РОССИЯ В НАШЕМ СЕРДЦЕ

Кобург был маленьким городом с живописными окрестностями. Как и любой другой "резиденц-штадт" в Германии, он обладал всем, чему полагается быть в больших городах, только в миниатюре: здесь был театр, маленькая опера, хорошие рестораны, магазины и прочее. Весь он был чистенький, ухоженный, уютный - и немного скучный, как и полагается провинциальному городу. Отец находил его довольно приятным в малых дозах, но скучал, когда приходилось подолгу в нем засиживаться. Вдобавок мы вели в Кобурге очень замкнутую жизнь. Знакомых там было мало, всего две семьи: герцога Карла Саксен-Кобург-Готского (7) и царя Фердинанда Болгарского.

Отец страстно увлекался автомобилями с самого начала их появления. Он был, пожалуй, одним из самых первых и самых опытных автомобилистов своего времени и успел исколесить всю Западную Европу вместе с моей матерью - больше всего они путешествовали по Франции и Германии. В те наши кобургские годы он вернулся к своему любимому времяпрепровождению, и редко выдавался день, когда он не выезжал на прогулку по красивейшим городским окрестностям. Каждое утро он проводил за работой со своими помощниками, и иногда даже воскресные утра были посвящены работе. Работа эта состояла в основном в поддержании связей с соотечественниками. В те годы в эмиграции возникло множество организаций, в том числе и военных, самой различной ориентации. Например, Обще-Воинский союз состоял из уцелевших частей Белой Армии, то есть, в сущности, из военных, в большинстве своем офицеров, уже не императорской армии, а Временного правительства. В противовес этому некоторые офицеры, которые участвовали в Белом движении, но хотели подчеркнуть, что они до конца были в распоряжении Императорской армии и остались верны присяге Императору, а после кончины Императора - Главе семьи, которым оказался мой отец, - образовали Союз Императорских Армии и Флота. Возникали также и другие военные организации, которые были сами по себе и не зависели от этого Союза, например организация бывших офицеров флота, которые просили покровительства моего отца, потому что им хотелось иметь во главе члена Императорской семьи, в прошлом тоже флотского офицера. Или, например, другая организация, которая была монархической и какое-то время играла довольно важную роль в жизни эмиграции - Союз Младороссов. И множество других, более мелких, которые особого значения не имели, во всяком случае на поверхности общественной жизни в эмиграции мало проявлялись. Конечно, мой отец поддерживал связи с теми из них, которые были наиболее активными, он всегда был в контакте с нашими эмигрантами во всем мире, переписка у него была обширная (правда, у меня теперь еще больше) - и в этом и заключалась его основная работа: попечение о русских за границей. Ну и, конечно, время от времени он публиковал обращения, или, по старой терминологии, манифесты, в которых он обращался ко всем россиянам вне страны и в Советском Союзе. И эта деятельность также была направлена на то, чтобы люди не забывали, что существует Императорская семья, которая стоит как бы на посту, выжидая время, когда она сможет снова включиться в работу на благо своей родины. Так же как и я сейчас остаюсь на этом посту в надежде, что когда-нибудь мы сможем принести нашей родине какую-то пользу.

Помощниками моего отца в разное время были разные люди, поскольку держать при себе даже небольшое количество сотрудников не представлялось возможным, да и было не по средствам, так что при моем отце фактически находились один-два человека, которые работа-ли в его канцелярии, иногда сменяя друг друга. Это были люди, обладавшие достаточным государственным опытом, которые тогда еще были нередки в эмиграции, и они составляли своего рода совет при моем отце, время от времени собираясь все вместе, чтобы быть готовы ми на случай какого-либо действия - не столько военного, сколько политического. Тогда еще была надежда на то, что режим, установившийся в России, не так тверд, как оказалось в действительности. К нам приезжали политики из разных стран, приезжали люди с донесениями о внутренней ситуации в России, о положении русских эмигрантов в странах, где они жили и работали, о своих усилиях создать единый фронт. Я тогда был еще совсем маленьким мальчиком, но все приезжавшие к нам были мне обязательно представлены, и я должен был без конца с ними беседовать. Вся наша семья, во всяком случае с того момента, как отец начал свою политическую деятельность, жила в мире политических событий, вокруг которых вращались почти все разговоры. Я часто видел выражение тревоги и печали на лицах родителей, и я знал, что это означает. Эта тревога всегда была вызвана очередными событиями, происшедшими в России.

