НАШ АРХИВ

001-small.gif (28228 bytes)

№ 35

Санктъ-Петербургъ

годъ 1998

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

СОДЕРЖАНИЕ:
Михаил Кулыбин:

ПАРТИЯ ИЛИ ДВИЖЕНИЕ. Вопрос о том, какая организационная форма более соответствует православно-монархической идеологии и более эффективна в конкретной ситуации на политической арене России, отнюдь не нов. Дилемма - партия или движение - стояла на повестке дня еще у национально-консервативных организаций Российской Империи начала нашего века.

ДЕПУТАТЫ ГОСДУМЫ О МОНАРХИИ И НЕ ТОЛЬКО. Наш корреспондент провел небольшой опрос среди депутатов Государственной Думы. Был предложен лишь один вопрос: “Как Вы относитесь к Монархии и перспективам ее восстановления в России?” Думцы, отдадим им должное, со всей серьезностью и пониманием отнеслись к поставленной проблеме, некоторые из них, наиболее словоохотливые, даже затронули ряд тем, вроде бы напрямую Монархии не касающихся. А общение с членом компартии, проявившим, как ни странно, к этой теме живой интерес, даже невольно вылилось в небольшую дискуссию. И нам показалось интересным дать возможность высказать свои мнения представителям ведущих фракций Госдумы в наиболее полном объеме, так что они публикуются почти без сокращений. Судя по ответам двух депутатов-“яблочников” в каждой отдельно взятой парламентской фракции единого мнения по интересующему нас вопросу еще не сложилось. Возможно, его обсуждение не за горами. Итак, слово — парламентариям.

Евгений Лукашевский:

К.П.ПОБЕДОНОСЦЕВ О ПАРЛАМЕНТАРИЗМЕ И ДЕМОКРАТИИ. В истекшем году исполнилось 170 лет со дня рождения и 90 лет со дня смерти выдающегося государственного деятеля России, видного религиозного и политического мыслителя Константина Петровича Победоносцева (1827-1907). Трудно найти в истории России другую фигуру, которая и при жизни, и после смерти вынесла бы столько нападок со стороны представителей самых различных общественных кругов и философско-политических течений. Либералы всех мастей, поэты-декаденты, публицисты-народники, не говоря уже о представителях откровенно революционного крыла русской (и не только русской) интеллигенции, не жалели слов, чтобы очернить мужественного защитника Православной веры, Российской государственности и Русского народа. Более того, далеко не все представители отечественной консервативной мысли однозначно положительно оценивали деятельность этого незаурядного человека.

Николай Кусаков:

ВЕЛИКИМ ПОСТОМ. Перед наступлением Великого поста — масленица. Веселились в меру и без меры. Особенно грандиозным бывал бал в Прощеное воскресение. Последнее воскресение масленицы. Гремели оркестры, сверкали уставленные яствами столы, весельем искрились улыбки дам, и жизнерадостный смех юности заставлял забывать о завтрашнем дне.

Протоиерей Михаил Ардов:

ФАЛЬШИВАЯ СИМФОНИЯ. Греческое слово “симфония” в русском языке означает не только определенный музыкальный жанр и вообще гармоническое сочетание звуков, но и благотворное сосуществование и взаимодействие государства и Христианской религии, а точнее говоря, союз Империи и Церкви.

ПРОПИСНЫЕ ИСТИНЫ.
В. О. Ключевский

Республиканцы в монархиях – ...;   монархисты в республиках – ...

Монархистъ № 35, 1998, АРХИВ

К СОДЕРЖАНИЮ                                                                                                               НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

Автор: Михаил Кулыбин

 

ПАРТИЯ ИЛИ ДВИЖЕНИЕ

 

Вопрос о том, какая организационная форма более соответствует православно-монархической идеологии и более эффективна в конкретной ситуации на политической арене России, отнюдь не нов. Дилемма - партия или движение - стояла на повестке дня еще у национально-консервативных организаций Российской Империи начала нашего века.

При решении этого вопроса необходимо исходить из двух предпосылок: идеологической и практической, первая из которых говорит о нашем стратегическом отношении к этой проблеме, а вторая определяет тактические нюансы, исходя из реалий сегодняшнего дня.

Итак, насколько партийность органична для православно-монархического мировоззрения? Общеизвестно, что слово “partia” означает по-латыни “часть”. Таким образом, политическая партия — есть часть общества, объединенная какими-то групповыми (сословными, классовыми, национальными, религиозными и др.) интересами, созданная для отстаивания этих самых интересов, пусть даже они и противоречат нуждам всего общества, народа, государства в целом. Монархический же образ правления предполагает определенное общенациональное единство, в котором выпячиванию эгоистических групповых интересов нет места. Монарх — есть правитель надклассовый, надсословный и, в силу своего независимого положения, обладающий возможностью действовать исходя из интересов всего общества. Следовательно, партийщина чужда самой сути монархической государственности.

В то же время, на данный исторический момент, монархисты и им сочувствующие представляют собой ту самую часть (причем часть весьма немногочисленную!) нашего российского общества. Соответственно, и они отстаивают свои групповые, так сказать, “субъективные” религиозно-политические взгляды. В данном случае слово “партия” (не как конкретная организация, но как концепция маргинального мировоззрения) достаточно четко определяет сущность незначительной прослойки современных российских монархистов.

Кроме того, четкая, хорошо скоординированная структура, имеющая дисциплинированных, активных, умеющих отстоять свою правоту соратников, обладающая конкретной идейно-политической доктриной, продуманной программой действий и единым руководством, имеет несомненное практическое преимущество перед рыхлым, раздробленным на кружки и группировки движением. Организация значительно более работоспособна, деятельность ее целенаправленна и многообразна.

Итак, партия сильнее движения в такой же мере, как удар кулаком сильнее удара раскрытой пятерней. Но это — в теории; для практической реализации преимуществ партийной организационный структуры нужны, как минимум, два фактора: во-первых, грамотное, авторитетное руководство, полномочия которого признаются и поддерживаются всеми членами партии; а во-вторых, пресловутая, но от этого не менее необходимая, материально-техническая база организации. Без этого наладить четкую деятельность партия не может.

На сегодняшний день, мы не имеем ни первого, ни второго. Отсутствие финансовых и технических возможностей усугубляется наличием массы по сути дела уже дискредитировавших себя кандидатов в “вожди”, “фюреры”, “наполеоны”. При таком положении дел, естественно, возобладали негативные черты, присущие партийному принципу: внутрипартийные и межпартийные склоки, при которых свои же единомышленники рассматриваются в качестве конкурентов в борьбе за власть в организации или на политической арене. Полдюжины “всероссийских” монархических организаций численностью по нескольку десятков человек, сколоченных “под себя” их лидерами, каковые все свои усилия употребляют на поливание грязью друг друга и подавление внутренней оппозиции новой популяции “кандидатов в вожди” — вот что представляет из себя нынешнее монархическое движение, строившееся по партийному принципу.

К сожалению, опыт открытой деятельности монархического движения за последние восемь лет показал, что сами монархисты оказались не готовы к созданию нормальной организационной структуры. Мы не смогли наладить нормальную работу с населением, не сформировали четкой идейно-политической доктрины, не организовали выпуск периодических изданий и пропагандистской литературы, не сумели даже выделить из своей среды серьезных и уважаемых лидеров.

