точнее сказать – беспринципное) руководство епархии», которое совершенно спокойно взирает на деятельность этого кумиросоздателя и богоборцепочитателя, глумящегося над памятью Свв. Новомучеников и прямо пребывающего под анафемой Св. Патриарха Тихона.

Таких «идейных» сергиан гораздо больше, чем это иногда кажется. И они гораздо опаснее, чем разного рода экуменисты и модернисты, взгляды которых разделяет микроскопическая прослойка т.н. «христианской интеллигенции». За сергианами же массы сов«патриотов», сов«православных» и просто совков-обывателей.

Может ли после таких явлений вызывать удивление, что есть немало православных христиан, которые не хотят быть в евхаристическом общении с подобными почитателями одного из предтеч антихриста?

P.S. После разгоревшегося скандала «икона» была удалена, а г-н Жаков «ушел в отставку».


Пример, которому не последовали

О Св. Александре Невском часто и справедливо говорят, что его решением смириться с подчинением Орде и сосредоточиться на отражении агрессии Запада, было определено будущее величие России: страна пошла на временную политическую зависимость, чтобы сохранить духовную свободу. Соблюдя свободу духа, со временем добилась Русь и свободы политической.

Во II Мировую войну этому примеру русские люди не последовали: в массе своей поддержав советских властителей, они выбрали временную политическую независимость и сохранение духовного рабства от большевиков. Плоды этого решения пожинаем сегодня. Увечья, нанесенные народной душе большевизмом, привели к распаду страны, распаду самого русского народа («оранжевые» болезни), утрате в значительной мере политической самостоятельности, морально-нравственной деградации общества.

Любопытно, что «патриоты», устами почитая Св. Александра Невского, бешено похуляют русских людей, пытавшихся последовать его примеру во время II Мировой, именуя таковых «предателями».


О выборах Патриарха

Не очень понимаю появления массы сообщений с выражением оппозиции/безоговорочной поддержки новому Патриарху. На мой взгляд, Владыка Кирилл ничуть не хуже/не лучше любого иного потенциального претендента. Каждый из них является продуктом одной системы, и никаких принципиальных различий между ними нет.

Соответственно, имеет смысл говорить лишь о поддержке/неприятии системы – той самой системы, которая, по мнению вкаждойдыркезатычного дьякона, уже вышла из инфантильного (апостольского) возраста, когда полагаются на Бога (жребий), и дозрела до того, чтобы «нести ответственность за принятые решения».

Главная проблема этой системы – применительно к епископату – в том, что почти все архиереи в первую очередь хорошие администраторы и политики, и уже после того – монахи. Почитайте официальные биографии практически любого владыки: постепенное, с семинарской скамьи, прохождение всех степеней чиновной иерархии в ведомствах Патриархии. Найти биографию, в которой прозвучали бы слова «N-цать лет, удалившись от мира, подвизался в N-ском монастыре N-ской епархии» - невозможно. Соответственно, почти ни у кого из архиереев нет той отстраненности от мира, которая так необходима церковной власти, и которая позволяет ей исходить из высших, духовных интересов – в том числе и в делах политики и администрирования.

Сложилась эта система не сегодня. Серьезную роль сыграл синодальный период, когда, впрочем, еще существовало множество исключений из «правила». Окончательно сформировал систему период сергианства.

Возвращаясь к теме выборов патриарха, можно заметить, что определение первоиерарха на протяжении истории Церкви происходило самым разным образом: жребием, царской волей, соборами разного состава. Но вот, что интересно: «История Византийской Церкви за последние 610 лет империи (843–1453 гг.) показывает, что чаще всего в патриархи ставили из монашеской среды. В течение указанного периода было 75 патриархов. Из них 46 до вступления на патриарший престол были простыми монахами, иеромонахами или игуменами монастырей. 19 человек принадлежали либо к клиру храма Святой Софии, либо к придворному духовенству, которое отличалось образованностью. 6 человек – занимали митрополичьи кафедры, 4 человека – были мирянами. Когда выбор падал на них, они принимали монашеский постриг и ставились в патриархи. Как видим, только 6 архиереев за 610 лет стали в Константинополе патриархами». (Из статьи иеромонаха Иова (Гумерова).

В допетровской России также имели место и жребий, и решение собора, и воля царя, равно как и выбор патриарха и из игуменов, и из архиереев. Но общее почти (не без исключений, конечно) у всех патриархов «первого периода», а до того – митрополитов состояло в том, что «за плечами» у них был большой опыт не формально-монашеской, а именно монастырской жизни, в удалении от мира.

Может ли кто-либо серьезно представить себе сейчас избрание патриарха жребием из числа уважаемых архимандритов, игуменов или монахов, подвизающихся в монастырях? Система не позволит, и верный служка этой системы, упоминавшийся уже дьякон, как всегда красноречиво и честно, это описал: если ты монах – сиди в своей келье и молись, а «рулить» будут другие.

Но верно и другое: с маху, безоглядно ломать эту систему – нельзя, это приведет к множеству искушений, хаосу в церковной жизни, разрушению церковного единства, распаду. И клир, и церковный народ сейчас нуждаются в «скрепах» системы. Куда хуже будет, если появится множество «слепых вождей слепых», не держащихся за традицию, и воспринимающих каноны как «пункты обвинения». За прошедший период система настолько тесно переплелась с Церковью, что «убийство» системы «одним ударом» приведет и к распаду Церкви.

Отсюда вывод: освобождать Церковь от системы необходимо постепенно и очень осторожно. И самому церковному народу нужно освобождаться от наслоений нецерковных, нехристианских наслоений в собственном мировоззрении, и главное – в собственной жизни. Церковь, как мы все знаем – суть единый организм, и было бы странно, если б здоровое тело породило больную голову; либо же больное тело вырастило главу здоровую. Первоиерарх Церкви (как земной структуры) – отражение состояния церковного народа (подобно тому, как глава государства – отражение граждан). Имеет ли смысл «плевать» в собственное отражение? Может, лучше в себе что-то изменить?

М.Кулыбин

Монархистъ № 66 - 67, 2009, АРХИВ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

А. Рожнов

«Цивилизованная» Европа и «варварская» Москва на примере смертной казни

(Начало)

Миф о неких «нормальных», «цивилизованных» странах Запада, несмотря на постоянные, совершенно вопиющие, и исторические, и современные доказательствах обратного, по сей день бытует среди российского обывателя. Одна из аксиом этого мифа – хроническая, беспрецедентная и природная жестокость России, как страны и русских, как нации. Разоблачению этого мифа на конкретном примере смертной казни посвящена публикуемая статья.


