Монархистъ № 61, 2007, АРХИВ

Монархистъ № 61, 2007, АРХИВ

А. Сорокин

Юридическая ничтожность отречения Императора Николая II

(Окончание. Начало в №60)

Теперь перейдем к анализу самого известного текста «отречения». Вот ее полный текст:

«Ставка. Начальнику штаба. В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу Нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы, и, в согласии с Гocyдapcтвeннoю Думoю, признали Мы за благо отречься от Престола. Государства Российского и сложить с Себя Верховную Власть. Не желая расстаться с любимым Сыном Нашим, Мы передаем наследие Наше Брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу и благословляем Его на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед Ним, повиновением Царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь Ему, вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России.

г. Псков. 2-е марта 15 час. 1917 г. Николай».

В отношении появления этого документа есть некоторые неясности. В.В. Шульгин в своих воспоминаниях утверждает, что текст был полностью написан самим Государем еще до приезда В. В. Шульгина и А. И. Гучкова в Псков вечером 2 марта 1917 г. Однако, вряд ли мысль отречься от Престола в пользу Великого Князя Михаила Александровича возникла у Николая II до приезда сих «делегатов». Дело в том, что право Цесаревича Алексея Николаевича наследовать престол «прежде всех» было совершенно очевидно. Не могла послужить единственным основанием для такого решения и гемофилия, которой был болен Цесаревич.

Начало этой болезни исходит от Королевы Англии Виктории. Она пере¬дала эту болезнь своему сыну Леопольду (который умер 31 года), а две ее дочери Алиса и Беатрисса были передатчицами этой болезни своим сыновьям. Принцесса Алиса вышла замуж за Великого Герцога Гессенского Людвига IV. От этого брака было пять дочерей и два сына. Один из сыновей (Фридрих) умер от гемофилии 3 лет, и две дочери Ирена и Алиса, Российская Императрица Александра Федоровна, были пере¬датчицами гемофилии своим сыновьям. Принцесса Ирена вышла замуж за принца Генриха Прусского. Оба сына ее были больны гемофилией. Принц Вальдемар умер 56 лет и принц Генрих 4 лет. От дочери Королевы Виктории Беатриссы гемофилия через ее дочь Викторию-Евгению, Королеву Испании, перешла к двум сыновьям последней — принцу Альфонсу (умер 31 года) и принцу Гонзало (умер 20 лет). Так, что лица, больные гемофилией, могут жить и очень мало, и дожить до 56 лет (принц Вальдемар Прусский) и иметь здоровое мужское потомство.

Здесь же было, скорее всего, другое обстоятельство.

Как мы видели, Император Николай II хотел, чтобы Алексей Николаевич оставался с ним до совершеннолетия, как то и предусматривают Основные Государственные Законы. Однако такое положение было совершенно неприемлемо для заговорщиков. По воспоминаниям генерала А. С. Лукомского 2 марта 1917 г., после разговора с А. И. Гучковым и В. В. Шульгиным, Государь хотел подписать отречение в пользу наследника. Но на вопрос можно ли ему будет жить в Крыму, А. И. Гучков ответил, что Государю придется немедленно выехать за границу. «А могу ли тогда взять с собой наследника?» – спросил Император. Гучков ответил, что «новый Государь при регенте должен оставаться в России».

Таким образом, заговорщики фактически требовали отречения в пользу Михаила Александровича. То, что такое требование, а равно и отречение, как таковое, незаконны и юридического значения не имеют, мы уже говорили. Сами заговорщики признавали незаконность отречения «минуя» Алексея Николаевича. Но несовершеннолетний Император не может отречься от Престола или «присягнуть конституции». Следовательно, уже запланированное изменниками создание, как им казалось, «правового вакуума» в результате «отречения» Михаила Александровича, было бы невозможным. Отсюда вывод - единственной возможностью установления конституционной «монархии» или скорейшего провозглашения России республикой было, в случае отречения в пользу Алексея Николаевича, цареубийство. Таковое же, совершенно понятно, лишало «лиц, облеченных доверием страны» всякой видимости законного правопреемства. Поэтому революционеры пошли на полное игнорирование закона. Но dura lex est lex, закон суров, но это закон. «Отречение» в пользу Великого Князя Михаила Александровича было, конечно же, абсолютно незаконным.

Согласно ст. 39 Основных Государственных Законов «Император или Императрица, Престол наследующие, при вступлении на оный и миропомазании, обязуются свято наблюдать… законы о наследии Престола».

Статья 25 гласит, что «Императорский Российский Престол есть наследственный», а в статье 28 говориться, что «наследие Престола принадлежит прежде всех старшему сыну царствующего Императора». В соблюдении этого права наследства присягают также и все Члены Императорского Дома (ст. 206 Свода Основных Государственных Законов). К присяге «на верность подданства воцарившемуся Императору и законному Его Наследнику, хотя бы он и не был наименован в манифесте» о восшествии на Престол, приводятся «вообще все подданные мужского пола, достигшие двадцатилетнего возраста, всякого чина и звания» (Примечание 2 к ст. 55).

Следовательно, пока был жив Наследник Цесаревич Алексей Николаевич, Престол, во всяком случае, перейти к Великому Князю Михаилу Александровичу не мог. Великий Князь, присягнув Наследнику Николая II и законам о наследовании Престола, не вправе был вообще официально высказываться по вопросу о занятии Престола, кроме как, само собой разумеется, о непринятии Престола вследствие нарушения Закона. Такою же верностью подданства был обязан и весь русский народ.

Столь же юридически ничтожны вряд ли самим Государем придуманные слова об отречении «в согласии с Государственною Думою» и о праве законодательных учреждений устанавливать начала, которыми надлежало Михаилу Александровичу руководствоваться при управлении «делами государственными». Они, как и «ответственное министерство», противоречат принципу неотменимости Самодержавия. О принесении ненарушимой присяги, вообще непонятно, кто должен ее приносить: Михаил Александрович или «представители народа».

Обратим, также, внимание на форму данного документа. Это, как видим, адресованная 2 марта 1917 г. не «всем Нашим верным подданным», как положено, а в Ставку, начальнику штаба Верховного Главнокомандующего генерал-предателю Алексееву телеграмма, подписанная, кстати, карандашом .

Основные Государственные Законы предусматривают, что даже отречение лица имеющего право на наследование Престола становится невозвратным, только когда оно будет обнародовано, как уже упоминалось, согласно ст. 91 Правительствующим Сенатом, и обращено в закон.

Следовательно, этот, с позволения сказать, «государственный документ», подложно названный потом «манифестом» об отречении, силы закона не приобрел, и, как было рассмотрено ранее, приобрести не мог.

