РОССИЯ В НАШЕМ СЕРДЦЕ

Ко времени нашего переезда Франция уже признала коммунистическое правительство России - так же, как и другие страны, одни немного раньше, другие чуть позже, довольно быстро его признали. Поскольку это правительство сформировалось и пришло к власти, им пришлось его признать как действительно функционирующее правительство, нравилось оно им или не нравилось. Но, с другой стороны, - и это фактор очень важный - другие державы всегда боялись сильной России, и, в первую очередь, Англия. Во всяком случае, главную роль сыграл тот факт, что все эти страны, как в Европе, так и за океаном (Северная Америка тогда уже подымалась, и во время мировой войны 1914 года впервые приняла участие в интернациональной политике), - все эти страны были скорее довольны, то есть определенно довольны, видя крушение такой сильной страны, как Россия, и, несомненно, надеялись, что на достаточно долгое время эта страна будет ослаблена и не в состоянии будет играть какую-либо роль на международной арене. И в этом причина того, что западные страны фактически симпатизировали коммунистическому режиму. Или, по крайней мере, делали вид, что его поддерживают, - и поддерживали в действительности. Помощь коммунизму была оказана в самом начале и немецким главным командованием, и политиками, потому что, хотя Германия и была империей, но по сути - конституционная монархия, и император не был свободен в своих действиях. Результатом всего этого было то, что после крушения России крупные западные державы в большинстве своем очень быстро признали тот режим, который установился у нас на родине.

Но отношение королевских семей к моим родителям оставалось неизменным, поскольку все иностранные дворы знали совершенно определенно, что мой отец является Главой династии после исчезновения Государя, его брата и наследника-цесаревича. Одно дело - политическая необходимость, то есть необходимость времени, а другое - отношение по законам, которые признавались всеми другими иностранными родственниками и их дворами и которые не перестали быть законами в результате революционного захвата власти. Республиканская же Франция, которая была нашей союзницей в вой не, всегда - и не только нам лично, но и всем другим русским беженцам, которые хотели приехать туда, - давала свободный въезд и разрешение на жительство, и потом - разрешение на работу. Отношение к нам со стороны французских властей было вполне корректным. Поскольку они признали советское правительство, отношение это не могло быть официальным, но оно было официозным, они, несомненно, признавали моих родителей как Императорскую фамилию. В государственных учреждениях, которые занимаются международными отношениями, известно правило относительно королевских семей, которые лишаются своего трона: своего положения в смысле династическом они не теряют, поэтому французы обходились с нами всегда очень предупредительно. В те годы, когда участились покушения - например, похищение генералов Кутепова и Миллера, возглавлявших Общевоинский союз, состоявший из остатков частей Белой армии,- французское правительство приняло некоторые меры предосторожности, и вокруг нас в Сен-Бриаке, или когда мы ездили в Париж, постоянно была охрана, старавшаяся казаться незаметной. Скорее всего, эти меры предосторожности принимались на всякий случай. Ощущения какой-то серьезной, конкретной угрозы мы все-таки не испытывали. Очевидно, так оно и было. К тому же покушение на нас было бы для советского правительства невыгодным, оно показало бы себя со стороны неблагоприятной перед западными странами, с которыми оно было в дипломатических отношениях.

Оба брата моего отца жили, как и мы, во Франции. С одним из них, Великим Князем Андреем Владимировичем, мы очень часто виделись. Он был женат на знаменитой балерине, Кшесинской, для которой он, прося разрешения моего отца на брак, получил титул княгини Красинской. Такая система существовала еще в царствование Императора Николая II: члены Императорской семьи, которые вступали в неравнородные браки, хотя и с разрешения Главы семьи, получали для своих жен и предполагаемого потомства основной титул светлейших князей Романовских, с прибавлением другой фамилии, которую они могли выбрать. Те же, кто не просил разрешения на брак, оставались просто господами Романовыми. Таким образом, сын моего дяди Владимира Андреевича назывался уже князем Романовским-Красинским. С моими родителями они были очень дружны, и хотя мой отец, может быть, и сожалел о том, что этот брак был неравнородным, но поведение жены моего дяди всегда было очень корректным, тактичным. В эмиграции она продолжала заниматься своей профессией, балетом, вначале сама выступала, затем открыла балетную школу, и, несмотря на свою известность, была она человеком очень скромным. С их сыном Владимиром (Вовой, как его называли в семье) мы были дружны, и я его очень любил.

С другим моим дядей, Великим Князем Борисом Владимировичем, родители виделись гораздо реже. Отчуждение между братьями возникло из-за брака Бориса Владимировича с особой, которая считалась моими родителями, из соображений династических и просто семейных, лицом неприемлемым для члена Императорской фамилии (13). Борис Владимирович и не просил разрешения на этот брак, я думаю, из-за того, что понимал, что моему отцу придется ему отказать. Поэтому в результате отец почти не виделся со своим братом, хотя тоже очень его любил.