В сегодняшней обстановке монархисты должны оставить мечты о создании какой-то здоровой, мощной политической структуры. Пусть наше движение будет раздробленно и аморфно, пусть каждая группа делает то, что считает нужным, пусть провинциальные группы перейдут на автономное существование... Главное при этом — прекратить споры и склоки между собой и направить все усилия на проведение позитивной работы с населением. Бог даст, в перспективе из этого многообразия групп и кружков сформируется структура, возглавляемая достойными людьми, способными преобразить рыхлое движение в нормальную, работоспособную партию.

 

Михаил Кулыбин

Монархистъ № 35, 1998, АРХИВ

К СОДЕРЖАНИЮ                                                                                                               НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ
 

ДЕПУТАТЫ ГОСДУМЫ

О МОНАРХИИ И НЕ ТОЛЬКО

 

Наш корреспондент провел небольшой опрос среди депутатов Государственной Думы. Был предложен лишь один вопрос: “Как Вы относитесь к Монархии и перспективам ее восстановления в России?” Думцы, отдадим им должное, со всей серьезностью и пониманием отнеслись к поставленной проблеме, некоторые из них, наиболее словоохотливые, даже затронули ряд тем, вроде бы напрямую Монархии не касающихся. А общение с членом компартии, проявившим, как ни странно, к этой теме живой интерес, даже невольно вылилось в небольшую дискуссию. И нам показалось интересным дать возможность высказать свои мнения представителям ведущих фракций Госдумы в наиболее полном объеме, так что они публикуются почти без сокращений. Судя по ответам двух депутатов-“яблочников” в каждой отдельно взятой парламентской фракции единого мнения по интересующему нас вопросу еще не сложилось. Возможно, его обсуждение не за горами. Итак, слово — парламентариям.

 

Михаил МЕНЬ (“Яблоко”):

Я считаю, что Монархия — одна из форм управления государством, в общем-то приемлемая, могущая существовать. Другое дело - в каком виде. Но сейчас мы этот вопрос не обсуждаем. Я считаю, что на сегодняшний день немножко рано об этом говорить, потому что общество расколото, и для многих людей сейчас это будет очень трудно восприниматься. Они вот выбрали “царя” — Бориса Николаевича Ельцина, и то не могут воспринять никак. А если им еще скажут, что приедет ими управлять мальчик из-за границы... Это дальнейший раскол в обществе. На сегодня это так. А дальше будет видно.

Сейчас очень сложное положение для людей, которые придерживаются монархических убеждений, потому что недаром из Кремля повеяло этой идеей. На мой взгляд, это очень опасно для идеи Монархии. Сегодня все, что идет из Кремля, это: “хотелось как лучше, а получилось как всегда”. И если эта идея будет раскручиваться из администрации президента, из структур нынешней исполнительной власти, то это может дискредитировать идею полностью. Вам нужно быть очень осторожными.

 

Сергей ШАШУРИН (“Народовластие”):

О Монархии?.. Пятьсот лет самодержавной направленности в экономике не дают возможности разрывать единый экономический цикл. Я имею в виду трубопроводы, большие металлургические заводы, железные дороги, миллионные птичники вокруг каждого города, колхозы и совхозы в сельском хозяйстве. Нет в настоящий момент средств всю эту инфраструктуру менять. Значит волей-неволей - с Петра I это пошло, и потом было при социализме - мы приходим к идее централизованного командования.

Вместо Госплана и Госснаба должен был выстроиться какой-то государственно-частный конгломерат. Этого сделано не было. Была введена еще до Гайдара, и при Гайдаре развилась, лжефинансовая система. Через НДС, через коммерческие банки стягивание в “центр” денег. И при помощи бумаги пытались управлять государством. Ободрали периферию, стали закупать все на Западе. Это дало результат - развал нашей экономики. И уже такие монополисты, как “Газпром”, РАО “ЕЭС”, беря только дефицитный товар, перекрыли всем другим отраслям жизнь - через энергетику.

Отсюда напрашивается вывод: что должно быть в России? Политическая и экономическая власть должна быть сосредоточена в одном лице. Но в здравом лице, понимающем все проблемы жизни, начиная с сельского хозяйства, сырьевой базы и промышленности. Пока нам с правителями не везет — сплошь идиоты.

 

Михаил СЕСЛАВИНСКИЙ (НДР):

А как может относиться к Монархии человек, у которого в рабочем кабинете в Государственной Думе висит портрет Государя Императора Николая II? Естественно, положительно. Более того: многие, наверное, об этом знают, сейчас во властных структурах активно прорабатывается вопрос, чтобы каким-то образом привлечь внимание граждан к проблеме существующих Наследников, к Великокняжеской Семье, придании ей определенного статуса. Нужно попытаться хотя бы для начала сформировать общественное сознание таким образом, чтобы люди задумались над тем, почему страна, которой триста лет правили Романовы, умела преодолевать все невзгоды и постоянно улучшать свою жизнь, расширять свои границы и становиться все более и более сильным государством. И почему после ликвидации Самодержавия это же государство с каждым десятилетием все глубже падало в пропасть и обрушивало репрессии на своих граждан.

Я думаю, что проблема восстановления Самодержавия на Руси — достаточно сложная. Если она будет решена, потребуется несколько десятилетий. Но то, что уже сейчас надо каким-то образом первые шаги совершать, для меня это очевидно.

 

Валерий ТАРАСОВ (КПРФ):

Если одним словом — отрицательно. Потому что изменилась эпоха, ощущения, отношения. Россия сегодня испытала все: начинала как бы от Христа, со своими куполами, со Святой Русью, пережила все исторические катаклизмы, ощутила в себе сатанизм и сегодня находится в поиске другого действия.

Несколько лет назад на вопрос о восстановлении Монархии я, может быть, ответил бы и утвердительно. Может быть, и в будущем так отвечу. Но не сегодня. Если рассматривать развитие страны, скажем, в системе конституционной Монархии, то для того, чтобы эта система получилась, необходима система сословий. Сегодня ее нет. Решить проблему волевым путем введения Монархии - немножко очень сомнительная и смешная вещь.

Все почему-то считают, что управлять страной очень просто. Сам Ленин начинал с того, что “кухарка управляет государством”, это была очень простая формула. Да и сегодня президент считает все делом простым: пришел, сказал, выругал, наказал и ушел. Такое ощущение, что он не является высшим исполнительным органом в России. Монарх — если брать его в классической формуле — это человек, который не только жизнью, но своим родом отвечает за положение дел в стране. Но это при условии сохранения соответствующей системы, атрибутики. Все это разрушено. Поэтому я категорически против, например, решения проблемы возвращения в Россию Великой Княгини. На мой взгляд, это карнавал.

А как же восстановление элементарной справедливости. Разве справедливо было в свое время выгонять и отбирать?

Выгонять, отбирать труд народа, который был присвоен, — это справедливо. Потому что во всех странах был один и тот же лозунг.

И убивать Царскую Семью, детей — справедливо?!

Это еще нужно очень активно доказать. Так же как мы говорим: “Соловки, политзаключенные...”. Вот если бы Вы взяли интервью с теми, кто там сидел, а не с теми, кто был около и пытался ощущать, что это очень плохо, Вы бы ощутили ту правду, которая была. Те, кто сидел, как раз говорят о советской власти с очень большой буквы, со знаком плюс.