Как писал известный русский эмигрантский публицист Иван Солоневич в своей работе «Народная монархия», ни о каких «варварстве, грязи, отсталости Москвы – и чистоте, гуманности и благоустройстве Европы» не может быть и речи. Напротив, «наши «застенки» были детской игрушкой по сравнению с западноевропейскими нравами и обычаями». Бесспорно, «кровь и грязь были в Москве, но в Москве их было намного меньше».

Проиллюстрируем эти утверждения на примере такого феномена, как смертная казнь, поскольку в ней, словно в фокусе, наиболее ярко отражается сущность национального уголовного права, те духовные, нравственные, культурные и прочие начала, на которых оно зиждется. Сравним Московское государство и Западную Европу XIV–XVII вв. по таким критериям, как количество преступлений, каравшихся смертной казнью, ее способы и масштабы применения.

Смертная казнь в России впервые получила законодательное закрепление в Двинской уставной грамоте 1397/98 г. (заметим, Двинская украина (окраина) была, в собственно Московское государство не входила, а была квазигосударственным образованием ушкуйников – предтеч казаков). Высшая мера наказания назначалась за «татьбу» (кражу), совершенную в третий раз. При этом закон четко оговаривал, что казнь татя должна была производиться путем повешения (ст.5). В дальнейшем, впрочем, смертная казнь заняла прочное место в системе наказаний и предусматривалась всеми крупнейшими памятниками права Московского государства.

Судебник 1497 г. вводил смертную казнь за 7 видов преступлений: «коромолу» (крамолу, измену); «подым» (что означает этот термин, не ясно); «зажигательство» (поджог); «государское убойство» (убийство холопом своего господина); церковную и вторую татьбу; «головную татьбу» (похищение людей); преступление, субъектом которого был «ведомый лихой человек» (рецидивист).

Способы исполнения смертной казни в Судебнике не определялись, но, судя по летописям и иным документам, их арсенал был не очень велик. Чаще всего смертная казнь осуществлялась через повешение на дереве, обезглавливание и утопление. Помимо этого, существовали и квалифицированные ее виды, то есть такие, которые были сопряжены с особыми мучениями для осужденного. К ним относились сожжение в срубе, в клетке или на костре, четвертование, при котором казнимому поочередно отрубали руки, ноги и голову, казнь, предварявшаяся битьем кнутом, и некоторые другие.

По Судебнику 1550 г. смертная казнь назначалась за 9 видов преступлений. К пунктам Судебника 1497 г. добавились «градская здача» и мошенничество.

Уложение 1649 г. карало смертной казнью уже 20 преступлений: богохульство; умышленный срыв Литургии; обращение православного в ислам; умысел на жизнь или здоровье Государя; государственную измену; недонесение о государственном преступлении; явку к Царю, членам Боярской думы или другим представителям государственной власти «скопом и заговором», то есть толпой, объединенной «воровскими» намерениями, сопровождавшуюся массовыми беспорядками и насилием; учинение смуты; подделку официальных документов или их использование; фальшивомонетничество; квалифицированную татьбу: церковную повторную (третью) и сопряженную с убийством, в том числе лица, пытавшегося задержать вора; квалифицированный разбой: повторный (второй), соединенный с убийством или поджогом, совершенный лихим человеком; пособничество квалифицированному разбою или его заранее не обещанное укрывательство; поджог; убийство; причинение вреда здоровью, повлекшее смерть потерпевшего; некоторые виды причинения вреда здоровью: в присутствии Государя, на Государевом дворе или в месте нахождения Государя, а также ранение лица, пытавшегося задержать татя, нанесение увечий, совершенное холопом; побои лица, приглашенного или силой заманенного на двор, совершенные холопом хозяина двора; похищение человека; изнасилование.

По способам исполнения смертная казнь по-прежнему делилась на простую (повешение, обезглавливание, утопление) и квалифицированную. Наказаниями, сопряженными с особыми мучениями для приговоренного, являлись сожжение (госпреступления), залитие горла расплавленным металлом (фальшивомонетчикам) и закапывание в землю по плечи (применялось к мужеубийцам). Иногда имели место и другие изощренные виды казни, непосредственно не упомянутые в Уложении, такие, как четвертование, сажание на кол, повешение за ребро и т.д.

Для того чтобы адекватно оценить репрессивность русского уголовного права с точки зрения законодательного регулирования смертной казни, необходимо прибегнуть к сравнительно-правовому методу.

Прежде всего, сопоставим русское уголовное законодательство XIV–XVII вв. с современным ему германским в лице так называемой «Каролины» 1532 г. – Уложения Императора Карла V. Изданная как общегосударственный закон, она признавалась в качестве источника права на всей территории Священной Римской империи Германской нации, в состав которой на тот момент входили Германия, Австрия, Венгрия, Сардиния, Фландрия, Бургундия и некоторые другие земли. Именно на основе Каролины образовалось общее германское право.

Смертная казнь назначалась Каролиной за 29 видов преступлений: богохульство; нарушение «присяги не мстить такими делами и деяниями», за которые может быть назначена смертная казнь; колдовство, связанное с причинением вреда или ущерба; распространение анонимных «пасквильных писем», в которых содержатся ложные обвинения кого-либо в таких «пороках и злодеяниях», за которые оклеветанный мог бы подвергнуться смертной казни; фальшивомонетничество, приобретение и последующий сбыт поддельных денег, предоставление жилища фальшивомонетчикам; подделка печатей и документов; систематическая, особо злостная или в значительном размере подделка мер, весов, гирь, пряностей или иных товаров; скотоложство, мужеложство или лесбиянство; половое сношение с близкими родственниками или свойственниками; похищение замужней женщины против воли ее супруга или непорочной девушки – против воли ее отца, даже если похищенная дала на это свое согласие; изнасилование; прелюбодеяние; двоебрачие; измена, под которой понималась не только государственная измена, но и другие нарушения верности: измена городу, собственному господину, супругу, близкому родственнику и др.; поджог; злостный разбой; умышленное учинение «опасного бунта» против власти; злостное бродяжничество; ведение противоправной «частной войны» с кем-либо; убийство, в т.ч. в соучастии, а также убийство «в запальчивости и гневе»; умышленное убийство матерью новорожденного ребенка и приравненное к нему рождение ребенка без посторонней помощи в условиях, при которых вероятна смерть новорожденного, умышленное оставление матерью новорожденного ребенка, повлекшее его смерть, аборт, совершенный самой женщиной, изгнание живого плода у женщины путем насилия, «вредной» пищи или напитка; умышленное причинение вреда здоровью мужчины или женщины, повлекшее за собой бесплодие; избиение, повлекшее спустя некоторое время смерть; квалифицированные виды кражи; умышленное причинение вреда имуществу, переданному лицу на удержание и сохранение; оскорбление Императорского Величества; освобождение охранником уголовной тюрьмы заключенного; в этом случае к виновному должно было применяться то наказание, которому подлежал отпущенный преступник, в т.ч. смертная казнь; лжесвидетельство; лжеприсягу и умышленное подстрекательство к ней. И лжесвидетели, и лжеприсяжные, которые «подвели или пытались подвести невиновного под уголовное наказание», карались по принципу талиона, то есть должны были подвергнуться «тому наказанию, которое они хотели навлечь своими показаниями на невиновного».