Дадим также юридическую оценку и заявлению Великого Князя Михаила Александровича от 3 марта 1917 г., которое также голословно объявляется отказом : «Тяжкое бремя возложено на Меня волею Брата Моего, передавшего Мне Императорский Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнений народных. Одушевленный единою со всем народом мыслью, что выше всего благо Родины нашей, принял Я твердое решение в том лишь случае восприять Верховную власть, если такова будет воля народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном Собрании, установить образ правления и новые Основные Законы Государства Российского. Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа. Петроград. Михаил 3 марта 1917 г.».

Прежде всего, как следует из данного заявления, Великий Князь Михаил Александрович принял твердое решение восприять Верховную Власть. Что же касается поставленного им условия, то оно никакого правового значения иметь не может в силу ряда следующих существенных обстоятельств.

Во-первых, такое условие абсолютно противоречит правилу о наследовании Престола исключительно на основании закона (ст. 53), без необходимости согласия народа, который уже выразил в 1613 г, свою действительную волю, дав священную присягу на верность всей Династии. Условие о согласии народа на принятие Престола Основными Государственными Законами Российской Империи не только не предусмотрено, но и введено в них не может. Каждый Член Российского Императорского Дома, присягая при торжественном объявлении совершеннолетия, произносит, в том числе и в качестве церковной клятвы, следующие слова:

«…По званию моему Члена Императорского Дома (или же: лица, принадлежащего к Императорскому Дому) обязуюсь и клянусь соблюдать все постановления о наследии Престола и порядке фамильного учреждения, в Основных Законах Империи изображенные, во всей их силе и неприкосновенности, как пред Богом и судом Его страшным ответ дать могу. Господь Бог мне в сем душевно и телесно да поможет. Аминь».

Никакого Временного Правительства, да еще по почину Государственной Думы возникшего, не измененными и неизменяемыми в этом отношении Основными Государственными Законами не предусматривалось. Тем более, «облеченного всею полнотой власти».

Никакое «учредительное собрание» решать вопрос об образе правления, равно как и устанавливать новые законы, поскольку не отменены и не могли быть отменены старые, не может.

Потом не надо забывать, что «отречение» Николая II юридически ничтожно, и, следовательно, заявление Михаила Александровича, как бы ни бился в радостной истерике при его подписании господин Керенский, с точки зрения правовой, во внимание принято вообще быть не может.

Даже если бы законодательством и была предусмотрена возможность отречения в пользу Михаила Александровича, поскольку последний обусловил принятие Престола определенными обстоятельствами, а согласия на передачу Престола на этих условиях от отрекающегося от Престола получено не было, Верховная Власть, не становясь «бесхозяйной», осталась бы принадлежащей Николаю II.

В заключение, отметим еще одно очень важное, если не главное, наряду с нарушением установленных законодательством основ правопорядка, правил принятия, обнародования и оформления рассмотренных «документов», обстоятельство.

Главным условием признания того или иного деяния в качестве имеющего правовое значение является «свобода воли».

В. В. Шульгин, в революционном ослеплении полагал, что «в случае отречения… революции как бы не будет (вот, именно, «как бы»). Государь отречется от престола по собственному желанию, власть перейдет к регенту, который назначит новое правительство. Государственная Дума, подчинившая указу о роспуске и подхватившая власть (вот так «подчинившаяся»)… - передаст власть этому новому правительству».

И, именно, отсутствие этого самого «собственного» желания окончательно убеждает в юридической ничтожности всех этих «актов» и «манифестов».

Если действие, и это верно не только для гражданско-правовых отношений, совершается под влиянием насилия, угрозы, обмана, заблуждения или стечения тяжелых обстоятельств, то имеющее место воля самого действующего лица на совершение соответствующего действия отсутствует, имеющее же место волеизъявление отражает волю другого лица - при насилии или угрозе, либо воля действующего лица в других случаях сформирована под воздействием обстоятельств, искажающих его истинную волю.

Все эти обстоятельства при «отречении» Императора Николая II, а равно и Великого Князя Михаила Александровича, имели место.

Император заблуждался относительно провозглашенной в воззвании Временного комитета приверженности «думцев» «незыблемости монархического начала». Военный министр генерал Беляев, не предпринимая никаких мер к восстановлению порядка, безответственно телеграфировал «об успокоении». Командующий Петроградским военным округом генерал Хабалов предлагал в качестве способы усмирения мятежа запасных частей развести мосты, это когда по льду Невы ходили трамваи. Морской министр Григорович, с целью «сохранения ценных кораблестроительных карт», требовал ухода из Адмиралтейства верных Государю войск. Императорский поезд не пропускали в Петроград. Его не подпускали к телеграфу и телефону - штаб Северного фронта имел прямую телефонную и телеграфную связь с Петроградом. Приказы Верховного Главнокомандующего саботировались и, даже, без Его ведома отменялись. И Родзянко, и Алексеев, все бессовестно лгали Государю об истинном положении в столице, а, ведь, по признанию захватившего Министерство путей сообщения Бубликова достаточно было одной дивизии, чтобы подавить бунт; в Таврическом дворце при сообщении о движении войск на Петроград несколько раз поднималась паника; при случайных выстрелах на улице «революционные солдаты» выскакивали в окна. Царя самым подлым образом обманывали и в отношении действительного настроения петроградского населения, которое якобы выступало против Государя лично, и в отношении войск, среди которых якобы не было надежных частей. Августейшая семья, не имея возможности вследствие болезни детей, выехать из Царского Села подвергалась величайшей опасности. Ну, конечно, и угроза внутренних беспорядков во время напряженнейшей борьбы с внешним врагом, накануне победы, свидетельствовали о стечении тяжелых обстоятельств, о которых прямо говорится в телеграмме от 2 марта 1917 г. Императору почти открыто угрожали убийством Сына и гибелью всей династии. Воистину, кругом царила «измена, трусость и обман».

Интересны обстоятельства принятия Великим Князем Михаилом Александровичем рассмотренного решения. 3 марта 1917 г. в дом № 12 по Миллионной улице в Петрограде, где находился Великий Князь прибыли чуть ли не в полном составе князь Львов, Гучков, Родзянко, Милюков, Керенский, Некрасов, Ефремов, Ржевский, Бубликов Терещенко, Шидловский, Шульгин, Набоков, Нольде и другие лица и убеждали его отказаться от престола в пользу народа, который впоследствии сам изберет его или кого-нибудь другого. При этом Керенский заявил: «Я не вправе скрыть здесь, каким опасностям вы лично подвергаетесь в случае решения занять престол… Во всяком случае… я не ручаюсь за жизнь вашего высочества!..».

Все это совершенно определенно говорит о том, что отречение не состоялось. Святой Царь-Мученик остался законным Государем Российский Империи вплоть до мученической кончины 17 июля 1918 г.

Власть Временного правительства, равно как и власть его «наследников» – власть узурпированная, власть незаконная. Со 2 марта 1917 г. на всей территории Российской Империи ни одного мгновения не существовало и не существует какого бы то ни было рода или вида («ветви») государственной власти, которая могла бы претендовать на какой угодно род или вид законной преемственности. Все имеющиеся документальные акты перехода власти от законных ее носителей, отказа от нее и проч. – все это с юридической точки зрения не выдерживает самой снисходительной критики. Россия и по сей день - Самодержавная Православная Монархия. Всякий «избиратель» или его «избранник» – лишь звено в эстафете преступников, продолжение которой и есть залог достигнутого 85 лет назад губительного успеха.