Поэтому, когда, как Говорухин в своем фильме, утверждают: “Ах, какая была Россия!” — это все иллюзия. Она была нищая, обездоленная, разоренная и невостребованная. И дело не в том, что четыре тысячи большевиков всколыхнули всю страну, а действительно призрак коммунизма бродил по Европе. Возникали новые отношения, которые Россия не взяла в основу. И сегодня развитие Европы и обновление капитализма происходит только за счет того, что Россия взяла на себя хомут этого большого, как бы классического эксперимента.

Но мы сейчас говорим о Монархии. Нужно решить проблему сословий, за восстановление которых я лично ратую (хотя мои товарищи по партии и против). Сегодня надо создать в нации элитарный слой людей, которые говорят, думают по-русски, являются христианами, воспитанными Православной верой. Тогда можно из этой категории взять Монарха. Созвать большой собор, как это раньше делалось, и указать перстом на того человека, который сможет создать новый род. Такой вариант возможен, но сегодняшний, связанный с возвращением Великой Княгини, — я считаю пустой тратой времени. Народ как совокупность людей, живущих исходя из прожитого, не даст этого сделать.

 

Александр ШИПОВ (ЛДПР):

- Я думаю, что идея воссоздания Российской Империи — это идея очень хорошая, может быть, единственная, которая сейчас может сплотить российский народ. Что касается конкретно Наследников Престола, то я думаю, что разговор об этом — это дело будущего, потому что Дом Романовых терпел различные изменения и главное из них то, что последние поколения их живут в изгнании. В связи с этим их взгляды на Россию могут быть не совсем адекватными. Национальной концепцией России всегда было единение вокруг трех столпов: Православия, Самодержавия и Народности.

 

Станислав ГОВОРУХИН (“Народовластие”):

— Да я не возражаю против Монарха. Потому что эти идиоты во главе страны уже, честно говоря, надоели. Но... Россия не готова к решению этого вопроса сегодня. Это вопрос десятилетий.

Почему?

- По многим причинам. Не забывайте, что все-таки восемьдесят лет долбили и продолжают вдалбливать (сейчас уже, конечно, в меньшей степени) о том, что наши Цари были сплошь пьяницы, развратники, угнетали народ и прочее. Это так просто не выбьешь, нужно, чтобы родилось новое поколение. Вот лет через десять, я думаю, самое время будет говорить о возрождении Монархии. Она же может быть и как символ, не обязательно Царь должен править, это может быть конституционная Монархия. Я думаю, это правильно было бы. Я просто на эту тему никогда не говорю, потому что хорошо знаю свой народ, много езжу. Знаю, что абсолютно к этому не готова страна.

 

Владимир ЛУКИН (“Яблоко”):

- Я, как историк, о монархической теме думаю очень хорошо, люблю читать, интересуюсь и все прочее. Введение в России Монархии считаю крайне непрактическим делом. Все.

 

Монархистъ № 35, 1998, АРХИВ

К СОДЕРЖАНИЮ                                                                                                               НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ
Автор: Евгений Лукашевский

 

К.П.ПОБЕДОНОСЦЕВ

О ПАРЛАМЕНТАРИЗМЕ

И ДЕМОКРАТИИ

 

В истекшем году исполнилось 170 лет со дня рождения и 90 лет со дня смерти выдающегося государственного деятеля России, видного религиозного и политического мыслителя Константина Петровича Победоносцева (1827-1907). Трудно найти в истории России другую фигуру, которая и при жизни, и после смерти вынесла бы столько нападок со стороны представителей самых различных общественных кругов и философско-политических течений. Либералы всех мастей, поэты-декаденты, публицисты-народники, не говоря уже о представителях откровенно революционного крыла русской (и не только русской) интеллигенции, не жалели слов, чтобы очернить мужественного защитника Православной веры, Российской государственности и Русского народа. Более того, далеко не все представители отечественной консервативной мысли однозначно положительно оценивали деятельность этого незаурядного человека.

Судьба К. П. Победоносцева сама по себе очень поучительна, как яркий пример блестящей карьеры, сделанной выходцем из средних слоев общества в условиях “феодально-абсолютистской” и “дворянско-помещичьей” России XIX века. Карьеры, сделанной не дворянином и не помещиком, но человеком умным, образованным, старательным и горячо любящим ту самую Россию22, на которую многие выходцы из “дворянских гнезд” возвели столько злой клеветы. Внук уездного священника и одиннадцатый сын профессора Московского университета, он имел лишь одну привилегию, связанную со служебным положением отца — право поступления в Училище правоведения, которое закончил в 1846 г. Вся его дальнейшая карьера явилась результатом его способностей, труда и добросовестности. Служба в Сенате, а затем преподавательская работа в Петербургском университете были начальными шагами его большой политической деятельности. Позднее в письме к Государю Николаю II он скажет о себе: “По природе нисколько не честолюбивый, я ничего не искал, никуда не просился, довольный тем, что у меня было... Не искал никакой карьеры... но не отказывался, когда был в силах, ни от какой работы”.

К середине 60-х годов К. П. Победоносцев уже профессор права, действительный член Московского Императорского общества истории и древностей Российских, автор многих трудов по истории русского права. Не случайно, когда встал вопрос о назначении наставника Наследнику Цесаревичу Николаю Александровичу, выбор пал на Победоносцева. После скоропостижной смерти Цесаревича, новый Наследник — Великий Князь Александр Александрович — сам избирает себе воспитателем Константина Петровича. В 1868 г. за опубликование “Курса гражданского права” и государственную деятельность он пожалован званием сенатора. Позднее он станет и действительным тайным советником, и статс-секретарем, и членом Государственного Совета. С 1880 по 1905 г. он является бессменным обер-прокурором Святейшего Синода Русской Церкви. Он же преподает гражданское право Государю Николаю Александровичу в бытность Его Престолонаследником.

В высших аристократических и придворных кругах к К. П. Победоносцеву относились настороженно, а иногда и явно недоброжелательно. Для многих он был “плебеем”, “выскочкой”, осмелившимся вторгнуться в сферы, доступные, обычно, лишь по праву рождения. Но не так считали Русские Государи. Александр III и Николай II решительно пресекали все интриги вокруг “худородного” сановника, прислушиваясь к его советам зачастую больше, чем к мнению знати.

В нашу задачу не входит подробное рассмотрение многогранной деятельности Победоносцева на ниве государственной политики. Она сложна и противоречива, как и та эпоха, в которую он жил. Деятельность этого неутомимого защитника Монархии и Церкви еще ждет своего беспристрастного исследователя. Не станем анализировать и его религиозно-философские взгляды; они не отличались особой оригинальностью и вполне укладывались в рамки позднего славянофильства. Гораздо больший интерес представляют политические и правовые воззрения Константина Петровича, ибо здесь он выступает как специалист высшего класса и проявляет высшую степень самобытности суждений.

