РОССИЯ В НАШЕМ СЕРДЦЕ

Но потом отца арестовали один раз, второй, и это уже напугало всю семью. Его вынуждены были выпустить, потому что не нашлось ни одного крестьянина, который дал бы против него показания, а допрашивали всех крестьян той деревни, где у него было имение. Чекист, который выпускал отца, с недоумением сказал: "Что же он мог им такого сделать? Ни один человек не сказал про него плохого, все как один говорили, что он им был как отец". И действительно, отец всегда жил очень дружно с жителями окрестных сел, он и борьбой с ними занимался и вместе с ними ходил на охоту, и после сбора урожая со своих виноградников он всегда устраивал целый праздник, с угощением, с песнями, на который все приглашались, - не удивительно, что вся округа его просто обожала. Мой старший брат закончил школу, и его не приняли в университет. Тогда еще разрешали выезжать, и он уехал учиться за границу. Во Франции жили уже бабушка и тетя, которые после гибели дедушки некоторое время оставались у нас, а потом папа отправил их в Ниццу, и они обосновались там. Брат поехал к ним и поступил учиться. Мы посылали ему раз в месяц два килограмма икры, которую он продавал, и на эти деньги жил и учился. После арестов отца и бесконечных обысков настроение у всех в доме было тяжелое, а выехать за границу стало уже очень трудно. Как раз в это время вернулся в Россию Горький. Он вернулся по своей воле, ему невыносимо стало жить за границей, он там тосковал, не мог писать. Может быть, он чувствовал себя хорошо только "на дне"... На западе многие из эмигрантов, узнав, что он решил вернуться в Россию, отвернулись от него, даже Шаляпин, забывая о том, скольких он спас, скольким помог выехать из России. Среди спасенных им был и Великий Князь Гавриил Константинович - Горький добился его освобождения и помог ему с женой выехать за границу. Узнав о том, что он приехал в Москву, моя мать написала ему, что хотела бы с ним встретиться, и он ответил, что скоро собирается быть в Тифлисе по официальному приглашению грузинских писателей, и обещал навестить нас. И действительно, некоторое время спустя он приехал на две недели в Тифлис и пришел к нам в гости. Он обещал моим родителям устроить нам возможность выехать и слово свое сдержал. С его помощью выехали мы с мамой и с сестрой, а потом, через год, выехал и отец - всем сразу устроить выезд Горький не мог.

Нас он спас, и сколько еще других! Это был исключительный человек. Он нам рассказывал, что не смог жить ни в Италии, ни в Германии, ему не хватало России, а из России к тому же ему постоянно писали, требовали, чтобы он приехал, возмущались тем, что он, писатель из народа, живет вне России, и так далее. Он поверил, вернулся, ему дали прекрасный дом, он хорошо устроился, и вначале ему казалось, что все хорошо. Но вскоре он стал замечать, что происходит вокруг, и тогда он начал переодеваться нищим и ходить по городу, расспрашивая людей. Так он узнавал страшную правду. Сын его тогда же захотел посмотреть Соловки; и ему их, действительно, показали, но показали только то, что было устроено для показа. Тогда он начал требовать, чтобы ему показали все остальное, ему показали и это, и сразу же после поездки он умер, говорили, что он был отравлен. Тут уже Горький все понял и пытался выехать обратно за границу, но это было уже невозможно.

Горький прослыл певцом коммунизма, другом большевиков, и из-за этого отношение к нему у стольких людей было резко отрицательным. Думаю, что все было гораздо сложнее. В те дни, когда судьба свела нас в Германии, он был настроен против большевиков, ни за что не хотел ехать в Россию и говорил как совершенный антикоммунист, так что вряд ли он вернулся из-за коммунистических убеждений, скорее всего, просто из-за тоски по родине. Жизнь вне России теряла для него всякий смысл, а блага европейской цивилизации для него мало что значили. При мне Шаляпин привозил к нему известных французских писателей и других знаменитостей, а ему было с ними скучно, он не понимал этих людей. Даже я, маленькая девочка, это замечала и много раз слышала, как мама с папой то же самое говорили. А вот когда мы с ним ходили в лес за грибами, он сразу оживлялся. В Италии у него, казалось бы, было все необходимое для работы, денег он имел достаточно, и климат очень подходил для его здоровья, и все же он уехал назад в Россию. Но, во всяком случае, после своего возвращения он, как и прежде, очень многим помогал выехать за границу, в том числе и моим родителям. Его первая жена, Пешкова, была председателем Красного Креста при советчиках и тоже очень многим помогла уехать. Она также много хлопотала о тех, кто находился в лагерях.

2

Приехав во Францию, мы сначала остановились у бабушки в Ницце, а потом перебрались в Париж. В Ницце было много русских эмигрантов, и дети некоторых из них, из окружения моей тети, приступили к нам с расспросами. Все как один спрашивали, правда ли, что в России по городам ходят волки. Еще расспрашивали о советской школе и о том, как нам преподают на уроках географии: "Польша, какая это страна?" "Как это какая? - не понимали мы. - Польша!" - "А нас учат, что она все еще Россия". Узнав про такие наши разговоры, русские мамаши этих девочек испугались, как бы мы не привили их детям "советских" взглядов, и запре-тили им с нами дружить. Русская эмиграция в большинстве своем тогда мыслила очень узко, людям казалось, что вот скоро они вернутся в Россию и, как прежде, будут пить у себя в деревне, то есть в своих имениях, конечно, чай из самовара. Они не знали, или не хотели знать, что та Россия, куда они мечтали вернуться, существует только в их воображении, что нет больше не только их имений, но, может быть, и самих деревень. Нам, видевшим столько ужасного в этой новой России, дико было слышать эти вопросы о волках, бродящих по городу, потому что действительность была страшнее волков, не говоря уже о заявлениях о том, что Польша - это Россия. Да, она была частью Российской Империи, ведь и Финляндия была ее частью, но давно уже перестала ей быть. Тут как раз то, чему нас учили в классах, было правдой.