Что касается способов смертной казни, которые нашли отражение в Каролине, то они были следующие: обезглавливание мечом; утопление; сожжение; колесование путем раздробления частей тела преступника колесом, после чего его надлежало публично положить на колесо; повешение на виселице на веревке или цепи; четвертование путем разрезания или рассечения тела преступника на четыре части, которые затем вешались и надевались на колья на четырех проезжих дорогах; погребение заживо с пробитием тела колом (наряду с утоплением, применялась только к женщинам); «публичное мщение».

Одной из примечательных особенностей Каролины является то, что в ряде норм она предписывала «для вящего устрашения» волочить преступника к месту казни «неразумными животными» или предварять смертную казнь терзанием тела преступника калеными клещами или другими телесными наказаниями.

Сопоставляя нормы Каролины, аналогичными положениями русского законодательства, можно утверждать, что даже по сравнению с Уложением 1649 г., не говоря о почти современных ей Судебниках 1497 и 1550 гг., Каролина представляется более суровым законом. Ее повышенная репрессивность, в сравнении с русскими сводами, связана не только с более широким перечнем преступлений, наказуемых смертной казнью, но и с более изощренными ее способами.

Это прослеживается даже в тех моментах, где, казалось бы, имеется сходство правовых воззрений германского и русского законодателей. Проиллюстрируем это на примере кражи.

Ни Судебники, ни Уложение, ни другие русские законы не карали смертной казнью татьбу, учиненную в первый раз. Исключение из этого правила составляли лишь церковная татьба, фактически являвшаяся не столько преступлением против собственности, сколько преступлением против Церкви (церковные воры подлежали смертной казни и по Каролине). В остальных случаях при совершении кражи впервые высшая мера наказания не допускалась независимо от предмета кражи, его стоимости и других обстоятельств. Данный факт, кстати, по-видимому, воспринимался иностранцами как некая «русская экзотика», а потому особо отмечался ими в записках о России.

В Каролине же ситуация с наказанием за кражу выглядит иначе. При определенных условиях, например, если было похищено имущество стоимостью в 5 гульденов или выше либо кража была сопряжена с проникновением в жилище или хранилище либо с использованием оружия, вор мог быть подвергнут смертной казни и за первую кражу.

Наиболее ярко различие в подходах к наказуемости кражи проявляется, пожалуй, в нормах об ответственности за незаконную ловлю рыбы. Если в Германии за воровство рыбы из прудов и водоемов применялись все наказания, предусмотренные за кражу, вплоть до смертной казни, то в Московском государстве, согласно Уложению, то же деяние, даже совершенное в Государевых дворцовых селах, влекло за собой либо штраф, либо иное наказание (максимум – телесное) по усмотрению Государя.

Причем Германия с ее Каролинойвовсе не являлась этаким «кровавым пятном» на карте Западной Европы, поскольку в других ее частях дела обстояли ничуть не лучше. Например, по законодательству таких «оплотов цивилизации», как Англия и Франция, смертная казнь полагалась за не меньшее количество преступлений, причем среди форм казни преобладали квалифицированные.

Так, во Франции лицо могло быть предано смертной казни, как минимум, за 42 преступления, включая, помимо, «классических», например, такие: ношение оружия лицом, не состоящим в гарнизоне или на службе Короля, а также содействие тому, кто носит (Ордонанс 1546 г.); дезертирство (Ордонанс 1534 г.); растрату сборщиками, имеющими в руках государственные имущества, общих и частных доходов свыше определенной суммы (Закон 1690 г.); приготовление к убийству, даже если оно не повлекло за собой никаких последствий, (т.е. фактически только за умысел) (Ордонанс 1670г.); воровство в королевских домах независимо от стоимости украденного (Декларация 1677 г.); отравление независимо от того, наступила ли смерть или нет (Эдикт 1682 г.); сокрытие беременности (Эдикт 1566 г.); злостное банкротство (Эдикт 1607 г., Ордонанс 1673 г.); незаконную печать или сбыт книг (Ордонанс 1563 г., Декларация 1626 г.); нарушение крестьянами права сеньора на охоту (Ордонансы 1386, 1601 и 1607 гг.); повторное бродяжничество в Париже и его предместьях (Ордонанс 1651 г.) и т.п. В литературе можно встретить утверждение, что французский Уголовный ордонанс 1670г. назначал смертную казнь за 115 преступлений.

Что касается Англии, то в конце XV в. – начале XVIII в. смертной казнью в этой стране карались примерно 50 преступлений. В дальнейшем перечень деяний, запрещенных под страхом смертной казни, стремительно расширился, и в XVIII в. по этому показателю Англия «шла впереди всех других стран и по справедливости заслужила название «классической страны смертных казней», а ее уголовное законодательство вошло в историю как «Кровавый кодекс» (А.Кестлер). По своей жестокости не зная себе равных в Европе вплоть до второй четверти XIX в., английское уголовное право предусматривало высшую меру наказания, по одним подсчетам, за 150 преступлений, по другим, – за 240 (А.Кистяковский), а по третьим, – за 350 (П.Акройд). Такие законы, впрочем, нисколько не мешали англичанам кичиться своей «просвещенностью» и говорить о праве Британии нести «свет цивилизации» по всему миру.

(Окончание в № 68-69)

А. Рожнов, Симбирск

Монархистъ № 66 - 67, 2009, АРХИВ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

И. Воронин

Маленькая рецензия

Никандров Н. Иван Солоневич: Народный монархист. – М.: Алгоритм, 2007. – 672 с.

Первая развернутая биография монархического идеолога И. Л. Солоневича (1891-1953) построена, главным образом, на документах, которые достались автору от ветерана НКВД Ю.А.Маркова. Работая в 1950-1970-х годах в Секретариате ЦК КПСС, Марков собирал материалы для брошюры об идеологических диверсиях и планировал включить в нее главку о Солоневиче. Главку «зарезала» цензура, а собранные материалы уже в годы перестройки перекочевали к Нилу Никандрову. Особо ценные документы – отчеты агентов и директивы иностранного отдела ОГПУ-НКВД.