В 1613 г. Народ Русский присягнул Дому Романовых до скончания века, «твердо и неразрушимо в предъидущие лета, в роды и роды». «А кто убо не похощет послушати сего Соборного Уложения… по священным правилам святых Апостол и Вселенских седми Соборов Св. Отец и Поместных… извержен будет, и от Церкви Божией отлучен, яко раскольник Церкви Божией и всего Православного Христианства…».

А. Сорокин

Монархистъ № 61, 2007, АРХИВ

К СОДЕРЖАНИЮ

М. Кулыбин

Заметки на полях современности

О возможном и невозможном в деле возрождения

Часто приходится сталкиваться с мнением (даже со стороны людей знающих и любящих Историческую Россию), что все равно сейчас уже ничего не сделаешь, вернуть веками формировавшиеся традицию, культуру, образ бытия, разрушенные и попранные десятилетиями богоборческого большевицкого правления совершенно невозможно.

Конечно, просто «вернуть» ничего не нельзя. Но нужно стараться возродить то, что может быть возрождено и – главное – стремиться строить будущее страны на базе именно русского, а не советского прошлого. Тогда, если будет Господня воля, и мы не оплошаем, наши внуки, может быть, пожнут плоды наших трудов.

Сложно представить, что Иоанн Калита, начавший собирание русских земель вокруг Москвы, рассчитывал сам ликвидировать ордынское иго, укрепить Церковь и объединить всю Русь. Он работал «на будущее», как писал в завещании его сын Симеон Гордый, чтобы «свеча не угасла».

Нынче же все хотят «всё, здесь и сейчас», чтобы один раз приложить какие-то усилия – а потом долго наслаждаться результатами. Но так не бывает.

И работа по возрождению России – это не единовременный «рывок» (то есть, возможно, когда-то в будущем понадобится и он), но вся жизнь, весь образ жизни (личной, семейной, общественной, профессиональной) сознательного русского православного человека. Стремиться жить не по лжи, а по Заповедям Божьим, создать полноценную любящую семью, воспитать достойных православных детей, добросовестно и плодотворно трудиться, стремиться по мере сил поддерживать благие начинания в общественной жизни – только все это вместе – и есть работа на возрождение России.

«Россия гибнет, на долгие «ожидания» и «преуготовления» нет времени», нередко можно услышать в ответ. Но ведь нам неведомы «времена и сроки», а значит жить надо, с одной стороны, так, будто уже завтра грядет Второе Славное Пришествие Спасителя, а с другой, – стремясь к возрождению всей страны и преображению всей ее жизни по Христовым Заповедям.

Конечно, все мы по-человечески слабы и далеки от воплощения в себе этого идеала, но стремиться к нему (хотя бы понимать, учитывать его в своей жизни) - нужно.

О подлинном смысле «исторического примирения»...

Перефразируя известную поговорку, можно сказать: что у столичных властей на уме, но у провинциальных газет «на языке». В качестве иллюстрации приведу несколько цитаток из статьи екатеринбургской «Областной газеты» (между прочим, региональный «рекордсмен тиража») от 14 августа 2007 г., чтобы проиллюстрировать то, как понимают «идейную нацеленность» концепции «исторического примирения красных и белых», пестуемой центральными властями «на местах» (выделения по тексту – мои – М.К.).

«90 лет исполняется в будущем году со дня начала гражданской войны в России. Именно этому событию посвящен завершившийся на днях смотр состояния мемориалов, памятников, памятных досок и мест захоронения воинов... В этом году под пристальное внимание попали памятные знаки, установленные в честь погибших за Советскую власть в братоубийственной войне 1918-1922 гг.

- Такие смотры – необходимость, - говорит председатель комиссии, заместитель министра культуры Свердловской области Олег Губкин. - ...Цель нашего смотра – обеспечить сохранность этих памятников и популяризировать их. А это, в свою очередь, будет способствовать гражданско-патриотическому воспитанию, как подрастающего поколения, так и взрослого населения».

Так-то вот: чествование и сохранение «светлой памяти» о красной сволочи, устроившей в России кровавую резню (ой, извиняюсь, на современной политкорректной «фене» - «братоубийственную войну»), - это дело «гражданско-патриотического» воспитания. И у этого «благородного дела» немало сторонников.

«В селе Нижнеигринском... есть обелиск с надписью: «На этом месте... захоронены расстрелянные колчаковскими карателями в октябре-декабре 1918 г. большевики и красноармейцы». Сейчас памятник находится на территории предприятия, принадлежащего О. Маланину... который взял на себя заботы об этом знаке истории... Предприниматель считает, что иначе просто не может быть...

Того же мнения придерживается замдиректора... ОАО «СУМЗ» в Ревде А. Мозалевич: - Так должно быть, и все. Надо содержать в порядке то, что свято».

Вот оно что: память о богоборцах и убийцах для них – это «святое». И не для них одних.

...В Ивделе был полностью восстановлен памятник погибшим за Советскую власть... «Патриотическое воспитание в Ивделе – не пустые слова. Почти 17 лет здесь существует военно-патриотический клуб «Шанс», где ребят... учат уважать историю Родины».

Страшно становится за будущее России, когда задумываешься над тем, что именно вбивают в головы несчастным детям, что именно «учат уважать».

Особым позором заклеймены в газетке отдельные негодяи, которые не чтят память «героических бойцов» за большевицкую оккупацию страны:

«Артинскому городскому округу поставлена оценка «неудовлетворительно». Знак в честь 26 революционеров совсем зарос травой и облупился...

Обелиск борцам за советскую власть... (в Ирбите – М. К.) находится на местном кладбище, за состояние которого отвечает коммерческая фирма «Рай». Ни администрация города, ни руководители «Рая» не обращают на него ни малейшего внимания...

В Красноуфимске в зарослях бурьяна еле заметили серую стелу с поблекшими буквами: «Здесь красноуфимский красногвардейский отряд под командованием С. С. Агапатова разгромил банду помещика Голубцова 22 июля 1918 г.».

Форменное безобразие! И нечего кивать на то, что: «По словам директора краеведческого музея Л. Алексейчик, Голубцов не создавал никаких банд, это был мирный человек».

Точно так же, факт, что под «могилой красноармейцев» в Ирбите на самом деле захоронены 26 состоятельных граждан, расстрелянных красными, перед бегством из города перед наступающими частями Колчака, ничуть не должен быть основанием не чтить память «борцов за советскую сласть».