Когда мы приехали к бабушке с тетей, я познакомилась у них в доме с одним американцем ирландского происхождения, который был с ними очень дружен, знал их уже давно и много помогал им. Он был женат на русской, с которой венчался в русском соборе в Ницце, но брак этот оказался не из счастливых, и он как раз ко времени нашего приезда разводился - конечно, не из-за меня. Из Ниццы мы вскоре переехали в Париж, и, когда мы как-то раз опять поехали на Корсику навестить друзей, он, узнав о нашем приезде, пригласил нашу семью на несколько дней к себе на виллу. Так мы с ним подружились. К тому времени он уже получил развод. Погостив в Ницце, я поехала на Корсику, а он должен был ехать в Польшу. Прибыв в Варшаву, он решил отправить мне телеграмму из гостиницы. Услышав фамилию "Багратион", сбежался весь персонал гостиницы, стали его расспрашивать, кому именно из Багратионов он пишет, кто еще из нашей семьи остался жив. "Багратионы - это были наши лучшие клиенты", - вздыхали они и, видимо, рассказали ему о нас много хорошего, потому что он тут же приписал в телеграмме, что хотел бы приехать на Корсику, чтобы снова увидеться. Через некоторое время я вышла за него замуж, и мы поселились на Лазурном берегу, в Ницце.

Он был намного старше меня. Это был хороший человек, он очень многим помогал, так же как и его родители (по вероисповеданию они были протестанты), которые на свои средства построили несколько церквей. И вместе с тем это был очень трудный человек. Мы с ним недолго прожили вместе, скоро расстались, когда наша дочка Элен была еще совсем маленькой. Во время войны немцы арестовали его как американского подданного и отправили в лагерь, где он умер от голода. До войны мы не успели завершить развод, во Франции документы были оформлены, а в Америке еще нет, поэтому в бумагах я после его смерти значилась вдовой.

Когда началась война, друзья из Испании помогли мне с девочкой выехать туда. Чуть позже к нам приехал мой брат, недавно овдовевший, привез мне своего сына, и этого мальчика я воспитала. Одновременно приехали наши родители. Вскоре после моего приезда в Испанию у меня произошла одна неожиданная встреча. Как-то случайно я разговорилась с местным священником, и он мне вдруг сказал: "Одна семья очень хочет с вами познакомиться. Их бывшая француженка раньше служила в вашей семье, и она много им рассказывала о вас". Эта француженка преподавала французский язык... генералу Франко. Так мы с ним познакомились. О Франко говорят и пишут много несправедливого. У меня была возможность убедиться в том, что это был истинный патриот своей страны, человек глубоко верующий и очень умный. Он, безусловно, спас Испанию. Он поднял ее социально, создал в ней средний класс. Это то, о чем все его обвинители забывают: в Испании были люди или очень бедные, или очень богатые, а среднего класса не было вовсе. И он его создал: именно он начал первые социальные преобразования, развернул строительство, поднимал заводы, фабрики. В этой стране не было безработицы. Там можно было ходить по улице среди ночи, не боясь, что тебя ограбят. Многие считали, что сразу же после окончания гражданской войны он должен был передать власть королевской семье: Франко был военным и, как все военные, присягал королю. Он первый заговорил с нами на эту тему. "Я не могу этого сделать, пока я не укреплю страну", - сказал он. Но Испанию он декларировал королевством, вызвал молодого наследника, воспитал его в самых лучших условиях. К сожалению, человек, которому он все поручил после своей смерти, - Карреро Бланко, - был сразу же убит. Франко отказался войти в войну на стороне немцев, хотя единственными, кто ему помогал во время гражданской войны, были итальянцы и немцы. Он очень ловко отговорился тем, что Испании невозможно после войны гражданской снова воевать, и остался в стороне. А воевавшая на стороне немцев голубая дивизия, "Дивизия Азуль", состояла из добровольцев, поехавших в Россию воевать с коммунистами. Воевать с ними хотели было в начале войны и многие русские, но они скоро увидели, что эта война идет не так, как они себе представляли, что немцы хотят сделать из России колонию - из-за чего, собственно, они эту войну и проиграли.

Франко вдавался во все мелочи - и делал удивительные вещи. Например, в стране было очень мало автомобильных дорог. Он проложил дороги, и это в те годы, когда ему никто не помогал, все страны его бойкотировали, и он не мог эти дороги заасфальтировать. Но он их приготовил, и они так и стояли до тех пор, пока не улучшились отношения с другими странами. Тогда он получил гудрон и залил им уже готовые дороги. Перед смертью он написал обращение к испанской молодежи, своего рода завещание, в котором призывал народ следовать по тому пути, на который вышла Испания. Ведь и той "социалистической" Испании, какова она теперь, без него бы не было. Конечно, из всех стран, где у власти находится социалистическое правительство, Испания, пожалуй, наименее левая: все-таки там есть король и королева, которые очень много работают на благо этой страны, и хотя прав они никаких не имеют, но моральное влияние и значение их очень велики. Здесь, безусловно, играют роль и их личные качества, "персонналитэ", как говорят французы, их доброта, например, за что их любят не только в Испании, но и в других странах. Так что, даже в стране с социалистами у власти, они способствуют укреплению ее как внутреннего, так и международного положения, и возможно, если бы их не было, то Испания не достигла бы того уровня, который она имеет теперь.