Говоря откровенно, некоторый «шпионский уклон» стал одновременно и плюсом, и минусом книги Никандрова. С одной стороны, изумительной ценности данные об одной большой чекистской провокации, которая окружала Солоневича и отравляла все его и без того нелегкое эмигрантское бытие. С другой - вехи жизненного и творческого пути Ивана Лукьяновича, особенно «до побега», представлены подчас весьма схематично, есть нестыковки по хронологии, фактические ошибки, иногда – к счастью, нечасто – и авторские домыслы. Последний упрек, впрочем, обусловлен особенностями жанра, который выбрал Никандров: беллетризированная биография.

Я знаю автора книги по переписке уже несколько лет. Более того, писал к его книге (будучи знаком лишь с ее фрагментами) предисловие, которое Нил оценил по достоинству. Издательство «Алгоритм», сделавшее заказ на предисловие, в итоге от его публикации отказалось. Редактор В. Г. Манягин сформулировал это так:

«Мы познакомились с Вашим текстом. Честно говоря, впечатление двоякое. Нам кажется, что для предисловия к книге он слишком политизирован. Дело в том, что вступая в полемику с теми или иными политическими силами, мы сокращаем, тем самым, круг потенциальных читателей. А так как «Алгоритм» - издательство коммерческое, то нам хотелось бы расширять, а не сужать этот круг…»

Воспринимаю данный отзыв как комплимент: значит, текст мой получился по-настоящему «солоневичевским». И не вижу никаких препятствия для того, чтобы сейчас, год спустя, воспроизвести то самое предисловие без малейших сокращений на страницах «Монархиста».

Все мои замечания фактического характера Никандрову известны, он обещал учесть их при подготовке второго издания своей книги. Но когда оно состоится – кто знает? Не принимает автор моих аргументов только по одному вопросу: я категорически отказываюсь верить, что у Лукьяна Михайловича Солоневича было две дочери от разных браков с одним именем Люба. Нил настаивает на своем, не приводя в ответ никаких доказательств, кроме ссылки на те же чекистские документы.

Но это все – частности. Несмотря ни на какие оговорки, хочется порекомендовать эту книгу для чтения всем монархистам. Хотя бы ради того, чтоб убедиться: того заряда бодрости и оптимизма, который Иван Лукьянович пронес через всю свою жизнь, многим из нас сегодня явно не хватает.

И. Воронин

Монархистъ № 66 - 67, 2009, АРХИВ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

И. Воронин

Иван Солоневич и идеология современных монархистов

Минуло более полувека с момента кончины Ивана Лукьяновича Солоневича. Однако и по сей день он остается одним из наиболее популярных авторов, которые пытались обосновать преимущества монархического образа правления по сравнению со всеми другими. В данном случае популярность является синонимом современности.

Профессор Иван Александрович Ильин (1883-1954) умер всего на год позже Солоневича. Его монархическая теория, изложенная в книге «О монархии и республике», увы, так и осталась незавершенной. К тому же монархизм «по Ильину» – это нечто непреходящее, вечное. А «нынешнее племя» равнодушно к академическим трудам и требует рецептов сиюминутных, понятных и практически применимых. Требует – и сегодня, по большей части, находит в работе Ивана Солоневича «Народная Монархия».

Эмигранты Ильин и Солоневич, вообще говоря, были антиподами. Кабинетный ученый и спортсмен, высланный из СССР и беглец из ГУЛАГа, теоретик и практик (причем оба не реализовавшиеся до конца) – поистине «лед и пламень не столь различны меж собой». Удивительно, но они не вели открытой полемики. Солоневич печатно, но скромно хвалил «Наши задачи». Ильин втихомолку – в основном, в переписке – резко осуждал «демагогические» приемы лидера народных монархистов.

Но история о том, как поссорились Иван Лукьянович с Иваном Александровичем, блекнет перед тем, как разнятся их «жизни после смерти».

Ильина цитируют президент Путин и великосветский режиссер Михалков, его прах буквально с воинскими почестями перезахоранивают в Донском монастыре, собрание его сочинений продолжает издаваться, и уже перевалило за двадцать томов. Короче говоря, он в «пантеоне».

Солоневич, как и при жизни, окружен «стеной отчуждения», он неудобен и тем, и этим. Однако и те, и эти пытаются спекулировать его идеями – для того, наверное, и существуют непризнанные гении. Кремлевские политтехнологи и клевреты батьки Лукашенко вовсю оперируют термином «народная монархия» - применительно, естественно, к режимам, которые олицетворяют их хозяева.

Зато не гнушается ссылаться на Солоневича лидер российских коммунистов Г. А. Зюганов. Что не столько удивительно, сколько возмутительно. Иван Лукьянович всю свою жизнь был последовательным антикоммунистом и даже утверждал: «Такие партии, как коммунистическая, должны быть запрещены законом. И караться не санитарными ссылками, а виселицей»...

Между тем, настоящее изучение народно-монархической идеологии, сформулированной Солоневичем, только-только начинается. В Царицыне (Волгограде) И. В. Тушканов защитил кандидатскую диссертацию о политико-правовом учении И. Л. Солоневича – первую, посвященную персонально нашему герою. В Петербурге с 2003 года Российский Имперский Союз-Орден и редакция газеты «Монархист» проводят ежегодные научно-практические конференции «Иван Солоневич – идеолог Народной Монархии». В 2007 году организаторы конференции объявили о создании Культурного фонда «Творческое наследие И. Л. Солоневича».

Обстоятельных и по-настоящему взвешенных исследований, посвященных «Народной Монархии», к настоящему моменту не появилось. На постсоветском пространстве книгу издавали с 1991 года уже пять раз (общим тиражом около 70 тыс. экземпляров), но ни разу не снабдили текст даже краткими комментариями. Конечно, чтобы всесторонне проанализировать главный труд Солоневича, надо быть одновременно и историком, и социологом, и философом. Специалистов столь широкого профиля просто не имеется в наличии.

Магистральные же пути для исследователей выглядят следующим образом.

Хорошо знавший всемирную историю И. Л. Солоневич, скорее всего, интуитивно чувствовал расплывчатость вводимого им в политический оборот термина. Незадолго до кончины в одной из статей он проявляет это сомнение: «Голос России» и «Тезисы», - пишет Солоневич, - были первой струей народной, всенародной, или, что звучало бы лучше, «Земской Монархии».