Осенью 1924 года мама получила приглашение посетить Соединенные Штаты Америки и провела там около месяца (8). Она была принята очень радушно, и в ее честь было организовано множество приемов. Моральный успех этого визита был очень значительным, что и не удивительно, поскольку женщина она была исключительная во всех смыслах этого слова. Ее блестящий интеллект, красота, обаяние и вдобавок большое знание жизни влекли к ней сердца всех, кто с ней встречался. Принимая это приглашение, мама имела в виду одну цель: грядущий успех дела моего отца в Америке. Она считала очень важным установление связей с государственными деятелями, заинтересованными в русском вопросе. Отец очень волновался за нее то время и с нетерпением ждал от нее известий.

Все эти годы после Финляндии мы жили то в Кобурге, то на Лазурном берегу, но летом там было слишком жарко и довольно шумно, суетно. Вдруг, совершенно случайно, кто-то из знакомых порекомендовал моим ро дителям Сен-Бриак. Они поехали в Бретань, им там сразу понравилось, и они сняли дом на лето. По сравнению с Лазурным берегом, южным курортом, Сен-Бриак показался им какой-то тихой пристанью. Мы стали проводить там каждое лето, и в 1925 году родители решили окончательно там обосноваться и купили дом, который сохранился у нас до сих пор и увидел уже четвертое поколение нашей семьи. Это был настоящий традиционный бретонский дом. Его пришлось долго благоустраивать, потому что там не было даже водопровода, и только спустя два года мы смогли окончательно туда переехать. Постепенно он сделался нашим родовым гнездом. С ним связана почти вся моя жизнь, да и наши документы, паспорта беженцев, выданы местной мэрией.

Когда мы переехали в этот дом, с нами уже не было моей старшей сестры Марии, она вышла замуж в ноябре 1925 года за наследного принца Карла Лейнингенского (9). Они венчались в Кобурге. Сначала было венчание по православному обряду в нашей семейной часовне на вилле "Эдинбург". Внутреннее убранство этой часовни было подарено моей бабушке, Великой Княгине Марии Александровне, ее отцом, Императором Александром II. Это была его походная часовня во время войны с Турцией в 1878 году. Затем в городской кирхе состоялась церемония по лютеранскому обряду. На свадьбу съехалось много родных и знакомых, и праздник длился несколько дней. Родители были очень счастливы.

В Сен-Бриаке мама с увлечением занялась устройством нашего нового жилища, отделкой и меблировкой комнат, а также работой в саду. К цветам у нее была страсть, и она была опытным садоводом. Она также много времени посвящала живописи, и работы ее были вполне профессиональными. Только зимой 1927/28 года мы окончательно переехали в Сен-Бриак. Мы перевезли туда мебель из парижской квартиры, которую родители сохранили еще с довоенных времен, что придавало вещам дополнительную сентиментальную ценность. Всем нам нравилась эта тихая сельская жизнь. Сен-Бриак был в ту пору - да и теперь остался - небольшим рыбацким поселком. Там жили в основном мелкие рыбаки, теперь все больше отставные моряки с торговых судов и довольно много людей творческих профессий: художники, скульпторы. До сих пор он остается типичной бретонской деревней, населенной спокойными, дружелюбными людьми, не превратившись, слава Богу, в крупный город, как это случилось со многими живописными уголками на побережье Средиземного моря, которые после войны так изменил и испортил туризм. Эта тихая жизнь настолько привлекла моих родителей, что они без сожаления оставили средиземноморское побережье, хотя тоже любили его и, особенно в молодости, часто туда ездили. Но светская жизнь всегда их немного утомляла, и они предпочли Сен-Бриак. Здесь, кроме французов, жили англичане, целая колония, несколько американских семей, со многими у нас сложились дружеские отношения. И атмосфера была очень приятная, все жили как-то ровно, не чувствовалось разницы между состоятельными и небогатыми людьми, по крайней мере никто здесь не кичился своим богатством, как бывало на Лазурном берегу. Любимым спортом моего отца был гольф, и теперь он мог посвящать свободное время этой игре, доставлявшей ему большое удовольствие и, вдобавок, полезной для его здоровья.

Семью нашу в Сен-Бриаке полюбили, у нас сложились очень хорошие отношения с жителями, самыми простыми людьми. Это проявилось и после войны, когда я вернулся туда после долгого отсутствия. Моя мать старалась участвовать в жизни деревни, она много занималась благотворительной деятельностью вместе с сельским священником - кюре, и это, конечно, располагало к ней людей, доставляло им радость и своего рода гордость тем, что они имели в своей среде такую семью, как наша. Подтверждением этого доброго отношения явилось то, что, когда мне пришлось во время войны покинуть наш дом, этот священник и некоторые другие жители, совсем даже и не друзья, а едва знакомые люди, разобрали по своим домам все, что было, по их мнению, самое ценное, и сохранили эти вещи до моего возвращения.