Впрочем, сегодня многие высказывания К. П. Победоносцева вряд ли могли бы кого-то особенно удивить. В условиях всемирного шествия демократии ее язвы становятся более чем очевидны. Но в условиях России конца XIX в., для образованного человека не быть демократом или хотя бы либералом означало обрести судьбу изгоя, получить кличку ретрограда, мракобеса, инквизитора. Лишь прямая поддержка Государей ограждала Константина Петровича от явных нападок. И это при том, что Победоносцев был одним из образованнейших людей своего времени; достаточно сказать, что он был почетным членом Французской академии, нескольких крупнейших университетов, переводчиком целого ряда научных и богословских трудов.

Общественно-политические взгляды К. П. Победоносцева в основном сформулированы в изданном им в 1896 г. “Московском Сборнике”. В этой книге он с неумолимой логикой развенчивает кумиры новейшей европейской политической мысли; прежде всего такие, как парламентаризм, демократия, прогресс. Отметим, что вскоре после выхода в свет “Московского Сборника” одна серьезная французская газета рекомендовала своим читателям ее перевод следующим образом: “Книгу эту надо прочесть, во-первых, потому, что г. Победоносцев думает глубоко, во-вторых, потому, что он думает иначе чем мы и, в-третьих, потому, что Император Николай II и Его народ думают как он”.

В своем труде Константин Петрович критикует умеренно-либеральный взгляд на нашу историческую судьбу, согласно которому Россия ЕЩЕ не созрела для демократии и парламентаризма в его современном понимании. Он подходит к этому вопросу no-существу: а нужны ли демократия и парламентаризм России? Более того, нужны ли они вообще? Эти идеи он считает “великой ложью нашего времени”: “История свидетельствует, что самые существенные, плодотворные для народа и прочные меры и преобразования исходили от центральной воли государственных людей, или от меньшинства, просветленного высокой идеей и глубоким знанием; напротив того, с расширением выборного начала происходило понижение государственной мысли и вульгаризация мнения в массе избирателей”.

Основное зло парламентского правления К. П. Победоносцев видит в том, что на выборах к власти приходят не лучшие люди, а наиболее “честолюбивые и нахальные”. Масса населения, по мнению мыслителя, не способна к широким обобщениям, основанным на фактах изучения жизни, и бессильна в области законодательства. Она охотно подчиняется красноречивым демагогам, увлекающим ее за собой безответственными призывами. “При крайней ограниченности ума, при безграничном развитии эгоизма и самой злобы, при низости и бесчестности побуждений, человек с сильной волей может стать предводителем партии и становится тогда руководящим, господствующим главой кружка или собрания, хотя бы к нему принадлежали люди, далеко превосходящие его умственными и нравственными качествами”. Люди же долга и чести, считает Победоносцев, по большей части, не красноречивы и не способны “нанизывать громкие и пошлые фразы”. Они “раскрывают себя и силы свои в рабочем углу своем или в тесном кругу единомысленных людей”.

Избирательная борьба особенно опасна в многонациональных странах. Здесь честолюбивые кандидаты “во власть” готовы пойти на все, чтобы завоевать доверие со стороны “малых народов”, даже ценой развала самого государства. Сепаратистские устремления представителей отдельных народов неограниченная монархия может с успехом преодолевать, причем не столько силой, сколько разумной имперской политикой. “Но демократия не может с ними справиться, а инстинкты национализма служат для нее разъединяющим элементом: каждое племя из своей местности высылает представителей — не государственной и народной идеи, но представителей племенных инстинктов, племенного раздражения, племенной ненависти — и к господствующему племени, и к другим племенам, и к связующему все части государства учреждению”.

Уже сто лет назад мыслитель предвидел, к чему, в конечном счете, должен привести демократический парламентаризм. “Вместо неограниченной власти монарха мы получает неограниченную власть парламента, с той разницей, что в лице монарха можно представить себе единство разумной воли; а в парламенте его нет, ибо здесь все зависит от случайности, т.к. воля парламента определяется большинством... Такое состояние неотразимо ведет к анархии, от которой общество спасается одной лишь диктатурой, т.е. восстановлением единой воли и единой власти в правлении”. Читая эти строки, можно подумать, что автор предвидит и события в России в 1917 г., и события в Германии в 1933 г., и события, разворачивающиеся в наши дни, когда уставшие от прелестей демократии люди жаждут возвращения к жестким методам правления.

Особую опасность для общества, по мнению К. П. Победоносцева, представляет т.н. свободная пресса. “Кто же эти представители страшной власти, именующей себя общественным мнением? Кто дал им право и полномочие — во имя целого общества — править, ниспровергать существующие учреждения, выставлять новые идеалы общественного и положительного закона?”. И далее дается блестящая характеристика этих “создателей народного мнения”: “Любой уличный проходимец, любой болтун из непризнанных гениев, любой искатель гешефта может, имея свои или достав для наживы и спекуляции чужие деньги, основать газету... Ежедневный опыт показывает, что тот же рынок привлекает за деньги какие угодно таланты, если они есть на рынке — и таланты пишут что угодно редактору”. Сразу же приходит на ум та беззастенчивая манипуляция общественным мнением, которая осуществляется сегодняшней продажной прессой. В печати, как и в парламенте, царит безответственность: “Мало ли было легкомысленных и бессовестных журналистов, по милости коих подготовлялись революции, закипало раздражение до ненависти между сословиями и народами, переходившими в опустошительную войну? Иной монарх за действия этого рода потерял бы престол свой; министр подвергся бы позору, уголовному преследованию и суду; но журналист выходит сух из воды, изо всей заведенной им смуты, изо всякого погрома и общественного бедствия, коего был причиной; выходит с торжеством улыбаясь и бодро принимаясь за свою разрушительную работу”.

Резкую отповедь дает Победоносцев и горячим поборникам прогресса во всем и “во что бы то ни стало”. “Есть в человечестве сила, земляная сила инерции, имеющая великое значение. Ею, как судно балластом, держится человечество в судьбах своей истории, — и сила эта столь необходима, что без нее поступательное движение вперед становится немыслимым. Разрушить ее — значило бы лишить общество той устойчивости, без которой негде найти и точку опоры для дальнейшего движения. В пренебрежении или в забвении этой силы — вот в чем главный порок новейшего прогресса”.

“Слово преобразование так часто повторяется в наше время, — пишет он далее, - что его уже привыкли смешивать со словом улучшение... Кредитом пользуется с первого слова тот, кто выставляет себя представителем новых начал, поборником преобразований...”. Как современно звучат эти слова в применении к бесчисленным российским политическим экспериментаторам, уже 80 лет терзающим нашу страну.

Столь же злободневны мысли К. П. Победоносцева о задачах народного образования. Будучи одним из инициаторов создания многих тысяч церковно-приходских школ, столь много давших простому народу, он хорошо понимал, что людей надо учить лишь тому, что им полезно, а не просто давать им некую сумму знаний о вещах для них не нужных, а иногда и просто вредных. “Нет спора, что ученье — свет, а не ученье — тьма, но в применении этого правила необходимо знать меру и руководствоваться здравым смыслом... Мы забыли или не хотели сознать, что масса детей, которых мы просвещаем, должна жить хлебом насущным, для приобретения коего требуется не сумма голых знаний, а умение делать известное дело... По народному понятию, школа должна учить читать, писать и считать; но в нераздельной связи с этим — учить знать Бога и любить Его и бояться, любить Отечество, почитать родителей”.

Хотя мы не можем принять безоговорочно все мысли и оценки К. П. Победоносцева, как своего рода панацею, однако его критика идей либеральной демократии не только не потеряла своей актуальности в наши дни, но может помочь нам правильно взглянуть на происходящие события и сделать соответствующие выводы.