Еще один мой дядя, самый младший, Великий Князь Дмитрий Павлович, был также дружен с моими родителями, и я его очень любил. В молодости он, к сожалению, оказался замешан в убийстве Распутина. Правда, к тому времени эта история была забыта, в семье старались о ней не вспоминать, по крайней мере при Дмитрии Павловиче. Мои родители это убийство всегда осуждали, и, очевидно, по этой причине мы никогда не встречались с князем Ф. Ф. Юсуповым, женатым на дочери Великой Княгини Ксении Александровны, Ирине. Ксения Александровна, сестра Государя, жила в Англии, где король предоставил ей часть дворца, и отношения у нас были вполне родственные и с ней, и с ее мужем, Великим Князем Александром Михайловичем. Мы несколько раз навещали ее, когда бывали в Англии, но с ее дочерью и ее мужем, которые жили во Франции, ни разу не виделись. Мои родители не оправдывали и не переоценивали Распутина, они считали, что в нем было две стороны, одна положительная, другая отрицательная. Положительным было то, что он действительно помогал и временно, во всяком случае, приостанавливал внутренние кровотечения, которые были у Наследника-Цесаревича вследствие его гемофилии. Это, конечно, было очень ценно для Государя и Государыни: ведь единственный их сын был болен такой тяжелой и тогда еще совершенно неизлечимой болезнью. Очень легко можно понять, как они дрожали над ним и какой трагедией это было в их жизни. То, что Распутин имел дар приостанавливать кровотечения, было совершенно точно.
Другая его сторона, отрицательная, проявилась после того, как он попал в столицу и начал встречаться со множеством людей. Был он, как известно, распутник, что очень подходило к его фамилии, и этой его стороной воспользовались те элементы, которые уже тогда старались подточить всю структуру нашей империи, монархию. Но его убийство, как и всякое убийство, являлось преступлением. И я, как и мои родители, совершенно убежден, что это было преступление двойное: убивая Распутина, его убийцы тем самым, в очень большой степени, приговаривали к погибели и самого Наследника, потому что в то время ни в России, ни за границей не было докторов, которые могли бы ему помочь (у России, которая была великой державой, одной из самых мощных в мире, имелись достаточные возможности, чтобы обо всем этом узнать). Распутин был единственным в то время человеком, который мог помочь и действительно помогал Наследнику, когда у него происходили кровотечения. А что касается разговоров о том, что он якобы влиял на международную политику, то они не имели под собой никакой основы. И по своему происхождению, и по своему существу Григорий был человеком совершенно простым, и единственное, что он, может быть, мог, так это просить Государя или Государыню за какого-нибудь человека из тех, кто обращался к нему, чтобы улучшить свое положение, но влиять на международную политику он, конечно, не мог. У него был достаточно здоровый, можно сказать мужицкий, ум, смекалка, и он ясно видел и понимал, что война может оказаться губительной для России. Тут можно только отметить, что он правильно оценил положение, и то, что он был против войны, абсолютно не значит, что он был немецким агентом, как иногда старались его представить, распространяя слухи, что он имел какие-то контакты с кругами, которые работали на пользу немцев. Это совершенный абсурд.
Поскольку Великий Князь Дмитрий Павлович принимал участие в убийстве Распутина, ему пришлось тогда выехать за границу. Он послан был в Персию, и революция застала его вдали от родины, что, может быть, спасло ему жизнь, потому что не только семья Государя Императора, но и многие другие члены династии, всего восемнадцать человек, были зверски убиты большевиками. Он еще некоторое время воевал, пока можно было воевать, поступив в английскую армию, после войны жил во Франции, затем встретился с одной американкой, из хорошей семьи, ставшей его женой, и поселился в Америке (14). Для своей супруги он получил от моего отца титул княгини Ильинской, по названию имения - Ильинское, которое было у его семьи в России и которое он очень любил, и сын их до сих пор живет в США под фамилией Романовский-Ильинский.

6

Из событий, происшедших во время нашей жизни в Сен-Бриаке, несколько мне запомнились особенно. Первым была серебряная свадьба моих родителей, 3 октября 1930 года. Это было большое событие и для них, и для нас с сестрами. Вся их совместная жизнь была основана на взаимной любви, и они прожили эту жизнь достойно, невзирая на тяжелые обстоятельства, выпавшие на их долю. В этом смысле наша семья была образцовой: в ней все любили друг друга. И эта любовь искупала все трудности, которые пришлось испытать за годы изгнания. Мы гордились нашими родителями, и празднование их серебряной свадьбы имело для нас особое значение. В тот день отовсюду приходили поздравления и подарки, приехала моя тетя Александра, принцесса Гогенлоэ-Лангенбургская, и вечером был устроен большой ужин для друзей и знакомых. Через неделю же прибыли из Парижа с визитом представители различных монархических организаций, что послужило поводом для еще одного праздника.

Вскоре после этого отец совершил поездку по Италии, затем отправился в плавание по Средиземному морю и посетил Ливан, Палестину, Египет, Грецию и Дубровник, и везде, где были русские колонии, ему был оказан самый теплый прием. Наиболее сильным впечатлением было для него паломничество в Святую Землю, в Иерусалим. 30 августа 1933 года я достиг возраста династического совершеннолетия: мне исполнилось шестнадцать лет. По этому случаю отец опубликовал манифест, в котором обращался ко всем народам России с такими словами: "В торжественный для Нас день совершеннолетия наследника Нашего, Мы обращаемся мыслью к великой семье народа Русского. Безмерны страдания, павшие на Русскую Землю. Железом и кровью, голодом и холодом, рабством и разорением управляется Русь. Святыни поруганы, храмы осквернены и разрушены, семья, вера, самое имя русское уничтожаются с ненавистью и беспощадной жестокостью.