Окопалась «контра» и в Кушве: «В годы гражданской войны здесь формировался один из полков Красной Армии. Летом 1918 г. белогвардейцы захватили Екатеринбург и Нижний Тагил, но Кушва оказывала упорное сопротивление, оставаясь островком Советской власти (как трогательно, - М. К.) на Урале до декабря 1918 г. Примечательно, что на стороне Красной Армии сражался китайский полк (действительно, примечательно На стороне красных вообще сражались все антирусские силы, а полк этот отличался особыми зверствами – М. К.)… Сегодня братская могила находится в плачевном состоянии…

Вандалы добрались и до Половинки. На одном из памятников цементом замазано посвящение, еще на одной памятной доске во фразе «жертвам белого террора» стерто слово «белого». Неужто постарались почитатели Колчака?»

Распоясалась «контра»! Китайского полка на нее нет! Но все не так плохо, пишет газета: «И все-таки жители Кушвы помнят подвиг земляков, боровшихся за Советскую власть. Каждый год, 19 июля (почти в память Свв. Царственных Мучеников(!) – М. К.) проводятся празднование и возложение венков в честь дня освобождения Кушвы от белогвардейцев.

Вот вам и вся концепция «исторического примирения красных и белых» на практике. Заключается оно, видимо, в том, что порядочные люди должны примириться с восхвалением и почитанием убийц, насильников и бандитов – только лишь потому, что они убивали, насиловали и грабили в масштабах всей России; и это было «этапом развития нашей страны».

В заключение – на эту же тему – еще цитата, но уже из другой статейки того же номера газеты: «С 7 февраля 1918 г. Русская Православная Церковь установила День поминовения всех жертв революции и гражданской войны. Всех жертв – и с той, и с другой стороны».

Вот ведь как интересно, вот одно «историческое примирение». Если кто не в курсе, поясню. В начале 1918 г., после захвата Киева, большевиками был убит Св. первоновомученик Владимир, митр. Киевский и Галицкий. Поместный Собор Русской Православной Церкви определил 7 февраля (25 января), или ближайшее следующее за ним воскресение, – днем поминовения всех убиенных от богоборческой большевицкой власти (ни о какой «другой стороне» речи, разумеется, не шло).

Тогда же прозвучало правдивое обличительное слово свободной Русской Православной Церкви о коммунистах и всех их сторонниках:

«Тяжкое время переживает ныне Святая Православная Церковь Христова в Русской земле: гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово, и вместо любви христианской всюду сеют семена злобы, ненависти и братоубийственной брани...

Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей - загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей земной.

Властью, данною Нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной.

Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение: «Измите злаго от вас самех» (1 Кор. V, 13)...

Зовем всех вас, верующих и верных чад Церкви: встаньте на защиту оскорбляемой и угнетаемой ныне Святой Матери нашей...

Смиренный Тихон, Божьею милостию Патриарх Московский и всея России».

Культ противоестественности

Чем дальше, тем больше современное общество заболевает культом противоестественности. Основа его сводится к тому, что все естественное почитается «скучным», «неоригинальным», «банальным». Зато все противоестественное становится «велением моды». И чем дальше простирается «отклонение от нормы», – тем «лучше», «оригинальнее», «самобытнее».

Глупые мальчики и девочки, которым очень уж хочется «выделиться из толпы», но у которых ни малейших шансов сделать за счет ума, таланта, способностей и трудолюбия, легко улавливаются на возможность стать «оригинальным» путем изменения своего внешнего облика.

«Хорошо», все, что неестественно: тело, данное Богом, – невзрачно и «банально». Его надо украсить – нарисовать на нем татуировки, наделось в нем дырок для втыкания различных малоприятных предметов, растянуть уши, в глаза вставить «декоративные» контактные линзы, светлые волосы – покрасить, темные – выжечь, прямые – завить, вьющиеся – выпрямить. В общем, – делается все что угодно, лишь бы изменить то, что есть от природы.

Но это, так сказать, «вершина айсберга». Культ противоестественности активно и нагло внедряется во все сферы жизни. Почитайте современную «литературу», полюбуйтесь «произведениями искусства». Дальше – больше. «Оригинальность» торжествует в половых и семейных отношениях. Конкурсы пения для глухих, специальные олимпиады для инвалидов, «художественные выставки» умственно-отсталых и т.д., и т.п. Политики и общественные деятели «корректируют» свои программы, заявления и действия (!) с учетом мнения противоестественных «оригиналов» всех мастей.

На Западе дошло до смешного: чем больше у человека «отклонений от нормы», тем большее число законов его «защищает», тем проще ему устроить свою жизнь. Любое неприятие «оригинальности» карается как «факт дискриминации». Общество – западное, да и наше, обезьянничая перед ним, – все больше утрачивает естественный (!) инстинкт самосохранения, культивируя противоестественность в самых разных формах.

Еще раз о возрождении России

Подумалось, что, говоря о возрождении России (если вести речь о самобытной русской национальной православно-государственной традиции), совершенно невозможно определить какую-то «этапность», очередность того, что нужно «возрождать» в первую очередь.

Разрушено – все. В первую очередь, конечно, русский менталитет, комплекс духовно-нравственных ценностей, образ мыслей; низвержен «царь в голове». Его и воссоздавать необходимо прежде всего. Ибо он – база, основа, фундамент на котором все зиждется.

Но и оставлять в забвении вопросы политики, экономики, обороны и пр. также невозможно. Вот и получается, что возрождать надобно все фактически одновременно: храмы и приходскую жизнь, промышленность и инфраструктуру, национальные традиции и культуру, русскую армию и органы правопорядка, политическую систему и государственные институты, образование и благотворительность. Попытка «вычленить» какое-то одно направление и сосредоточить на нем все силы – заведомо обречена на неудачу.

Вот и получается тупиковая ситуация: возрождать все – невподъем (особенно принимая во внимание, что все хотят «всего и сразу»), а возрождать что-то одно – фактически бесполезно. А главное (что понимают сейчас далеко не все): базой всей работы по воскрешению России может быть только Православная вера, комплекс традиционных христианских морально-нравственных ценностей и принципов. Без этого никакое «экономическое чудо» не возродит страну, а превратит ее – в лучшем случае – в жалкое подобие одного из «расхристанных» западных государств, а в худшем – в сырьевой придаток.

М. Кулыбин

Монархистъ № 61, 2007, АРХИВ

К СОДЕРЖАНИЮ

С. Орлов (Москва)

Национальный вопрос в Российской империи и СССР

(Начало. Окончание в №№ 62-63)

Желание показать русскую историю как гармоничную и прекрасную хронику преемственности побед сыграло дурную шутку с патриотической мыслью. Акцентирование на наследовании СССР по от ношению к Российской Империи, часто приводит к неспособности различать их даже там, где эти системы расходятся кардинально. Империи беззастенчиво приписываются все черты СССР (особенно сталинского), а СССР оказывается наследником всех мыслимых традиций Империи.

