ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ I И ВОЕННЫЙ ЗАГОВОР 14 ДЕКАБРЯ 1825 ГОДА
Проф. М. В. Зызыкин
Император Николай I и военный заговор 14 декабря 1825 года
О каком стремлении к власти Императора Николая I говорит Л. Н. Толстой, утверждая, что "в жизни этого Государя, начиная с того ужасного часа, когда он отдал приказ стрелять картечью по толпе на Сенатской площади, все было самым ужасным преступлением"... Или, говоря о нем: "Солдат ограниченный, грубый, надменный и некультурный, живущий единственно для власти, стремящийся только к ее усилению".
Таковы по Толстому характерные черты этого Государя, которого он определяет безобразным прозвищем "Николай Палкин" (*Грюнвальд, стр. 8. Предисловие к "Жизни Имп. Николая I". К сожалению, это мнение являлось камертоном к созданию отрицательного отношения большинства интеллигенции к Императору Николаю I. Таков же философский непродуманный отзыв, основанный исключительно на внешности Николая I, знаменитого писателя-художника, отзыв, который является частью общего его миросозерцания, имеющего весьма мало общего с действительным христианством, в учении о непротивлении злу насилием, как к самой благой вести Царства Божия (стр. 102, 34 "Царство Божие". См. Иван А. Ильин "О сопротивлении злу силою", стр. 221. Берлин, 1925 г.). А в примечании на стр. 10 Ильин цитирует Толстого: "Государственные властители суть большей частью подкупленные насильники. Точно такие же, как разбойники на больших дорогах". ("Закон насилия" стр. 80, НО, 129 ). О том же на стр. 147 написано: "Сенатор, министр, монарх гаже и хуже палача и шпиона, ибо прикрывается лицемерием". Всем желающим разобраться в проблеме непротивления злу насилием, нельзя не рекомендовать вышеназванную книгу И. А. Ильина, где показано с философской ясностью, не оставляющей желать ничего лучшего, что Христос, призывая к любви к врагам, разумел только личных врагов и никогда не призывал любить врагов Божиих, благословлять тех, кто ненавидит все божественное, содействовать воинствующим совратителям, умиляться на них и всячески заботиться о том, чтобы кто-нибудь воспротивившись им не помешал бы их злодейству. Напротив, для таких людей и даже для несравненно менее виновных, Он имел и огненное слово обличения (Матв. XI, 21-24; Марк. XII, 38-40; Лука XI, 31-52), и угрозу суровым возмездием (Матв. XXI, 41; XXII, 7-13), и изгоняющий бич (Матв. XXI, 12; Лука XIX, 45), и грядущие вечные муки (Матв. ХХV, 41, 46; Иоан. V, 29). Сытин, издавший полное собрание сочинений Льва Толстого в 20 томах не только сократил главу в "Хаджи Мурате" с характеристикой Императора Николая I, но не поместил письма Льва Толстого к Императору Николаю II с советом прекратить набор войска, которое показывал мне в напечатанном виде в одном из книжных магазинов в 1901 г. в Готтингене продавец книг. Это письмо никогда не было напечатано в России. Однако, я, будучи еще студентом на 1-ом курсе юридического факультета, был застрахован от толстовского влияния прочтением "Оправдания добра" Влад. Серг. Соловьева, стрелы критики которого были совершенно неотразимы для Толстого по определению моего профессора Павла И. Новгородцева).
Между тем, что же произошло в действительности? Император Николай I пишет Великому Князю Константину вечером 14 декабря 1825 г.:
"Дорогой, дорогой Константин, Ваша воля исполнена, я - Император! Но какою ценою, ценою крови моих подданных".
Дело идет о первом артиллерийском выстреле, когда князь Васильчиков подъехал к Государю, обстреливаемому на площади, и сказал:
"Ваше Величество, надо пустить в ход картечь, нельзя ни минуты терять".
"Как, Вы хотите, чтоб я ознаменовал первый день своего царствования убийством?"
"Да, чтобы спасти Вашу Империю".
Тогда Император Николай I, предупредив толпу, что будут стрелять, если она не разойдется, приказал стрелять.
Мог ли Император Николай I предупредить мятеж 14 декабря? Да, мог. 13 декабря военный министр гр. Татищев предложил ему арестовать Рылеева, братьев Бестужевых и некоторых других, и мятеж 14 декабря не состоялся бы, если бы Император Николай I не запретил прибегать к арестам прежде, чем мятежники не выявят себя. "Иначе меня будут обвинять в этих арестах".
А как он плакал, когда разговаривал с французским послом графом Лафероннэ, когда рассказывал, как он был оклеветан и о заговоре:
"Вообразите себе, что я должен был чувствовать, когда должен был пролить кровь моих подданных. За исключением, может быть, вас и моей жены никто не в состоянии понять ту жгучую боль, которую я испытываю и буду испытывать в течение всей моей жизни при воспоминании об этом ужасном дне. Злодеи задумали этот гнусный заговор, как будто моим намерением было вырвать корону из рук того, кому она принадлежит".
А в день состоявшегося приговора он писал своей матери Императрице Марии:
"Моя милая и дорогая мама, трудно выразить Вам, что происходит со мною. Это, как будто я был охвачен лихорадкой... Голова у меня кружится; только сознание ужасной обязанности позволяет мне перенести это мучительное состояние".