Чувство неудовлетворенности по отношению к «Народной Монархии», вообще, было главным – ранее совсем нехарактерным для Солоневича. «Мое личное мнение о «Народной монархии» сводится к следующему, - писал он в 1952 г. – Это есть совершенно необходимая работа, сделанная неудовлетворительно… Если я не ошибаюсь очень уж катастрофически, то в России она будет отвечать всей «тенденции развития» новой и по-настоящему национальной России. И вот именно поэтому я еще и еще раз обращаюсь с просьбой к нашим друзьям исправить все ее ошибки, описки и даже опечатки. Я не историк. Объем моей «эрудиции» очень разносторонен – от Клаузевица до Маркса – и от психоанализа до оккультизма. Но в исторической работе, какой по существу является «Народная монархия», моих знаний мне не хватает. И в этой работе могут быть ошибки. Их нужно исправить уже здесь, а не ожидать того, чтобы наши противники стали бы публично исправлять их в России. Первые два выпуска, «Основные положения» и «Дух народа», имеют очень общий характер, и в них фактические ошибки и пропуски очень маловероятны, хотя, может быть, есть и они. В дальнейших выпусках этих ошибок и пробелов будет больше. Их нужно ликвидировать уже здесь, чтобы к моменту падения пресловутого занавеса мы имели бы «катехизис», по мере возможности неуязвимый ни для какой критики…».

«Работа над ошибками», о которой писал Солоневич, не только не сделана по сию пору, но даже и не начата. А то, что фактические ошибки есть – это несомненно. Приведем только два примера. Но оговоримся, что авторство исправлений принадлежит не нам.

В первом случае, касающемся как раз второй части «Дух народа», о которой Солоневич не так сильно беспокоился, автор поправки остается неизвестным. В имеющемся у нас экземпляре издания 1958 г. есть пометка авторучкой, которая на поверку оказалась справедливой. У И. Л. Солоневича читаем: «Первое занятие Киева поляками случилось в 1069 году – в Киев ворвался князь Болеслав Храбрый и с трудом ушел оттуда живьем…». В действительности речь должна идти о другом Болеславе – по прозванию Смелый. Прозвища князей, конечно, очень похожи, отсюда и ошибка.

Второй пример – это уже описка, обнаруженная проф. И. А. Ильиным. «Иван Грозный и каялся и казнился, - написано в четвертой части «Народной Монархии». – А Алексей Михайлович организовал всенародное покаяние перед гробом убитого по приказу Грозного митрополита Филарета». Понятно, что имелся в виду Св. Митрополит Филипп (Колычев).

Вместо того, чтобы исправить подобные ошибки, издательство «Наша Страна» зачем-то вносило изменения в названия глав и частей, которые продолжают тиражироваться новыми издателями. Так, четвертая часть в первом издании (набор осуществлен при жизни Солоневича) называлась «Москва при первых Романовых», а во всех последующих (кроме четвертого издания, которое является репринтом) – просто «Москва». При том, что часть третья называется «Киев и Москва», это, по меньшей мере, странно. Аналогичная метаморфоза произошла с первой главой этой же четвертой части. Было: «Московская правительственная система», стало: «Московская система».

Составить исчерпывающий перечень ошибок и искажений авторского замысла и оформить их в виде примечаний к авторскому тексту «Народной Монархии» - дело чести современных монархистов.

Ведь не только к своим современникам, но и к ним обращался И. Л. Солоневич, когда писал свое политическое завещание:

«Народная монархия» не предназначена для легкого чтения… Ее нужно обдумать, и ее нужно проверить в бою или, по крайней мере, на стрельбище. Для этого есть только один путь – дискуссия. Другого пути нет. Когда наша идея победит, тогда будут нужны и просто исполнители. От победы мы еще далеки – трудно сказать, насколько именно… «Народная монархия» предназначается для того же, для чего в свое время предназначался «Капитал» Карла Маркса. Конечно, было бы хорошо издать все – тогда получилось бы по объему два Марксовых тома. Но это практически невозможно. В данном издании изложена только схема. Ее нужно разрабатывать и дальше. Ее нужно пропагандировать. Ее нужно проверять и исполнять: будет ведь когда-то время, когда можно будет издать все, и это «все» должно быть очень сильно исправлено и пополнено… Критикуйте «Народную монархию» в меру ваших сил, критика нам очень нужна. Непредусмотренный довод – это очень опасный довод. Ложный довод может быть убийственным: наши противники тоже не лыком шиты и наши сильные места они атаковать не будут – это аксиома всякой стратегии, в том числе политической. Это только в эмиграции можно гордо завернуться в свои юбилейные тоги и не пустить ни одного «оглашенного» и на порог, в России это будет невозможно… В первое время революции большевики говорили: «наше оружие – наше слово». Теперь времена изменились, слово стало нашим оружием. Научитесь им пользоваться».

Исправление ошибок – это только одна плоскость. Все-таки, повторимся, прошло пятьдесят лет, и «горячая» тогда публицистика нуждается в переводе на язык сегодняшнего дня. После революции 1917 года даже капитальная «Монархическая государственность» Л. А. Тихомирова отчасти утратила былое величие, ведь далеко не каждый способен прозревать сквозь века и видеть подлинную суть происходящих событий.

Актуализация идей Солоневича невозможна без их дальнейшего развития. В эмиграции у него был целый ряд единомышленников-апологетов: Борис Башилов, Николай Потоцкий, Михаил Спасовский и др. Но никто из них не пошел дальше проработки отдельных положений народно-монархической доктрины либо, еще скромнее, ее популяризации. О творческом развитии идей Солоневича не приходится говорить и применительно к постсоветской России. За одним-единственным исключением.

Анатолий Кузьмич Булев (1925-1992) не состоял ни в каких политических организациях, более того, пришел к народно-монархическим убеждениям после нескольких десятилетий скитаний по левацким идеологиям и советским лагерям (он умудрился отсидеть при всех вождях от Сталина до Горбачева и освободился по амнистии в 1987 году). Булев всю жизнь искал правду и нашел ее в «Народной Монархии» Солоневича.

Сам незаурядный публицист, эмоциональный и откровенный, Булев, в отличие от многих патентованных идеологов, среди главных причин несостоятельности современного монархического движения, называл сосредоточение усилий на возрождении старых сословных форм. «Не Монархия, но личная власть и властные привилегии былых сословий ставятся такими «монархистами» превыше всего и превыше власти Законного Государя, - писал он. - Что мы возрождаем: душу и жизнь нашего Отечества или уже мертвые и отброшенные формы прошлого? О службе ли Русскому Государю… помышляем мы, или утверждаем свое тщеславие и гордыню, помышляя «володеть и княжить» Его именем, предписывая Ему устройство, порядки, законы Его Царства?.. Разумеется, таковы не все сегодняшние монархисты, но… не в этом ли тупике остановился рост монархического движения? Не потому ли наше святое дело забуксовало в малочисленных группах-сектах сословных организаций?».