В частности, стало обычным утверждать, что в Империи-де создавалось нечто вроде «советского народа» - «общеимперская полиэтничная гражданская нация» или как, любили говорить «старые» патриоты 1980-х «русские испокон веков жили бок о бок с другими народами, взаимообогащая культуры», ну, и т.д. В качестве доказательства приводится относительно пестрый национальный состав населения и элиты, как минимум, начиная с позднего Средневековья.

Как следствие, одни утверждают, что Государство Российское едва ли не со времен Ивана Калиты, носит анти-русский характер, другие же углядывают в любом «мероприятии» Советской власти безусловное выражение национального духа.

Меж тем, мало что так различно, как национальная политика в СССР и Российской Империи.

I. Российская империя как национальное государство

Расширяя свои границы, Империя включала в свое состав все новые территории, населенные весьма непохожими народами. По устоявшейся точке зрения, все эти этносы «включались в Русский мир», «попадали в орбиту русской культуры» и т.д. На деле никакого обязательного механического «включения» и «попадания» не происходило. Скорее можно говорить о том, что предоставлялся шанс на подобное сближение, и то не всегда. А так, в жизни «обычного человека» из инородцев происходило мало существенных перемен. Его никто не заставлял одеваться в русскую одежду, говорить на русском языке, жить в русских избах и т.д. Напротив, зачастую новые власти были заинтересованы в консервации традиционных «свычаев и обычаев» к вящему удовольствию местной знати.

Не только культурное, но даже правовое пространство «окраин» часто оставалось нетронутым. Семейное, имущественное и во многом уголовное право оставалось таким же, как до прихода русских. Естественно, что и распространялось действие этого племенного права только на самих членов племени. Никто не выращивал из местной верхушки специальные национальные кадры чиновничества или офицерства. Речи не могло о том, чтобы власть и законы какой-либо этнической группы распространялось на ту или иную территорию таким образом, что бы под их действие попадал кто-либо из русских (разительный контраст с ситуацией в нынешних автономиях, не так ли?).

Тут надо вспомнить даже не столько то, что для государства национальности как бы официально не существовало, в документах указывалось вероисповедание. Важнее другое.

Для традиционного общества быть, скажем, эвенком (грузином, русским, киргизом и т.д.) это не совсем вопрос о «паспортной национальности» родителей. Это еще и жить среди эвенков и как эвенк: говорить на этом языке, добывать себе пропитание именно так как это делают твои соплеменники, верить в то, во что верят они, носить ту же одежду, подчиняться тем же властителям. Тот, кто не следовал этому, не был членом племени ни в глазах других, ни в своих собственных.

Такую национальную идентичность практически не возможно сохранять за границами традиционного расселения. Это своего рода резервация, первый, но не последний рубеж сохранения национального характера Русского государства. Раз так, то человек по тем или иным причинам порвавший эти связи со своим племенем-общиной, уже, в сущности, не принадлежал к нему. Он становился выходцем. Одиночкой, ищущим признания в новой среде в качестве своего. Тем самым «русским грузином» (русским киргиз-кайсаком, русским бурятом и т.д.), которого так часто приводят в пример патриоты, рисуя образ «хорошего инородца». «Выход за околицу», получение образования, а часто и просто пересечение городской черты означали, в значительной степени, принятие русских правил игры, и что очень важно, такое положение вещей воспринималось как естественное, а не привнесенное произволом властей.

Кстати, концепция «выходца» - это ответ на любимый интернационалистами всех оттенков аргумент против национального государства: «А как же Гергиев (Губайдуллина, Бокерия, Исинбаева, Баграмян и т.д.)? Что же этим талантливым людям не должно быть никакого ходу из-за того, что они не русские?». Дело даже не в том, что мы как-нибудь справились бы (хотя труд этих людей достоин уважения). В национальном государстве им просто не приходило в голову считать свою национальную принадлежность «актуальной» – «кабардинцы в ауле остались, а здесь надо быть русским».

Впрочем, легкая ностальгия по «милой родине» скорее поощрялась, ибо полное равнодушие к памяти предков и «отеческим гробам» прочитывалось как нравственное уродство, каковым оно, собственно, и является.

Отступая от темы: в рамках такого «многомерного» понимания национальности совершенно нелепой выглядит трактовка национальной принадлежности, принятая в СССР. «Кровь» не равнялось «нации». Фраза «я на три четверти русский, а на одну четверть удмурт» - в такой «парадигме» выглядит бредом. В той системе представлений нерусским этого человека делает таракан в голове, который говорит ему, что можно якобы быть удмуртом, ни дня, ни часа не живя в Удмуртии, среди удмуртов и как удмурт; и якобы можно быть свободным от принадлежности к русской нации и от обязательств перед ней даже в том случае если ты родился и вырос в России и среди русских.

Вторым рубежом был в некотором роде «эксклюзивный» характер социально-политической системы русских. Русское общество было централизованным и сословным, а наименее комплиментарные инородческие общества, часто (и даже – как правило) родоплеменными, клановыми. Переход из одного общества в другой означал нечто не меньшее чем переход из одной физической среды в другую. Пытаться играть в этом «ином мире» по правилам «аула» или «местечка» значило проиграть с разгромным счетом.

Клановое общество с его номинальным, но внятно институализированным родством высших и низших, конечно, в ряде своих проявлений, выглядит довольно симпатичным, что влияет на позиции некоторых русских националистов (всевозможные призывы «стать чеченцами»). Но против работающей регулярной сословной системы кланы всегда были бессильны, «моя машина железно устроена, перемелет и выплюнет кости». Достаточно вспомнить пример противостояния сословной Англии и клановой Шотландии.

В доступных мне источниках окончательное разрушение родовых структур на Руси относят к XV-XVI вв. (едва ли не раньше всех в Европе, где реликты этой системы задержались на столетия и нашли свое воплощение в некоторых демократических институтах). То, что именно в этот период Россия впервые лязгнула на пол-Европы своими тяжелыми доспехами никак не совпадение: система обрела необходимые ресурсы для начала создания одной из величайших Империй в истории.

Принято считать, что русским имперским ноу-хау было включение этнических элит в русское дворянство. На деле полнота этого включения зависела от готовности отказаться от прежней роли этнической верхушки, предпочесть сословие этносу.

Приведу пример последнего Хана Нахичеванского. Этот в высшей степени достойный офицер избрал стратегию существования в русском обществе, исключающую «пролонгацию» своей национальной идентичности в будущих поколениях: он был женат на протестантке, а дети его крещены в Православии. В его потомках осталось бы совсем немного «нахичеванского», разве что чуть кокетливая гордость экзотичностью «корня».

Местный князек, безусловно, имел все возможности, скажем, дать своему сыну хорошее образование. Но к никакой «коренизации» местного чиновничества или полицейского офицерства это не приводило. У новоявленного, например, выпускника кадетского корпуса из инородческой знати было куда больше шансов оказаться в гарнизоне Гельсинфорса или Петропавловска-Камчатского, чем вернуться, облеченным властью, в «родные палестины».