Евгений Лукашевский

Монархистъ № 35, 1998, АРХИВ

К СОДЕРЖАНИЮ                                                                                                               НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

Автор: Николай Кусаков

 

ВЕЛИКИМ ПОСТОМ

 

В предыдущем номере “Монархиста” мы сообщали читателям о кончине замечательного русского православного писателя Н.Кусакова. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию одну из его статей (в сокращении). Обращена она была к представителям русской эмиграции, но в настоящее время эта работа весьма актуальна для всего нашего постсоветского национально-патриотического движения.

 

Перед наступлением Великого поста — масленица. Веселились в меру и без меры. Особенно грандиозным бывал бал в Прощеное воскресение. Последнее воскресение масленицы. Гремели оркестры, сверкали уставленные яствами столы, весельем искрились улыбки дам, и жизнерадостный смех юности заставлял забывать о завтрашнем дне.

В Императорском дворце, говорят, этот бал резко обрывался с первыми ударами часов, когда они отбивали полночь. Недоеденными оставались скоромные блюда, на полушаге останавливалась резвая мазурка и, не успев как следует по-молодецки звякнуть, повисал в воздухе малиновый звон гусарских Шпор. С первыми ударами часов кончалось масленичное веселье и наступал Великий пост.

Так было в Императорском дворце. А у нас в губернии народ был хитрый. Незаметненько, без демонстрации, кто-нибудь, кому мигнет губернаторша, останавливал большие часы этак минут без пяти... Бал мог продолжаться до рассвета. Ведь великопостная полночь еще не наступила, не правда ли? Если бы архиерей узнал, то... “Ах, извините, Ваше Преосвященство! Часы остановились. Знаете... Так неловко, так неловко...”. Секрет полишинеля.

Но вот колокольный звон, утром созывающий людей на молитву, останавливает бешенный разгон мазурки, и ряженые, полные веселья, на тройках с хохотом возвращавшиеся по домам, встречаются с богомольцами, которые, шепча молитву и опустив глаза, торопились в храм на зов церковного колокола. С ужасом оглядывались они на мчавшихся весельчаков и, вздыхая, шептали “Свят, свят, свят...”.

Сталкивались два мира. Новый мир, желающий всю земную жизнь посвятить торжеству смеющейся плоти, и старый мир Святой Руси, которая, в слезах покаяния и умиления, стремилась плоть покорить духу, для вечного торжества жизни над смертью.

Было что-то страшное, что-то знаменательное в этой встрече ряженых с богомольцами. Но, какой бы страшной не была эта встреча, не нашлось в России руки, которая остановила бы бешеный бег тройки, везшей хохочущих ряженых с масленичного бала в часы первого великопостного богослужения.

А потом два мира столкнулись. И когда они столкнулись, то остались руины, щебень развалин, запах пожарища, стоны тех, кто погибал в развалинах, нищета погорельцев, слезы... Осыпалась штукатурка, скрывавшая мишуру той веселой жизни, что беспечно, бездумно и беззаботно предавалась торжеству плоти. Стало видно, что не в этом жизнь, что в такой жизни нет правды, и не одно сердце потянулось искать правду.

Стали вспоминаться лучшие страницы Достоевского. Стал изобличаться обман передовиков, звавших “вперед!”. В критическом свете явился Толстой. С Дальней полочки пришлось для пересмотра достать запыленный томик Гоголя с его “Избранными местами”. Кое-кто нашел в себе мужество даже пойти в ту комнату, где раньше жила няня, и достать книжечки Поселянина и Нилуса. Происходила переоценка ценностей.

А между тем... Смеясь правде в лицо, нагло распоясался смердяков. С хохотом вышел на улицу порок, и не было силы, которая теперь была бы способна остановить его. Он, торжествуя, разлился по всей Русской земле... Рушились стены храмов и дворцов, и из камней разваленных храмов строились тюрьмы, тюрьмы, тюрьмы...

В новом свете стало являться прошлое. Стали всплывать образы минувшего, и резким постыдным укором ударила по памяти картинка встречи ряженых с богомольцами. Но прежде, чем отчетливо вырисовалась эта картина, в мысленном взоре ее застелили крики и шум грабежа, выстрелы, и на снегу... багровые пятна крови...

Встреча ряженых с богомольцами. Теперь в ней усмотрелся ее глубокий смысл. Обнажился весь ужас того, что в ней было. В ней было попрание правды.

Хороший человек русский мужик. Когда грянет гром, то он начинает креститься. Русское сердце обратилось к покаянию. Ежегодное говение приобрело свой истинный смысл. Громче и отчетливее зазвучало теперь в русской среде могущественное слово — “покайтесь!”.

Оно звучало и заграницей в среде русской патриотической эмиграции. Звучало оно и в порабощенной России, и те, кто отзывались на его призыв, уходили вслед за своими пастырями. Их убивали. Они уходили в тюрьмы, уходили на каторгу. Кое-кто выжил. Выживут и дальше, чтобы, когда придет время, снова поднять светильник... да светит всем.

На свободе, в рассеянии, оков не было. На свободе, при всем стечении неблагоприятных обстоятельств, была возможность сосредоточиться. И стали всплывать в неясных очертаниях отцы пустынники и жены непорочны, стали в воспоминаниях обрисовываться контуры монастырских колоколен, купола храмов, белокаменные стены. Тогда у многих стала поворачиваться душа, по-новому стало осмысливаться и прошлое, и настоящее, и все с большей и большей ясностью зазвучало — “Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!”.

Но многие ли дошли до того, чтобы осмыслить события в духе святорусской культуры? Чтобы понять, что ужасы XX века именно и происходят из этого самого до утра затянувшегося бала, из дерзкого хохота ряженых, бросавших брызги своего смеха в лицо богомольцам.

Немало было уже сказано о покаянии, но снова приходится открывать новые стороны этого действия нашей душевной и духовной жизни. И всегда что-то новое находится.

О том, что происходит в России, о том, каким мукам подвергается родной народ, о том, какому наглому расхищению подверглись все богатства России, знает каждый честный русский человек заграницей. Есть в нашей среде и такие, кто понял ужасы революции как явление гнева Божия, есть и такие, кто может теперь сказать о себе словами пророка: “Не сидел я в собрании смеющихся и не веселился: под тяготеющею на мне рукою Твоею я сидел одиноко, ибо Ты исполнил меня негодования” (Иерем. 15,17). Есть в нашей среде и такие, кто блюдет поучение апостола и постоянно памятует об узниках, как бы стражда вместе с ними в узах и как бы находясь с ними в том же теле (сравн. Евр. 13,3).

Но много ли таких? Где мы больше присутствуем телом и душою — на масленичном балу или в храме? После всего пережитого — где же мы? С какой стороны мы оказались теперь? С той ли, что шла на зов великопостного колокола, или же с той, которая с громким хохотом на тройках неслась по накатанному снегу в разверстую пасть революции? Многих ли из нас коснулось внутреннее повеление о покаянии?

Об этом можно судить очень просто. Посмотрите на стол русской эмиграции в дни Великого поста, в другие посты, либо в среду и пятницу любой недели года. Тут сразу становится видно, несколько беззаботно русская патриотическая эмиграция относится к своей обязанности покаяния, насколько ее не коснулось чувство стыда при воспоминании о встрече ряженых с богомольцами.