А что было бы, если б переворот удался? Нам, пережившим коммунистический переворот, совершенно ясно, что наступило бы за сто лет перед этим.
Свидетельством тому является политическая доктрина, освобожденная через масонство от всякой связи с христианской церковью и моралью Пестеля, возглавителя движения, приезжавшего в 1824 году для объединения Северного и Южного Общества и избрания формы правления.
"Так будет республика", - заявил он, ударив кулаком по столу. А так как он был человеком сильным, решительным, большого ума и красноречивым, так он сумел бы далее поставить на своем. Поэтому мы особенное внимание отводим его политической доктрине. Он не хотел Учредительного Собрания. Он его допускал самое ранее через 10 лет после переворота, когда избранные люди установили бы форму правления по своему усмотрению и за это время успели бы переделать граждан в своем направлении; за отдельными индивидуумами он не признает никакой способности к управлению и никаких прав. Государственная власть должна быть всемогуща. Она должна создавать граждан, подчинив себе Церковь и школу, совершенно так же, как в Советском Союзе. Его аграрная реформа произвела бы полный хаос при наделении каждого гражданина двумя десятинами земли.
Он был арестован генералом Дибичем 13 декабря 1825 г. на юге и руководителем движения оказался Кондратий Федорович Рылеев, вдохновенный поэт и совсем не организатор. Он был приведен в Зимний Дворец и подвергся допросу Государя. Я привел их диалог по Мережковскому в том виде, в каком он был записан генералом Бенкендорфом, сидевшим за занавеской, невидимым для допрашиваемого. Если этот допрос производит впечатление инквизиторского, как считают и Шиман и Штелин, то надо войти в положение Императора Николая I, пережившего бессонные ночи, только что принявшего на себя бремя управления и желавшего знать теперь, каковы эти люди, каковы мотивы их действий.
И впоследствии он стремительно бросался туда, где была наибольшая опасность; так было под Шуменом, когда около Главной Квартиры разорвалась бомба и он поспешил на место катастрофы; так было и тогда, когда Мехмет Али, египетский паша, едва не захватил Константинополь и Император Николай I немедленно отправил русские войска на Босфор, направил гр. Муравьева в Александрию запугать египетского пашу и заключил лично с султаном в Ункиар Ескеллеси союзный договор, в котором добился для русских судов права прохождения через проливы с одновременным запрещением для иностранных судов входить в эти проливы. И не только без участия, но и вопреки своей бездарной дипломатии. Так пишет Татищев на стр. 380 своей "Истории внешней политики Николая I":
"Если бы переворот 14 декабря удался", - писал Лебцельтерн Меттерниху, - то пертурбация была бы всеобщая и анархия ужасная. Представьте себе миллион людей под оружием, переходящих от строгой дисциплины к полной распущенности. Полудикое население, не имеющее что терять, а лишь все выиграть от уничтожения дворянства, единственного собственника в этой стране. Вот к чему привело бы ослепление заговорщиков (все принадлежали к знати), возбуждавших население, когда они стали бы первыми жертвами".
Из русских один Яков Ростовцев, заявивший о заговоре Императору Николаю I был одним из редких, который сознавал опасность. "Ваши действия, - писал он заговорщикам, - будут сигналом к разрушению государства. Отпадет Польша, Литва, Финляндия, Бессарабия, Грузия и начнется гражданская война. Европа исключит имя России из числа великих держав и отнесет ее к Азии".
Сознание всего этого стояло перед Императором Николаем I во время допросов. Насколько Император Николай Первый понимал значение подавления в 1825 г. переворота для спасения России видно из того, что будучи на смертном одре он завещал Наследнику передать верным частям Гвардии: "Я благодарю Гвардию, которая спасла Россию 14 декабря".
Я упоминаю о многих нарушениях судопроизводства по мерке пореформенного суда, как то: отсутствие публичного судебного следствия и речей прокуроров и защитников, когда сознание вины преступником считалось главным доказательством для его обвинения. Но так было в то время на всем европейском континенте, не только в России. Интересно отметить, что декабрист кн. Оболенский писал в 1864 г.: "Никто из многочисленных спутников моей сибирской жизни никогда не говорил о сознательном искажении истины, ни даже о партийном толковании слов допрашиваемых в следственной комиссии. Все недостатки судопроизводства значительно смягчались тем, что для Императора Николая I судебный приговор не считался последним словом в судьбе преступников, когда и в начале и впоследствии он неоднократно смягчал установленное судом наказание и через много лет отправил в Сибирь генерала Лепарского, чтобы заботиться об осужденных. Всегда искавший не мести, а лишь изоляции преступников от их вредной работы, Император Николай I помнил о недостатках судопроизводства и об отсутствии точных законов и созданием Второго Отдела в Канцелярии Его Величества в 1826 г. позаботился о Полном Собрании Русских Законов, поручив это Сперанскому, и о создании Свода действующих законов, проникнутого общей идеей. Эту гигантскую работу Сперанский совершил в течение восьми лет и закончил в 1834 г. С 1 января 1835 г. Свод стал действующим законом. Император Николай I приобрел славу русского Юстиниана".