Недружественные русским народы, для которых «технология» существования в сословном обществе не была чем-то затруднительным, попадали с условия прямых административных ограничений (например, черта оседлости для евреев, негласные ограничения для поляков и т.п.).

Отдельная тема – города. Значительная часть народов Российской империи не имела вовсе своей городской культуры. Стоящие на населенных этими племенами землях города были русскими форпостами, форпостами как в прямом, военном смысле, так и форпостами культуры, религии, образовании и т.д. Город, будучи разительно отличен во всем, от привычного образа жизни требовал и требовал властно отказа от своей идентичности и принимал только тех, кто на такой отказ был способен.

Не было практически никакой «этнической компоненты» в системе образования, Университет и Гимназия были русскими, если угодно, российскими, но не как институциями, призванными кодифицировать (а часто просто – создавать с нуля), развивать и распространять какую-либо другую культуру кроме русской. Понятно, что там, где система образования существовала до прихода русских, это правило имело некоторые исключения.

Излишне говорить, что никто специально не выращивал «национальные кадры» с тем, что бы передать в их руки власть над номинально «нерусскими» территориями Империи. Государство не создавало этнократий, включенных в общий админстративный механизм.

Вообще стремление инородцем сделать карьеру или получить образование находило поддержку с верху только при соблюдении некоторых условий. Где-то в печати мне попался рассказ об одном весьма одаренном то ли бурятском, то ли тувинском юноше. Во второй половине XIX в. он оканчивает гимназию, и попадает в поле зрения военных востоковедов (в те времена востоковедение во всем Старом Свете было во многом мундирным). Те находят его крайне перспективным, он продолжает обучение и получает офицерский чин. Для начала полноценной карьеры он, буддист, должен принять Православие. Отказ – и его блестящий взлет прерван: благоразумие системы не позволило дать «зеленый цвет» человеку с низкой лояльностью. Можно оспаривать справедливость конкретно этой меры, но нельзя отрицать, что социальное возвышение должно быть увязано с уровнем лояльности к государству.

Есть фраза одного немца (кажется Томаса Манна): «Для итальянца другой – это чужак, для француза – варвар, для немца – противник, для англичанина – конкурент, для русского же – еретик». Это не плохо описывает особенность встречи русских с иноплеменными, они (в отсутствии очередного нашествия) приходят часто в виде интеллектуального феномена, какой-нибудь «богомерзкой книжки», да еще и со «срамными картинками». А так, их как бы и не существует. У русских в целом не было народа-соседа, народа-конкурента, с которым приходилось бы соизмерять себя в ходе каждодневного сосуществования, «быть начеку».

Можно сказать, что единственным «соседом», чей взгляд всегда чувствовали русские, был Господь, Бог Правды. Потому, кстати, и тяжко принимается многими русскими людьми со сколько-нибудь традиционным сознанием национализм, условно говоря, «крыловского» толка («чужое должно быть присвоено или уничтожено, на худой конец охаяно и осмеяно, просто потому, что оно не свое»). Ведь о чем, в двух словах, говорит нам такой национализм: «Другие смотрят и слушают, Другие уже здесь, все, что вы скажите, сделаете и т.д. может быть использовано против вас. Бога, может быть, и нет или Он вовсе не таков как вам рассказали, да и что проку верить в Бога Истины и Вечности, а не в Покровителя русских? А вот Другие, они – точно есть, и они – здесь, и они – против вас». И что же, спрашивает русский человек такого русского националиста, всегда врать, ни слова не сказать «как на духу», «как есть»? Никогда, отвечает такой националист, ну, разве избранные на тайном синедрионе Русских Мудрецов смогут себе это позволить, но уж без протокола, дабы не повторять чужих ошибок. Утрирую, конечно, но примерно так.

Но вернемся в Российскую империю. В определенном смысле можно сказать без особой натяжки, что никакие «другие народы» в России не жили.

Конечно, они жили в различных частях Империи, это верно. В Туркестанской губернии жили одни инородцы, а Петербургской – другие. Русские из этих частей, в той или иной степени соприкасались с этими этносами, имели представление об их образе жизни, менталитете, культуре, поведенческих особенностях, но за границы, как сказали бы сейчас, «регионов» информация такого рода не распространялась, на нее просто «не было запроса». А не было его потому, что не было в той системе внутри самой России этноса, способного быть «вызовом» всей русской нации в целом (даже евреи подошли к этой роли лишь к началу ХХ века).

Сами же русские, буде они действительно оказывались с ситуации жизни «бок о бок со многими народностями», обращались в жестоковыйных, воинственных, энергичных и сплоченных казаков, т.е. активизировали в себе те самые качества, которые были затушеваны и даже излишни в моноэтнической Коренной России. Причем, что крайне важно: казачество было сословием, т.к. в сословном обществе механизмы солидарности действуют только внутри социальных групп. Упрекая нынешних русских в слабости родовых связей и отсутствии этнофаворитизма, нужно помнить – сама ситуация появления в русских городах и весях инородческих диаспор слишком нова для нашей нации. И тем более глупостью звучит призыв «учиться у чеченцев», учиться нужно у казаков, благо казак дремлет в каждом из нас.

Образ очень немногих народов Российской империи присутствовал с сознании всей нации сколько либо внятно. Это, прежде всего, «немцы», татары («трактуемые» достаточно широко), отчасти поляки, пожалуй, французы (память 1812 г. и след многочисленных околобарских «мусью») и только с середины XIX в. появляются «горцы». Русские в целом (повторюсь) никогда не воспринимали себя как живущих бок о бок с какими-либо «другими», не было этого ощущения присутствия «чужого взгляда», этого особенного вызова бросаемого инаковостью, причем, инаковостью покоренного чужака (в отличии, скажем, от австрийцев, воспринимавших этот вызов со стороны итальянцев, венгров, чехов и прочих именно всей нацией). И уж тем паче не может идти речи о восприятии своей страны как производной от некого «союза племен». Кстати, по этому не получилось из русских и надменных господ, «практики маловато».

Зато была чрезвычайная устойчивая привязанность к своему образу жизни, мало подверженная влиянию соседей. Собственный уклад воспринимался как «единственная норма», во всяком случае на своей земле.

Такой порядок вещей обеспечивал Российскому государству национальный характер, хоть и несколько официозно-державно униформированный.

Правда, именно этой униформированностью Империю часто упрекают. Не собираюсь заниматься апологией петровской «ломки через колено», но империя есть империя. Предположим, что Петровская модернизация прошла бы без тяжких эксцессов «европеизации», но, скажем, к XIX в. фольклеристой этничности в России было бы не больше чем в царстве «последнего рыцаря Европы», Николая I. Ибо империя есть дело чиновников и офицеров. Любишь существовать в ряду первейших, на самой авансцене истории – люби и упругую энергетику коридоров столичных департаментов, и сонный дух провинциальных канцелярий. От того, что эти почтенные учреждения могли бы называться приказами и земскими избами, мало что изменилось бы. Не выжила бы теплая, построенная во многом на плохо формализуемых связях, родовая общность в русских масштабах.