Многие ли из нас соблюдают пост? Подумайте, — если и впрямь революция есть явление гнева Божия, то не тяжкую ли вину мы на себя берем, пренебрегая своей святой обязанностью покаяния, исполнять которую мы вполне свободны, ибо над нами не висит никакой сексот, способный донести в райком или местком, или просто в ЧК. Великое дело свобода. Великое и ответственное.

Пусть же каждого из нас судит совесть. А когда станем прислушиваться к голосу этого мягкосердечного судьи, имеющего столько оправданий каждому нашему поступку, не забудем и того, что... есть Божий суд!

В последнее воскресение масленицы вспоминается изгнание Адама из рая. Нельзя было Адама согрешившего оставить в раю. Это было бы гибелью для него самого. Нельзя было Русскому народу, погрязшему в духе отвержения правды Христовой, оставаться в раю России. Это привело бы к окончательному его утопанию в грязи греха, в болотине наглого попрания правды Божией. Очистительный гром гнева Божия низвергся на Россию.

Без покаяния, без глубокого сокрушения о грехах, без коренной переоценки ценностей, пути в историческую Россию нет. К этому покаянию зовут нас все обстоятельства современности. В них мы видим, как Господь Бог через суровое наказание ведет Россию к новым высотам ее исторического призвания. Но способна ли Россия этому соответствовать? Ведь эта Россия — мы. Спросим же себя, явила ли Россия покаяние, способное омыть ее грехи?

Не судите, однако, по худшим. Бог милостив. Есть немало таких, кому до глубины сердца дошла горячая слеза народной скорби, дошла слеза стыда и обвинения себя в прямом или же косвенном соучастии в попрании Божией правды. Есть немало таких, до чьего сердца дошла эта горячая капелька и растопила там льдинку безразличия, льдинку себялюбия, льдинку ненависти.

Вам случалось видеть, как руки, привыкшие к фолиантам, содержавшим мысли вольтеров и марксов, бакуниных и толстых, сперва нерешительно, а потом все более уверенно брались за Достоевского, Хомякова, Леонтьева, Аксакова, Гоголя? Случалось ли вам представить себе, что должно было пережить сердце, понявшее, что в “простонародном стишке” была правда, была любовь, попранные революцией на родной земле...

Бог весть, что заставило сердце вздрогнуть. Чувство ли оскорбленного революцией патриотизма? Или то было негодование по поводу торжества чужестранцев на Русской земле? Или, просто, то было возмущение нагло ограбленного изгнанника? Где бы ни лежала причина, потрясение было безмерно, и безмерное это потрясение как в эмиграции, так и в России, многих, очень многих толкнуло прийти к Церкви. Что касается русской патриотической эмиграции, то можно даже сказать, что возвращение к Церкви приобрело формы чего-то подобного движению русской общественной мысли — движения к покаянию. Хотя бы чувство это и коснулось лишь малой части, оно налицо и способно шириться.

К покаянию призывает Церковь, статьи о покаянии встречаются в изданиях не только церковной, но и общественной мысли, и слово о нем время от времени звучит в общественно произносимых речах, и эти речи выслушиваются со вниманием даже и людьми, достаточно далеко отстоящими от Церкви.

В результате история России нами теперь осмысливается с новой точки зрения. По-новому видится суть хода событий недавнего прошлого, по-иному понимается все то, что происходит вокруг. Новые взгляды русской общественной мысли, новые воззрения на события, сам способ нового постижения смысла событий прошлого и настоящего теперь для многих покоятся на основании воззрений святой Русской Православной Церкви, на церковном миропонимании, и много приходится слышать об оцерковлении жизни и быта.

Все это вполне логично. Коль скоро стало очевидно, что потеря церковности в жизни России привела к революции, — а революцию нормальные русские люди принимают только как сгусток ужаса, лжи, насилия, грабежа и унижения - то логично предположить и заключить, что возвращение к оцерковлению приведет к правде, к вере, к надежде и к любви, что возвращение на пути, указываемые Церковью, - есть то единственное, что снова сделает нас достойными восстановления исторической России — Святой Руси.

И слава Богу, что слышны призывы к покаянию, к оцерковлению, и слава Богу, что нет-нет, да кое-кто и отзывается на них... А чего-то все-таки нет! Чего-то недостает. Чего же?

Войдем же глубже в суть вопроса. Первым словом Христовой проповеди было: “покайтесь!”. Но едва только было произнесено этого слово, как тотчас же Спаситель говорит: “Блаженни нищие духом” (Мф. 4,17). У нас же не получилось ли того, что мы на первом слове так и остановились и дальше идти не торопимся?.. Православное воззрение на исторические, общественные и политические события настоящего и прошлого как бы заворожило наш взгляд, целиком приковало его к себе. В этом нет ничего удивительного, ибо нам пришлось видеть картины поистине потрясающие, и еще более потрясающее впечатление приходится пережить, коль скоро все виденное освещается сквозь призму борьбы антихриста против Христа. Но останавливаться тут-то и не следует. Оцерковление жизни нужно не для того, чтобы верно понимать историю (хотя без учения Церкви правильно понять ее возможности нет никакой). Оцерковление жизни нужно только для одной единственной цели — для того, чтобы спасти свою душу для вечной жизни во Христе. Здесь начинается корень всего. Для этого же и обращение ко Христу, для этого же и пост!

Кто же из нас стоит на посту, по-солдатски бодрствуя на охране своей души?.. Скажите, многие ли из нашей среды, говорящей о покаянии, об оцерковлении жизни, о возвращении на пути Святой Руси, — многие ли соблюдают пост?

Честно говоря, на этот вопрос надо ответить отрицательно. Гораздо чаще приходится слышать старое дореволюционное присловие, что гораздо важнее не осуждать тех, кто не соблюдает пост, нежели ограничивать себя в пище по уставу Церкви. В самом деле, не пахнет ли чем-то вроде ханжества от самого постного масла? Ах, помилуйте, господа, ведь все хорошо в меру, не возвращаться же нам к аскетизму III века. Важен принцип, а не буква! Да, много еще всяких присловий есть, чтобы пренебрегать соблюдением поста и оправдывать это. Таково решение общественной мысли, только что перед этим, как ни странно, провозгласившей необходимость покаяния.

Пост целиком представляет собой дело добровольное. Обязателен же он для всех, кто ищет спасительного пути и идет по нему. Хочешь спастись? — постись. Не постишься? — значит тебя вопрос о спасении не беспокоит. По этому, — говорили старцы, — ты и можешь определить, ищет ли человек спасительного пути, или же он почитает Церковь чисто отвлеченно.

Так вот пусть пост и будет судьей нашего покаянного подвига. Втуне нам говорить об оцерковлении быта, если нас не касается дело спасения. Втуне нам переоценивать историю государства Российского с точки зрения православного мировоззрения, если мы не ищем спасительного пути. Втуне нам говорить о покаянии, если оно не есть сокрушение о совершенных нами грехах, не есть обращение ко Христу, если оно не приводит нас на путь приобретения нищеты духовной и дальнейших добродетелей. Если же Православие ограничивается одними теоретическими о нем суждениями, то его и познать невозможно, ибо, как поучает Епископ Феофан Вышенский, наибольшая часть истин Св. Православного Христианства понимается уже после вступления на путь следования ему.