Булев искал пути недопущения катастроф, подобных революции 1917 года: «Необходимо… очищение (дренаж) среднего класса от выродившихся до паразитизма и прямого тунеядства субъектов». «Восстановленной монархии, - писал он, - нужны элитарные сословия, привилегированный средний класс – с гарантированной стабильностью общественного положения людей в нем. Народу, обществу, государству необходим офицерский корпус – новое дворянство. Заслуги подлежат награждению привилегиями, званиями, знаками отличия и т. п. Однако… такие привилегии ни в коем случае не должны принадлежать людям вечно-наследственно».

Устремленный в будущее, Булев разрабатывает систему «дренажа» служилого сословия, которая должна предотвратить его вырождение. «Заслуги и беспорочная служба вознаграждаются личным дворянством, а для тех, кто уже имеет его – потомственным… Предотвращение социальной энтропии требует недопущения наследования личного дворянства, в наследовании же потомственного, влечет приобретение прав на порядок ниже».

Иногда поверхностные критики упрекают Солоневича в том, что из Православия, Самодержавия и Народности он, следуя стопами ранних славянофилов, делал неоправданный крен в сторону последней части триединой формулы. На самом же деле, автор «Народной Монархии» просто восполнял пробелы русской национальной идеологии.

Православное вероучение о Богоустановленной Царской власти убедительно и исчерпывающе изложили Св. Филарет Московский до революции и Св. Серафим (Соболев) в эмиграции. Сущность Самодержавия, его уникальность раскрыл в наибольшей полноте Л. А. Тихомиров. Солоневич же ярко подчеркнул социальную роль Монархии как носительницы общенациональной идеи, чуждой сословной и классовой ограниченности.

Таков фундамент, на котором должны базировать свою идеологию современные монархисты. К сожалению, зачастую под монархическими лозунгами скрывается суррогат – нечто непроработанное или даже неполноценное.

В основе идеи Народной Монархии лежит принцип взаимного служения Царя и Народа, основанный на любви. Высшей формой Богоустановленного государственного устройства стала Легитимная Монархия. И, выбрав Монархию, Народ тем самым выбирает не внешнюю форму, а внутреннее содержание, всю систему монархических ценностей, все заложенные в ней основные принципы. Нелегитимная (не основанная на принципе Божественного права, не историческая и не наследственная) монархия – это уже не Монархия.

Легитимная Монархия в реальной жизни может существовать только как Народная Монархия. Подлинно Народная Монархия немыслима вне легитимности. В Народной Легитимной Монархии Божественное право и человеческое право делят первенствующее место с взаимными доверием и любовью. Закон и Благодать вместе, неслиянно и нераздельно, определяют бытие Монархии.

Сегодняшнее монархическое движение представляет собою настолько пестрый конгломерат организаций, что проще сказать, что никакого движения и вовсе нет. Особняком стоят легитимисты – верноподданные Главы Российского Императорского Дома Великой Княгини Марии Владимировны – пусть численно и невеликий, но монолит. Как сказано в Священном Писании, «много званых, но мало избранных» (Лк. 14, 24).

Организации «соборников» (то есть сторонников избрания Государя на Земском Соборе, не признающих прав на Российский Престол ветви Императора Кирилла Владимировича), возможно, собрали под свои знамена больше адептов. Но расплывчатость идеологии, а главное, попытка быть монархистами без монарха постоянно приводят их к трагикомическим мизансценам – вроде подготовки канонизации Царя Ивана Грозного и Григория Распутина, выдвижения в качестве одного из кандидатов на Престол внука маршала Жукова, тактических союзов с коммунистами и прочих малопривлекательных вещей.

Если посмотреть на два этих течения сквозь призму идей Солоневича, то увидим, что ни «соборники», ни легитимисты не воспользовались его наследием в полной мере, и в своих программных документах, наверное, даже сделали шаг назад, затормозив развитие русской монархической идеологии.

У «соборников», которые на Солоневича ссылаться очень любят, общего с автором «Народной Монархии» совсем немного. Вроде бы и они – за Земский Собор, и Солоневич всячески ратовал за реанимацию этого государственного института. Однако ни о каких «выборах Царя» Иван Лукьянович и помыслить не мог. Более того, он прямо говорил: «Выборная монархия у нас невозможна, и для нее нет абсолютно никаких оснований» и сам был верноподданным Великого Князя Владимира Кирилловича, хотя при жизни его отца, Императора Кирилла Владимира, и позволял себе некоторые фрондерские выпады в адрес членов Императорского Дома. И в эмиграции, кстати, очень многие проделали этот путь – от неприятия до верноподданнического служения (например, тот же проф. И. А. Ильин). Если на подобную эволюцию сегодняшние монархисты не способны, то монархисты ли они вообще?

В общем и целом отношение «соборников» к Солоневичу определяется их «плюрастической» идеологией. На одном полюсе – почти анафема за то, что, мол, «не понимал сущности Православия». На другом – попытка создать организацию с политической программой, слово в слово повторяющей Тезисы Народно-Имперского (штабс-капитанского) движения 1940 года выпуска, о которых сам Иван Лукьянович после Второй Мировой писал, что они устарели.

Все это, увы, не ново. Вот что писал Солоневич о таких горе-монархистах в 1950 году: «Есть монархические организации, уже десять лет подряд ведущие глубокий подкоп под главу Династии. Есть монархические организации, говорящие, правда, не совсем громко, о выборном царе, каком, почему, зачем, каким способом и на каком основании – неизвестно. Есть монархические организации, целиком построенные на том человеческом материале, который в эмиграции именуется жоржиками. Есть монархические организации, которые не могут издать никакой программы, ибо они – даже и они – понимают: их программа не будет приемлема ни для кого в мире, кроме, конечно, их самих».

Легитимисты более сдержанны в оценках народно-монархической идеологии. В результате чего идейно-политический ресурс в виде творчества Солоневич остается нереализованным в полной мере. Между тем, термин «Народная Монархия» присутствует в легитимистской идеологии уже в 1920-е гг. Официально он был объявлен в качестве сути новой Монархии Императором Кириллом Владимировичем: «Всем известны неоднократно возвещенные Мною основы, на коих будет воссоздаваться новая русская народная монархия», - писал он в своем Обращении от 15 мая 1929 года.

Безусловной заслугой Солоневича является очищение национально-монархической идеи от узко сословных дворянских интересов и западнических влияний. В то же время сегодня легитимистское движение во многом вращается вокруг дворянских собраний, утративших былое величие еще больше, чем их эмигрантские предшественники, столь яростно раскритикованные Солоневичем.