Давала ли эта система сбои? Да.

Один и очень крупный из них (хотя и не однозначный по своим последствиям) назывался «немецкое засилье».

По видимому, уже к XVI в. Немецкая слобода породила полноценную «этническую мафию», которая не только воспользовалась плодами Петровской реформы, но и во многом сама ее подготовила. Это были немного условные, конечно, «немцы», довольно пестрые по национальному составу, но выходцы из немецких государств, не нашедшие применения в своих отечествах, составляли среди них большинство. Замечу, что государств этих были десятки и даже, в некоторые периоды, сотни. Неплохое описание функционирования таких мафиозных связей находим, как, быть может, кому-то покажется странным, у Достоевского:

«Андрей Антонович фон-Лембке принадлежал к тому фаворизованному (природой) племени, которого в России числится по календарю несколько сот тысяч и которое, может, и само не знает, что составляет в ней всею своею массой один строго организованный союз. И уж, разумеется, союз не предумышленный и не выдуманный, а существующий в целом племени сам по себе, без слов и без договору, как нечто нравственно-обязательное, и состоящий во взаимной поддержке всех членов этого племени одного другим всегда, везде и при каких бы то ни было обстоятельствах. Андрей Антонович имел честь воспитываться в одном из тех высших русских учебных заведений, которые наполняются юношеством из более одаренных связями или богатством семейств.

Воспитанники этого заведения, почти тотчас же по окончании курса, назначались к занятию довольно значительных должностей по одному отделу государственной службы. Андрей Антонович имел одного дядю инженер-подполковника, а другого булочника; но в высшую школу протерся и встретил в ней довольно подобных соплеменников. Был он товарищ веселый; учился довольно тупо, но его все полюбили. И когда, уже в высших классах, многие из юношей, преимущественно русских, научились толковать о весьма высоких современных вопросах, и с таким видом, что вот только дождаться выпуска, и они порешат все дела, - Андрей Антонович все еще продолжал заниматься самыми невинными школьничествами».

Ф. М. Достоевский «Бесы»

Так или иначе, а бестолковый немецкий племянничек, препятствующий карьерному росту одаренного русского, станет почти на два столетия знаковой фигурой русской жизни.

Но у этой медали есть и обратная сторона. Не об одном народе, принимавшем участие в строительстве нашей Империи, нельзя сказать: «без них страна была бы другой». Про немцев можно. Вклад некоторых представителей других народов отрицать довольно глупо, но мера, степень, характеристики влияния у немцев на порядок выше. Скажем, генерал Багратион – в высшей степени достойной пример мужества, но заявить, что без грузин русское военное дело выглядело бы совершенно иначе, было бы сильным преувеличением. Про «немцев» это сказать можно – без «лефортов» облик русской армии был бы существенно другой. То же самое можно сказать о многих других областях государственного строительства: административной культуре, науке и т.д. Лучше или хуже – это еще вопрос, но то, что без «немцев» Империя была бы другой, особых сомнений не вызывает. Характерно, что в великой русской литературе присутствие «немцев» куда менее значимо. Фета, например, «изъять» можно не обрушив все «здание» и не изменив заметно его облик.

Другим, и весьма существенным отступлением от этого порядка вещей было существование двух «квазигосударств» – Царства Польского и Великого княжества Финляндского. Рассказ о них за рамками данной заметки, но нужно отметить, что это были территории, где относительно развитая государственность и способные управлять своими странами элиты сложились до прихода русских. Причем, с присоединением к Российской империи эти элиты были подчинены власти, назначаемой из Санкт-Петербурга и далеко не из числа «коренных кадров».

Итак, особенности положения в сфере межнациональных отношений в Российской империи можно свести к нескольким пунктам:

1. Формат национальной идентичности, не предполагавший ее сохранения за пределами традиционного расселения, и значительно затруднявший этнофаворитизм.

2. Сохранение культуры, традиционного уклада и, в ряде случаев, обычного права малых народов без передачи им суверенитета над какими-либо территориями в формате государственных образований.

3. Включение выходцев из национальной знати в общероссийскую элиту только при условии растворения в ней.

4. Социальный рост при условии зримой демонстрация лояльности государству.

5. «Эксклюзивная» форма социального устройства русских.

6. «Моноэтническое» самосознание большинства русских.

7. Общеимперская система образования, не предполагавшая специального выращивания национальных кадров.

8. Город, как форпост русского мира.

9. Казачество, как модус существования русских в условиях тесного соседства с другими народами.

10. Ситуация с национальном вопросом (как и со многими другими «вопросами») преимущественно представлялась не результатом произвольной «национальной политики» властей, а следствием естественного порядка вещей. Впрочем, таковой она во многом и была, что являлось и ее силой и ее слабостью.

(Окончание в №№62-63)

С. Орлов (Москва)

Монархистъ № 61, 2007, АРХИВ

К СОДЕРЖАНИЮ

С. Маньков

Слуга Государев

Василий Викторович Бискупский родился 27 июня 1878 г. и был старшим сыном Томского вице-губернатора Виктора Ксаверьевича Бискупского (1839-1899) и Елены Васильевны, урожденной Римской-Корсаковой (1857-1931). Род Бискупских принадлежал к древнему польскому шляхетству.

Василий Викторович, окончил 2-й Императора Петра Великого Кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище с «занесением имени на мраморную доску» (1897 г.).

Лихой и смелый кавалерийский офицер, Бискупский с молодости придерживался правых взглядов. Дослужив до корнета 3-го драгунского Сумского полка, он отправился добровольцем в Южную Африку, где принял участие в войне против англичан в составе бурских отрядов.

По возвращении в Россию он продолжил службу в лейб-гвардии Конном полку. В 1904 г. в чине поручика добровольно перешел во 2-й Дагестанский полк, с которым принял участие в Русско-японской войне. Был тяжело ранен.

В 1905 г. с личного разрешения Государя Николая II он вступил в тайный брак с известной исполнительницей русских романсов певицей Анастасией Дмитриевной Вяльцевой (1871-1913). Страстный роман закончился трагически: в 1913 г. А. Д. Вяльцева заболела раком крови. Любящий муж, В. В. Бискупский, согласился на прямое переливание крови, но увы уже было поздно и 5 февраля 1913 г. Анастасии Дмитриевны не стало. Хоронить любимую исполнительницу вышло 150 тысяч жителей Санкт - Петербурга.

Тяжело переживая утрату, Бискупский, принимает решение покинуть военную службу и в том же году выходит в отставку в чине полковника, после чего некоторое время занимался коммерцией. Организовывает несколько акционерных обществ по добыче нефти на Дальнем Востоке.