Давайте же проверим себя — не остановилось ли наше православие, наше покаяние на своей русской патриотической форме? Не остается ли эта форма без существа? Не слишком ли много места заняло в наших сердцах холодное, высокопарное и лишенное веры умствование о предметах веры? Иначе откуда бы взяться высокоумию, резким сердитым речам, превозношению себя и унижению окружающих и, более всего, равнодушию к духовному. Не случалось ли вам обращать внимание на то, с каким интересом у нас берутся за книги, изобличающие ложь идеи о свободе, равенстве и братстве, в то время как литература о духовном подвиге и книга, в которых звучит проповедь веры, надежды и любви, остаются в пренебрежении. Неужели же дожили мы до тех дней, когда за беззаконие многих охладела любовь? (сравн. Мф. 24,12). Неужели нет среди нас тех, кто стремится приобрести нищету духа, дух милости, плач, кротость? Со всех сторон у нас говорят: кайтесь, кайтесь, кайтесь. А где же кающиеся? Все учат, учат, учат... Таковы плоды теоретического умствования о предметах веры.

Говорим о конце мира, с этой точки зрения наблюдаем за происходящим, а вдруг нам завтра уже и на суд Божий пора будет? На суд Божий сами-то мы готовимся ли, когда о судьбах мира рассуждаем? Сердце-то наше чем полнится?

Говорим о покаянии, а о спасении души и позабыли. Иначе мыслимо ли было бы, чтобы у нас при рассуждениях о покаянном подвиге, на столе постном мясо не переводилось? Посмотрите на стол русской эмиграции во время Великого поста и вам станет понятно, почему нам Господь Бог Россию назад не дает...

Россия правды хочет. Россия хочет спасения и жизни во Христе... Находясь на свободе, мы несем тяжкий ответ перед Родиной и перед родным народом. Не в том покаяние, чтобы мы, православные, судили об истории прошлого, а в том, чтобы перед нами снова зажглась та цель, которой руководствовался весь русский народ со времен Великого Князя Владимира. А цель эта — спасение в вечной жизни. Без этого, как бы не оказался напрасным наш покаянный подвиг, как бы переоценка истории не запутала нас в дебрях мирской философии, как бы желание достичь оцерковления быта не привело к возникновению нового политического движения “церковизма”...

О бесах революции писал Достоевский. О них же Господь сказал, что “род сей изгоняется только молитвой и постом” (Мф. 17,21). Попытается же проявить волю к победе, и от слов обратимся к делу. Ведь это к нашему сердцу из глубины веков взывает Святая Русь. Не станем смущаться тем, что не розами усыпан этот путь, но терниями. Будем помнить, что наше служение покаяния станет действительным только тогда, когда мы утвердимся в мысли, что “не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего”, “имеющего основание, которого художник и строитель Бог” (Евр. 13,14; 11,10).

 

Николай Кусаков

“Наша Страна” (Аргентина), № 582 от 21 марта 1961 г.

Монархистъ № 35, 1998, АРХИВ

К СОДЕРЖАНИЮ                                                                                                               НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

Автор: Протоиерей Михаил Ардов

 

ФАЛЬШИВАЯ СИМФОНИЯ

 

Греческое слово “симфония” в русском языке означает не только определенный музыкальный жанр и вообще гармоническое сочетание звуков, но и благотворное сосуществование и взаимодействие государства и Христианской религии, а точнее говоря, союз Империи и Церкви.

Этот союз зародился в 313 г. по Р.Х., когда Римские Императоры Константин и Лициний опубликовали свой знаменитый эдикт о веротерпимости, который ставил Христианство в ряд государственных культов. Совершенствуясь и видоизменяясь, “симфония” просуществовала более шестнадцати веков до того самого дня, когда в феврале 1917 г. изменники и заговорщики — генералы с думскими политиканами — вынудили Императора Николая II подписать акт об отречении от Престола.

Самое понятие “симфонии” в этом смысле слова было сформулировано в VI веке Императором Юстинианом Великим (VI Новелла): “Всевышняя благость даровала человечеству два величайших дара: священство и царство. Первое (священство, церковная власть) заботится о божественных делах, а второе (царство, государственная власть) заботится о прочих предметах человеческой жизни. Поэтому, ничто не лежит так на сердце царей, как честь священнослужителей и истина Догматов, <...> (итак) цари да будут по правде управлять вверенным им государством и да будет полное согласие (“симфония”) между ними и священством во всем, что служит на пользу и благо человеческого рода. Поэтому мы прилагаем величайшее старание к охранению истинных догматов Божиих и чести священства”.

Но, повторяю, “симфония” существовала на земле лишь до 1917 г. Большевики, захватившие власть в России, поставили своей целью не только уничтожение Церкви, но и “полное отмирание религиозных предрассудков” (Программа РКП(б), 1919 г.). Однако же, “воинствующие безбожники” прекрасно понимали, что достигнуть этого в обозримом будущем невозможно, а потому, решились с помощью тайной агентуры “направить церковь по такому пути, какой был им нужен” (это выражение заимствовано нами из секретного доклада начальника VI отделения ГПУ от 22 мая 1924 г.).

Увы, в 1927 г. большевикам удалось существенно приблизиться к этой цели. Заместитель патриаршего местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) опубликовал свою печально известную Декларацию, где высказывал солидарность с безбожным режимом и отрицал гонения, которые были воздвигнуты на христиан.

С этого момента большевики меняют свою тактику в деле удушения Церкви. Преследования прежде всего обрушиваются на тех иерархов и клириков, которые выражают свое несогласие с линией митрополита Сергия. В книге Льва Регельсона “Трагедия Русской Церкви” мы находим такое свидетельство, относящееся к концу двадцатых годов: “Арест епископов происходил следующим образом: агент ГПУ являлся к епископу и ставил ему следующий вопрос: “Как вы относитесь к декларации митрополита Сергия (Страгородского)?” Если епископ отвечал, что он ее не признает, то агент заключал: “Значит, вы контрреволюционер”. И епископ арестовывался”.

Итак, с 1927 г. начался новый этап в сосуществовании большевистского режима и вполне подчинившийся ему части Российской Церкви. В конце концов, во время II Мировой войны между коммунистами и подвластными им церковниками было заключено некое подобие конкордата. В 1943 г. Сталин лично принял трех митрополитов. Тиран беседовал с ними весьма приветливо и высочайше разрешил “выборы” нового патриарха (на каковую должность и был назначен доказавший свою преданность Сергий (Страгородский). Вот при таких, весьма сомнительных обстоятельствах и появилась на свет та церковная юрисдикция, которая именует себя “Московским патриархатом” и ныне претендуют на то, чтобы быть единственной и полноправной наследницей всей многострадальной Российской Церкви.

Длительное сосуществование сталинской (да и постсталинской) тирании с сергианской патриархией никак нельзя назвать словом “симфония”. Цели преступного режима не только не совпадали с христианскими идеалами, но были решительно им противоположны: коммунисты в те времена не скрывали своей всегдашней задачи искоренения религии вообще и замены ее собственным “научным мировоззрением”. Для справедливой характеристики этого небывалого в историй сговора церковников и безбожников скорее всего подходит иное греческое слово — “симбиоз”, т.е. по объяснению словаря — “сожительство организмов разных видов, приносящее им взаимную пользу”.

Итак, в 1943 г. Сталин разрешил учрежденный им Московской патриархии вполне легальное существование. Именно тогда начали вновь открываться некоторые из оскверненных безбожниками храмов, появились духовные школы, стал выходить церковный журнал. За это иерархам и клирикам предписывалась не только лояльность по отношению к преступному режиму, они были обязаны восхвалять советскую власть и пропагандировать ее “достижения”, как внутри страны, так и за рубежом, на т.н. “международной арене” (все мы помним, например, затеянную в свое время большевиками гадкую И крикливую “борьбу за мир”, в которой патриархия играла одну из первых скрипок).

В обмен на такую поддержку “воинствующие безбожники” делали существенные послабления послушным иерархам и клирикам, награждали их солидными подачками. Высшему духовенству предоставлялись Особняки и дорогие автомобили, их подкармливали дефицитной едой, их лечили в больницах; предназначенных лишь для высокого начальства. А кроме того преданным режиму церковникам разрешали бесконтрольно распоряжаться значительными суммами, которыми располагали богатые приходы и целые епархии.

Подобный “симбиоз” продолжался вплоть до памятного нам всем 1991 г. Как известно, в 1917 г. большевиков поначалу почти никто всерьез не воспринимал. Они появились как бы из небытия и в считанные месяцы овладели Россией. В начале 90-х годов коммунисты продемонстрировали нам еще один трюк в этом роде — исчезли с политической сцены столь же внезапно, как когда-то появились.

В те дни Московская иерархия поначалу чувствовала себя, как пес, потерявший хозяина... Однако, оглядевшись, церковники заметили, что старые дружки-коммунисты вовсе никуда не скрылись, а лишь слегка перекрасились, наименовались “демократами” и восседают все в тех же начальственных кабинетах... И главное — о, радость! — теперь они декларируют иную цель - не искоренение религии, а наоборот, — “духовное возрождение”.

И вот в стране открываются храмы и монастыри, разрешена и поощряется “христианская благотворительность”, власти помогают восстанавливать поруганные христианские святыни... Мало того, мы видим Московского патриарха, целующегося с Президентом, и первые лица государства стоят со свечками в Елоховском соборе. Человек наивный может вообразить, будто в России возродилась былая симфония.

Но - увы! - между тем, что было, и тем, что есть теперь — дистанция огромного размера. Российские Государи (при всех недостатках, свойственных некоторым из них) были бесспорно людьми православными, верующими. Нынешние наши властители верят только в силу денег, а религия для них служит лишь средством создания патриотического имиджа и получения дополнительных голосов. Главным предметом попечения наших казнокрадократов является отнюдь не то, что провозгласил Император Юстиниан, — “честь священнослужителей и истина догматов”, вовсе не “польза и благо человеческого рода”, а безудержное стремление пробыть у власти как можно дольше и за это время как можно более обогатиться. Вот что скрывается за бесконечными разглагольствованиями о продолжении реформ, пути к рынку, правах человека, социальной справедливости, борьбе с коррупцией и т.п.

И как в былые времена Кремлю с готовностью подпевает Московская патриархия. Последний архиерейский собор призывает христиан к “активному взаимодействию с властью разных уровней в делах, полезных для Церкви и всего народа, особенно в сферах миротворчества, благотворительности, решения социальных проблем, сохранения и развития культурного наследия, заботы об общественной нравственности” (ЖМП, № 4 '97).

И это вместо того, чтобы гласно обличать сановных взяточников и воров, вместо того, чтобы осуждать порнографию и культ насилия, бороться с растлением малолетних, громко требовать введения цензуры...

В богатом наследии, которое оставил прекрасный поэт и духовный писатель А. С. Хомяков, есть работа под названием “Сущность западного Христианства”. Там между прочим высказывается суждение, которое прямо касается затронутой нами темы: “Есть какая-то глубокая фальшь в союзе религии с социальными треволнениями; стыдно становится за Церковь, до того низко упавшую, что она уже не совестится рекомендовать себя правительствам и народам, словно наемная дружина, выторговывающая себе за усердную службу денежную плату, покровительство или почет. Что богач требует себе обеспечении для своих устриц и трюфелей, что бедняку хотелось бы вместо черствого хлеба несколько лучшей пищи — все это естественно и даже, может быть, вполне справедливо в обоих случаях, особенно в последнем; но разрешение этого рода задач — дело разума, а не веры. Когда Церковь вмешивается в толки о булках и устрицах и начинает выставлять на показ большую или меньшую свою способность разрешать этого рода вопросы, думая этим засвидетельствовать присутствие Духа Божьего в своем лоне, она теряет всякое право на доверие людей”.

Но “доверие”, как известно ни в карман, ни, тем паче, в швейцарский банк не положишь. А тут, в обмен на поддержку, нынешние властители России позволяют лукавым и сребролюбивым иерархам участвовать в нефтяном и алмазном бизнесе, учреждать банки, наживаться на беспошлинной торговле табаком и алкоголем.

И что печальнее всего, именно фальшивая эта “симфония” — теснейший союз и “деловое партнерство” с казнокрадократами — лишают Московскую иерархию возможности выполнять то, чего так настоятельно требует от Церкви наше бедственное время: стать силой, возглавляющей возрождение России — и духовное, и патриотическое.

В 1997 г. патриархия получила от Кремля очередное, весьма существенное поощрение — ее официально объявили первенствующей Церковью, что теперь и закреплено в новом законе “О свободе совести и религиозных объединениях”. В этом позорном документе полноправными признаются лишь те объединения и общины, которые официально существовали в 1982 г. т.е. были дозволены андроповским КГБ. Закон недвусмысленно дает нам понять, что и в стране, и в официальной Церкви погоду делают все те же бюрократы, что управляли в прежние, “застойные” времена и при том эти люди еще имеют наглость утверждать, будто их циничный сговор никак не нарушает конституционный принцип равенства всех религий. Полтораста лет тому назад замечательный русский мыслитель П. В. Киреевский писал: “Равенство всех вер значит ни что иное, как угнетение всех вер в пользу одной, языческой: веры в государство”.

Увы! — человек именующийся “патриархом Московским и всея Руси”, тот, кто прилюдно целуется с казнокрадократами и восседает рядом с ними на абсурдных и непристойных, торжествах, уже исполняет роль первосвященника той самой “языческой веры в государство”.

Протоиерей Михаил АРДОВ

Москва, ноябрь 1997 г.

Монархистъ № 35, 1998, АРХИВ

К СОДЕРЖАНИЮ                                                                                                               НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

ПРОПИСНЫЕ ИСТИНЫ

Республиканцы в монархиях – обыкновенно люди, не имеющие царя в собственной голове; монархисты в республиках – люди, замечающие, что другие его теряют.

В. О. Ключевский

К СОДЕРЖАНИЮ                                                                      НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

 SpyLOG

Монархистъ № 35,1998, АРХИВ
Copyright © 2001   САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ОТДЕЛ РОССИЙСКОГО ИМПЕРСКОГО СОЮЗА-ОРДЕНА
EMAIL
- spb-riuo@peterlink.ru