Конечно, нужно признать, что Иван Лукьянович Солоневич из всех классиков монархической идеологии остается самой неоднозначной фигурой. В полемическом задоре он мог «нагородить» лишнего и довольно редко признавался в собственных ошибках. Но представляется, что главный его вывод относительно будущего нашей страны все-таки справедлив: «Монархия в России будет Монархией Народной или ее не будет вовсе». Современные монархисты должны затвердить эту истину.

И.Воронин

Монархистъ № 66 - 67, 2009, АРХИВ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

Е.Лукашевский

Жизнь за царя

С благоговением вспоминая великий подвиг царственных мучеников отдавших жизнь за Православную Церковь и Великую Россию, мы не должны забывать тех замечательных людей, которые разделили с ними горечь ссылки, бесчисленные страдания и восшествие на Голгофу. При этом хотелось бы отметить, что для большинства из них эта Голгофа носила добровольный характер. Эти люди пожелали оставаться со своим возлюбленным монархом до конца, хотя многие из них хорошо представляли себе, каким должен быть этот конец.

Эти славные люди принадлежали к разным сословиям, имели разный уровень образования, неодинаковый взгляд на различные стороны жизни. Объединяло их одно – верность долгу и горячая любовь к Царю и его Августейшей семье, которую им посчастливилось узнать.

Вот их имена – доктор Евгений Сергеевич Боткин, горничная Государыни Анна Степановна Демидова, повар царской семьи Иван Михайлович Харитонов, лакей Государя Алексей Егорович Трупп. Они принял и мученическую смерть одновременно с Государем. Несколькими днями раньше были зверски убиты дядька Наследника престола Климентий Григорьевич Нагорный и служивший на Царской яхте «Штандарт» Иван Дмитриевич Седнев, а также сопровождавшие Государя от Царского села до Екатеринбурга граф Илья Леонидович Татищев и князь Василий Александрович Долгоруков. Несколько позднее смерть постигла двух замечательных женщин – гоф-лектрису Екатерину Адольфовну Шнейдер и фрейлину графиню Анастасию Васильевну Гендрикову. Чудом спаслись камердинер Государя Чемодуров, камердинер Императрицы Волков, няня царевен А.А.Теглева, баронесса С.Буксгевден. Иностранное подданство спасло жизнь учителям Цесаревича Пьеру Жильяру и Сиднея Гиббсу, до конца служивших своему царственному ученику. Близость к Августейшей семье сыграла немалую роль в том, уроженец республиканской Швейцарии Жильяр станет позднее монархистом, а приверженец англиканской церкви Гиббс, примет православие и станет иеромонахом, а позднее – архимандритом. Наконец, отметим, что ровно через сутки после гибели семьи Государя, в Алапаевске под Екатеринбургом, совершилась неслыханно зверская казнь Великой Княгини Елизаветы Федоровны, Великого Князя Сергея Михайловича, сыновей замечательного поэта В.К. Константина Константиновича ?К.Р.? Иоанна, Константина и Игоря и юного поэта князя Палей, сына В.К.Павла Александровича. С ними мученическую смерть претерпели верная спутница Елизаветы Федоровны монахиня Варвара ?Яковлева? и служащий В.К.Сергея Михайловича Ф.Ф.Ремез. Список этот можно было бы продолжить. Мы склоняем перед их памятью обнаженные головы. Остановимся лишь на именах наиболее известных, вошедших в историю верных слуг Царя.

Среди них первое место принадлежит замечательному врачу и истинному Человеку Евгению Сергеевичу Боткину. Уже одна только его фамилия заставляет вспомнить династию великих русских врачей, ученых и литераторов.

Он родился в Царском Селе, где выросли дочери Государя Императора. Отец его Сергей Петрович Боткин, лейб-медик, именем которого названы знаменитые «Боткинские бараки». Получил блестящее домашнее образование. Учился на физико-математическом факультете Петербургского университета, а затем в Военно-медицинской академии, которую закончил с отличием. Служил в Мариинской больнице для бедных. 22-х лет был командирован в Германию, где слушал лекции невропатологии, детским болезням, акушерству и другим дисциплинам. Некоторое время служил врачем при Придворной певческой капелле, которой руководил М.А.Балакирев. С 1904 г. назначен на должность Главноуполномоченного по медицинской части в действующей армии. Оставив дома жену с четырьмя детьми, отправился на фронт. Проявлял величайший гуманизм по отношению к солдатам не только русским, но и японскими. Замечательны его слова: «В отношении врача к больному никогда не должно быть суровости, он не должен забывать, что перед ним больной человек, Нередко страдающей от своей нервной болезни, не менее, чем другой от физической , и заслуживающий по этому сердечного внимания и участия».

По желанию Государыни 15 апреля 1908 г. его назначили ее личным лейб-медиком. При нем остались дети и его младший сын, Глеб, стал другом Цесаревича, его ровесника. Полюбили его и Великие Княжны. «Моя любовь к ним – говорил он об Императоре и членах его семьи – и преданность безграничны… Своей добротой Они сделали меня рабом Своим до конца дней моих».

Когда Временное правительство отправило Царскую Семью в Сибирь, вместе с ней поехал и доктор Боткин. Жизнь в Тобольске была более свободной, чем в Царском Селе. Местные жители оценили доброго и великодушного доктора и часто приглашали его к себе для лечения или за советом. При этом доктор ни с кого не брал платы. В то же время он делал все, чтобы добиться у властей возможности максимально облегчить страдания больного наследника. «Ребенок должен быть определен в больницу! Я не имею больше лекарств и перевязочного материала. Нынешние господа положения должны быть гуманны хотя бы к детям!» - резко заявил он Председателю облисполкома Белобородову. Но у этого «гуманиста» были уже свои планы и относительно больного ребенка и относительно всех узников Ипатьевского дома. Был у него план и в отношении известного всему просвещенному миру России, доктора Боткина. «Доктор революционный штаб решил выпустить вас на свободу…Вы можете возглавить больницу в Москве или открыть собственную практику. Вас никто не посмеет тронуть… К чему вам жертвовать собой, доктор? Вы же всегда придерживались либеральных взглядов?». «В молодости я был даже атеистом. Но Господь наставил меня на путь Свой…человек верующий не может не быть монархистом Я благодарен вам за то, что вы озабочены моей судьбой. Но помогите этой несчастной семье, которая не ропщет и несет свой крест… В том доме, откуда вы меня привели сюда, живут великие души России, которые облиты грязью политиков!».