В 1913 г. по Высочайшему повелению Бискупский был восстановлен на службе и зачислен старшим штаб-офицером в 16-й Иркутский Гусарский полк, в составе которого с началом I Мировой войны выступил на фронт. В декабре 1914 г. назначен командиром 1-го лейб-драгунского Московского полка, в июне 1916 г. произведен в генерал-майоры. Был неоднократно ранен, имел несколько боевых наград, в т.ч. Георгиевское оружие и Орден св. Георгия 4-й ст. В январе 1917 г. назначен командиром 1-й бригады 3-й Кавалерийской дивизии, а в марте командиром 3-й Кавалерийской дивизии.

После революции, оказавшись на Украине, он в чине генерального хорунжего командовал Армейским корпусом Гетмана П. П. Скоропадского в Одессе. 20 июля 1918 г. был назначен и.о. командира 1-й Конной дивизии.

После падения Гетмана, Бискупский эмигрирует в Германию, где окончательно приходит к убеждению, что реальная помощь в освобождении России от большевизма может прейти только от немцев. В июле 1919 г. с целью оказания помощи Северо-западной армии генерала Н. Н. Юденича и Западной Добровольческой армии князя П. М. Бермондт-Авалова, создал и возглавил Западнорусское правительство. Только распри и склоки царившие в Белом движении не дали генералу Бискупскому осуществить свою цель, и в сентябре 1919 г. правительство прекратило свое существование.

В этот же период, генерал-лейтенант В. В. Бискупский повторно женится, на дочери генерал-майора Н. Сомова Любови Николаевне, от брака с которой у него рождается трое детей: Виктор (умер в детстве), Василий и Наталья.

Будучи человеком правых взглядов и убежденным монархистом, Василий Викторович, принимает участие в попытке восстановить Монархию в Германии. В 1920 г., во время так называемого «Капповского путча», он является товарищем председателя Русско-немецкого клуба в Баварии и до ноября 1923 г. руководителем русской секции общества «Ауфбау», созданного с целью координации усилий русских и немецких правых.

Тесные и дружеские контакты связывают его с немецкими правыми деятелями, такими как: генерал граф Р. фон дер Гольц, генерал Э. Людендорф, М. Э. фон Шейбнер-Рихтер, граф А. Гугенберг и многие другие.

С самого начала он является одним из самых преданных сторонников Императора Кирилла Владимировича. Свято веря в торжество Государева дела, генерал-лейтенант Бискупский с большой энергией и активностью включается в работу Русского легитимистского движения. Он выполняет поручения Государя в Англии, Венгрии, Австрии и Германии. По мере сил заводит деловые контакты и находит финансовые средства для ведения монархической пропаганды. Именно он, по ряду свидетельств, убедил Блюстителя Престола Великого Князя Кирилла Владимировича, объявить себя в 1924 г. Императором Всероссийским в изгнании и тем самым возглавить «Государево освободительное дело». Понимая, что в политически активной эмиграции единство отсутствовало a priori, генерал не боялся демагогических обвинение в ее расколе и действовал лишь ради сплочения здоровых сил под знаменами Легитимной Монархии. Все это делает его одним из ближайших помощников Императора Кирилла Владимировича, который производил Василия Викторовича в чин генерала от кавалерии.

Генерал Бискупский – частый гость резиденции Императорской Семьи в Кобурге. Он присутствует как на радостных (например, свадьба Великой княжны Киры Кирилловны), так и на скорбных мероприятиях Царской Семьи (таких как, похороны Государыни Виктории Федоровны в 1936 г. и Императора Кирилла Владимировича в 1938 г.).

После прихода нацистов к власти в Германии, в 1936 г. Бискупского арестовывают. В течение нескольких месяцев он пытается освободиться через свои немецкие связи, но все оказывается тщетным, и только заступничество Императора Кирилла Владимировича, направившего письмо канцлеру А. Гитлеру с просьбой разобраться в деле Бискупского, дает генералу долгожданную свободу.

Вскоре после выхода из тюрьмы он назначается немецкими властями на пост Главы Управления по делам русской эмиграции Russischer Vertrauensstelle в Германии, который занимает вплоть до 1945 г. Его задачей на новом посту становится, прежде всего, помощь десяткам тысяч русских беженцев оказавшихся на территории III Рейха, с которой генерал справляется блестяще. Многие русские получаю работу, жилье и социальную поддержку. Заместителем Бискупского становится Николай Федорович Фабрициус-де-Фабрис, представитель Государей Кирилла Владимировича и Владимира Кирилловича в Германии, секретарем поэт Петр Николаевич Шабельский-Борк, молодежным отделом заведует известный правый деятель Сергей Владимирович Таборицкий.

Стараниями генерала Бискупского создается Комитет по сбору пожертвований на сооружение и украшение православного храма в Берлине, которому к июню1937 г. удалось собрать почти 5 тысяч марок, и вскоре немецкими властями разрешено возведение обора.

Бискупский всегда считался представителем «прогерманской партии» в окружении Императора Кирилла Владимировича, но тем неменее его взгляды не были так уж однозначны. Находясь в Праге, он говорил: «Должен … сказать, что я монархист. Как монархист, я не могу быть нацистом, потому что идея монархии и идея нацистского государства не совпадают. Но меня лично примиряет с нацизмом факт существования опасного общего врага – коммунизма». Он верил что, «рейх, конечно, рано или поздно поразит мировой коммунизм, и его поражение будет означать возникновение русской монархии».

С началом Советско-германской войны генерал Бискупский делает все от него зависящее, чтобы помочь свержению большевизма и оказать помощь советским военнопленным и «остарбайтерам». Эта деятельность вызвала резко негативное отношение со стороны русофобски настроенных деятелей руководства III Рейха. Как вспоминал эмигрант С.Л. Войцеховский, «Розенберг его ненавидел. Выходившая в Берлине под редакцией В. М. Деспотули газета «Новое Слово» это отношение послушно отражала. Генерал А.А. Власов видел в нем ретрограда дворянского толка, а сам Бискупский понимал, что, доколе Розенберг и ему подобные будут влиять на политику Германии, ни о какой русской освободительной борьбе с немецкой помощью речи быть не может».

Плоды нацистской политики убеждают его в необходимости устранения Гитлера, и он тесно связывается с группой немецких офицеров, составивших неудавшийся заговор 20 июля 1944 г. К счастью, причастность генерала Бискупского к попытке антигитлеровского переворота не была вскрыта Гестапо, поскольку дневник генерала фон Хасселя, где были подробно описаны разговоры с Бискупским направленные против Гитлера, был спрятал его женой.

Тяжелым ударом по здоровью генерала Бискупского, стало уничтожение его богатейшего архива после англо-американских бомбежек. Переживания вылились в частичный паралич.

Скончался генерал от кавалерии Василий Викторович Бискупский в Мюнхене в 18 июня 1945 г. в американской оккупационной зоне.

С. Маньков


№ 61	Санктъ-Петербургъ	годъ 2007





НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

СОДЕРЖАНИЕ: