ПРАВОСЛАВИЕ, САМОДЕРЖАВИЕ, НАРОДНОСТЬ
[257] То же можно сказать и о внешнем сходстве членов семьи, что и о народном типе. Недостаточно быть белокурым или рыжим, чтобы иметь английский тип, или быть черным или тоже рыжим, чтобы быть евреем. Очень часто бывает, что тип почти совершенно исчез у человека, но стоит ему открыть рот или улыбнуться, чтобы народный тип вышел на вид. По мере развития культурного — телесные отличия слабеют, но тем сильнее выступают духовные черты.
[258] Когда А. С. Хомяков писал в своих богословских статьях, что истинную Церковь может распознать только тот, кто в ней пребывает, то это вызвало возражения не только с инословной стороны (например, AbbeMorel, LaTheol. deKhomiakoff. RevueCath. desEglises1904 г.), но и удивило такого православного богослова, каким был протоиерей профессор Горский. Но это положение, кажущееся столь смелым, в сущности, сводится к чему-то совершенно тождественному с выше сказанным. Связь людей по духовным началам или по сродству вполне осязаема только им самим; внешние же признаки такого единства — лишь приблизительные. Видимый народ и видимая Церковь узнаются по внешним признакам, но для определения истинного члена Церкви или истинного члена народа — внешние признаки одинаково недостаточны. Это уже область не ума, а чутья, в деле распознания принадлежности к народу — менее тонкого и возвышенного, а в деле принадлежности к Церкви — более высокого, почти сверхчувственного.
[259] Хотя Я. Гримм и не придает этому факту значения (Rechts-Alterthuemer), тем не менее Кавелин очень хорошо показал, что само происхождение германского и англосаксонского судов было различное.
[260] Ср. относительно значения, как представителей народного характера, тех или других великих людей— Хомяков А. С. Собр. соч. Т. 3, с. 270.
[261]Chaterubriand. Genie du Christianisme. Notes. Sur la Spol, des cavearx rojaux a S. Den's.
[262] Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить.
У ней особенная стать,
В Россию можно только верить,
— сказал Тютчев. Это вполне верно, но не потому, что одна Россия требует веры в себя, потому что и всякая другая народность допускает лишь веру в себя, ноне «видение».
[263] Православие, самодержавие и народность.
[264] FredericII. Oeuvres. De la litterature-Allemande, vol. 2, ed. 1790.
[265] За исключением Елизаветы, о которой такой симпатичный отзыв мы находим у Хомякова. Ее, как и Александра III, надо почитать вполне народными типами, но нельзя считать, что их царствования были сознательными попытками осуществления народного понимания. Оттого эти государи оба более других любы по-русски настроенным людям, из интеллигентного класса, чем самому народу; особенно Елизавета, царствование которой было вовсе для простонародья не утешительным. (См. Беляев И. Д. Крестьяне на Руси).
[266] Ломоносов пишет: «Дайте свободно возрастать насаждению Петра Великого... А то терплю, что стараюсь защитить дело Петра Великого, чтобы выучились россияне, чтобы показали свое достоинство proaris, etc.» Несмотря на желание выставить Ломоносова во всем его «действительном» величии, Аксаков даже ни разу не намекает на то, чтобы он был выразителем понимания своеобразности русской народности. Он, конечно, ее чувствовал и требовал для русского человека свободы, будучи уверен, что Русская земля будет рождать и «Платонов и быстрых разумом Невтонов», но дальше этого он не шел. Он отстаивал права того, что мы называем — основная народность, но он еще не понимал значения [этого] и потому не ценил исторической народности.
[267] С. Т. Аксаков в «Воспоминаниях о Шишкове» пишет: «Русское направление заключалось тогда в восстании против введения нашими писателями иностранных, или лучше французских слов и оборотов речи, против предпочтения всего чужого своему, против подражания французским модам и обычаям, и против всеобщего употребления в общественных разговорах французского языка. Этими, так сказать, литературными и внешними условиями ограничивалось все направление. Шишков и его последователи горячо восставали против нововведений того времени, а все введенное прежде, от реформы Петра до появления Карамзина, признавали русским и самих себя считали русскими людьми, нисколько не чувствуя и не понимая, что они сами были иностранцы, чужие народу, ничего не понимающие в его русской жизни. Даже не было мысли оглянуться на самих себя. Век Екатерины, перед которой они благоговели, считался у них не только русским, но даже русской стариной. Они вопили против иностранного направления — не подозревали, что охвачены им с ног до головы». Отчасти такое историческое понимание проводила Кохановская в своем выдающемся литературном творчестве.
[268] Начало ему надо искать в особом расположении к Западу, которое издавна проявлял дом Романовых, обогатившийся еще при Грозном от монополизации торговли с Западом... Смутное время тоже принесло немало западного, но, не явись Петр, Россия, вероятно, переработала бы все эти чуждые элементы и в общественно-государственном отношении, не уклоняясь в пустую подражательность, как она же переработала западные влияния в области искусства XVIIвека.
[269] Хотя некоторые и утверждают, что соборное начало умерло до Петра, однако последний Земский Собор был распущен им в 1698 г. Екатерининская Комиссия была в ее воображении Земским Собором, но в действительности Собор возможен только при самодержавном Царе, а не при «абсолютном» Монархе, потому что такое выражение объединяющего начала, не имеющего места там, где проведено уже начало отрешения — абсолютизма, от лат. глагола absolvo.
[270] Эту враждебность надо понимать не в проявлении ненависти к нашей братии, любовью к которой, наоборот, прикрываются интеллигенты всякого рода; но ее надо понимать, как ненависть к народному быту, ко всему, что выработал народ сам, в чем он выразил себя. Одни хотят заставить его отказаться от своих политических идеалов, другие же от идеалов социально-экономических, и еще другие от излюбленной народом веры.
[271] С легкой руки Делийского постоянно повторяют, что славянофилы утверждали, что Запад гниет. Насколько нам известно, такого утверждения «ни у кого из славянофилов нет». Надо думать, что это выражение родилось под пером этого писателя, как произвольный комментарий на стихотворение Хомякова: «О грустно, грустно мне — ложится тьма густая над дальним Западом, страной святых чудес» и т. п. Надо иметь большую смелость для того, чтобы из этого стихотворения извлечь заключение, что поэт признает Запад гниющим.
[272] Петр именно на это и рассчитывал, как видно из его знаменитого Ревельского тоста.
[273] А.С. Пушкин: «Самодержавною рукою он смело сеял просвещенье».
[274] Любопытно, что интернациональное направление социализма — чисто французское (с еврейской окраской) явление, и оно вполне соответствует общефранцузскому мировоззрению, перед которым чужая национальность есть лишь минус, подлежащий упразднению, или, по крайней мере, не заслуживающий внимания. Международное, по этому пониманию, есть Французское, а следовательно, и социалистическая международность — или безнародность представляется в виде всеобщего офранцужения. От этого такой идеал необходимо должен был разбиться о националистический социализм Германии и Англии, в то время, когда все ждали торжества безнародного начала, проявившегося пока только у нас, в нашей интеллигенции, под влиянием французской прививки «всемирности», успевшей утратить свою народность и сделаться единственной благодарной почвой для насаждения интернациональности. Но таковая претит самим французам, назвавшим ее «русским» нигилизмом, иначе — абсолютной «ничевушкой», а таковая на них наводит страх, потому что от нее веет одной лишь смертью, тогда как сами французы вовсе не желают смерти своей индивидуальности, а совершенно наоборот.
[275] Нечто вроде категорического императива Канта.
[276] То, что Россия создала своеобразного, уже оценено всем миром. Русское искусство, особенно народное, ценится везде. Наша беллетристка имеет огромный успех повсюду. Русская музыка уже признана везде, именно как таковая; а если почти вовсе не ценится наша, на западный лад устроенная государственность, то это именно потому, что она вся подражательная. В своих стихах А. С. Хомяков предлагает, например, России сказать народам «таинство свободы», т. е. открыть им положительную ее сторону, в отличие от понимаемой на Западе только отрицательной ее стороны. И затем он же представляет себе, как чужие народы притекут «с духовной жаждой». Это, конечно, должно быть понято как выражение представления о взаимодействии народов на пути стремления к общечеловеческому.
[277] Ср.: А. С. Хомяков. О Старом и Новом.
[278] Значение правильно работающей интеллигенции для развития народности так велико, что нельзя не обратить внимания на определение ее роли (в приложении к Парламенту), данное одним из самых крупных политических деятелей Англии, страны, в которой и интеллигенция, и Парламент наиболее органически себя проявляют. Знаменитый Э. Берк (Burke) выражается так: «Народ наш хозяин; ему надлежит выражать свои потребности в общих чертах; мы же — опытные мастера, призванные дать его желаниям наиболее совершенную формулировку... пусть народ выскажет, чем он болеет, наше дело найти подходящее лекарство. Как противно было бы видеть, когда бы мы, чтобы уклониться от нашей обязанности и лишить наших истинных хозяев их законных ожиданий, стали бы обращать наше знание на зловещее и рабское умение уклоняться от своей обязанности. «Действительно, мы должны следовать за общественными запросами, а не насиловать их. Мы должны давать направление, форму, техническое приспособление и специальное одобрение общему пониманию народному — такова задача законодательства». (Н. Buckie. Hist, ofCivil. T. 1, с. 417. Прим. 292.).