Лейб-медик предчувствовал свою гибель, но хотел изменить Государю. В ночь на 18 июля он был убит двумя выстрелами в подвале Ипатьевского дома. Тело его вместе с телами других мучеников было сожжено в страшной Ганиной яме. От него остались только отрезанный палец, зубная коронке и разбитое пенсне. Дворянин, лейб-медик, кавалер пяти российских и одного болгарского ордена погиб не изменив своей присяге.

Другой верный царский слуга – матрос с императорской яхты «Штандарт» Климентий Григорьевич Нагорный, дядька Цесаревича Алексея. Нагорный – какая прекрасная христианская фамилия. «Щирый украинец», уроженец села Пустоваровка Киевской губернии, он мог бы спокойно жить на своей родине и даже служить под штандартами гетмана Скоропадского, но единожды принятая присяга и любовь к Наследнику заставляют его до конца пройти путь служения Царской Семье. Прекрасно сказал о нем поэт С.С. Бехтеев, знаменитый «Царский гусляр»:

Пройдет свободы хмель позорный,
Забудет Русь кровавый бой…
Но будет жить матрос Нагорный
В преданьях родины святой».

Вместе с Е.С.Боткиным он будет сопровождать Царскую Чету с Великой Княгиней Марией Николаевной из Тобольска в Екатеринбург. По указанию революционных властей Царственные узники должны будут сами нести тяжелый груз. Мужественный и благородный матрос пытался взять в руки тяжелый чемодан Марии Николаевны, но получил удар по лицу от зарвавшегося хама. Ему не разрешили жить в «доме особого назначения», через несколько дней он был расстрелян.

Вместе с ним 10 июля ?1918 г.? погибли близкие к Государю люди – генерал граф Илья Леонидович Татищев и «всегда далекий от политики», князь Василий Александрович Долгорукий, Валя, как ласково называл его Государь. «Вся их вина», как любили в хрущевско-брежневские времена писать о свободолюбивых бандитах и террористах, заключалась в том, что эти «аполитичные» люди просто хотели оставаться с Государем до последнего часа. «Я желал бы только одного, чтобы меня не разлучали с Государем и чтобы дали умереть вместе с ним» – говорил Татищев Пьеру Жильяру. Их вывели за кладбище и расстреляв, даже не зарыли.

В числе погибших в Ипатьевском доме был и Иван Михайлович Харитонов, занимавший скромную должность повара. После февральского переворота он заменил метрдотеля Императорской кухни Кюба,.эмигрировавшего из России. Поварскому искусству Иван Михайлович обучался в Париже. Находясь в ссылке, он давал уроки хлебопечения юным Царевнам. Он делал все возможное, чтобы ничтожными средствами порадовать своих высоких хозяев. Часто утешал их в грустные минуты. Он был среди тех, кто находился в страшном подвале и одним из первых умер под пулями убийц.

Одновременно с ним погиб и Алексей Егорович Трупп, белорус –католик из латгальской деревни Колногово. Имя Алоизия Труппа редко вспоминается в истории. Лакей – и есть лакей. В русской литературе упоминаются в лучшем случае смешные, ленивые и глуповатые персонажи, ?за исключением пушкинского Савельича и чеховского Фирса?. Тем более необходимо отдать должное верному Царскому слуге, лишенному показного героизма, но зная, что его ожидает до конца исполнявшему свою негероическую должность при Царской Семье. Не забудем же этого простого и благородного человека.

В числе верных слуг Царя мы видим и трех женщин, также принадлежащих к разным социальным кругам. Камеристка или по-русски, комнатная девушка Императрицы Анна Степановна Демидова, простая женщина, о которой мы также практически ничего не знаем, видимо, не имела своей семьи, которую ей заменяли Государыня и Ее дочери. Нюта, как ласково звала ее Государыня подобно большинству сопровождавших Царскую Семью, природным героизмом не отличалась. «Я так боюсь большевиков, мистер Гиббс – признавалась она. – Я не знаю, что они с нами могут сделать». В страшную июльскую ночь, она в ужасе металась по подвалу, защищаясь от пуль извергов подушкой. Видимо попавшие в нее пули отскакивали от бриллиантов, которые она пыталась сохранить для относительного благополучия своих любимых людей. Известно, что она была высокого роста. Труп ее даже приняли за тело Императрицы. На долю этой совершенно безвинной девушки выпали самые страшные муки. Остается только удивляться, почему эти изверги не могли в последний момент, разрешить ей покинуть это страшное место. Может быть садистам, подобным Ермакову, до пятидесятых годов выступавшему перед пионерами с лекциями о расстреле Царской Семьи, эти страдания доставляли особое удовольствие. Да Нюта не была героиней Ее невозможно сравнить с Софьей Перовской с «героическим» фанатизмом, убивающей не только Царя-Освободителя, но и многих «случайных» людей, оказавшихся на месте жестоко и подлого акта, а затем испытывающей мазохистское наслаждение, от предвкушения справедливого наказания за преступление « во имя народа». Но то, что совершила эта скромная и любящая девушка не должно быть забыто.

Екатерина Адольфовна Шнейдер долгое время состояла учительницей русского языка при Великой Княгине Елизаветы Федоровны, а позднее граф Фредерикс создал для нее должность гофлектрисы ?придворной чтицы? при Государыни. Она отличалась удивительной преданностью Государыне и Царским детям, которым она преподавала все предметы, когда они были еще маленькими. Она отличалась величайшей добротой и ровным характером. С момента заточения Царской Семьи и до последних дней, она оставалась при ней.

Горячо любила Царскую Семью и графиня Анастасия Васильевна Гендрикова, Настенька, как называла ее Государыня, по-матерински относившаяся к своей фрейлине, оставшейся сиротой. Ее мать старая фрейлина несколько лет тяжело болела и умирала в тяжких муках. Императрица своими молитвами стремилась облегчить ее страдания. Молодая графиня всю свою любовь к родителям перенесла на Царскую Семью.

4 сентября, ночью А.В.Гендрикова, Е.А.Шнейдер, камердинер Государыни А.А.Волков вместе с восьмью другими арестованными вывели за город к ассенизационным полям под конвоем 33 палачей. Камердинеру удалось сбежать, остальных же привели к валу и дали по ним залп. Экономя патроны, палачи добивали свои жертвы прикладами. Гоф-лектриса была поражена пулей в сердце. Графиня была убита страшным ударом по черепу. Тела их были опознаны и похоронены на кладбище напротив тюремной камеры в Перми, где они провели последние дни. Русская Православная Церковь причислила к лику святых верных Царских слуг вместе с Царской Семьей.

Память о них будет вечно жить в сердцах православных христиан.

Е.Лукашевский