ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ ПЕРВЫЙ

Итальянский поход Суворова является одним из самых блестящих примеров полководческого искусства. Сам Наполеон в это время был в Египте, и нам трудно представить себе, каковы были бы результаты встречи на бранном поле этих двух военных гениев. Но зато уже прославленные к тому времени французские войска, под командой лучших наполеоновских генералов были наголову разбиты Суворовым и его чудо-богатырями в трех кровопролитных сражениях: при Адде, Треббии и Нови. Французы были совершенно изгнаны из Северной Италии, и наш великий полководец намеревался идти прямо во Францию, чтобы окончательно сокрушить революционную гидру "безбожных, ветреных и легкомысленных французишек".

Однако, австрийский придворный военный совет решил загребать жар чужими руками: по его плану, австрийские войска должны были остаться в освобожденной Суворовым от французов Италии, а русские корпуса должны были заняться нелегкой задачей изгнания французов из Швейцарии, где последними командовал знаменитый французский генерал Массена. При этом австрийское командование, нисколько не заботясь о находившемся уже в Швейцарии русском корпусе генерала Римского-Корсакова и бросив его на произвол судьбы до прихода Суворова, быстро увело свои части из Швейцарии. Знаменитый марш Суворова на соединение с Римским-Корсаковым в Швице через Сан-Готард и через Чертов Мост в ущелье реки Рейсы остается легендарным в истории русского военного искусства. Но еще более славными - с точки зрения этого искусства - являются последующие действия Суворова. Выйдя с юга к озеру Фирвальдштет, Суворов узнал, что французы уже разбили Римского-Корсакова и отбросили его на север, а в Швице Суворова ждет Массена с явной надеждой запереть его в горах и взять в плен, пользуясь своим четверным превосходством в силах. Суворовские войска были измучены, положение старого фельдмаршала - критическое, его непобедимость, ставшая уже легендарной, стояла под угрозой быть омраченной бесславным финалом поражения. Но звезда великого русского полководца не изменила ему до конца. Изменив свое решение идти к Швицу, Суворов приказал своей армии повернуть вправо и двинуться прямо через горы, без всяких дорог, к Боденскому озеру. Преодолевая невероятные трудности в этом неслыханно смелом марше, разбив несколько французских частей, пытавшихся преградить ей дорогу, проявив величайшее в военной истории мужество, суворовская армия избежала позора поражения и плена и была спасена, как и не посрамленная слава семидесятилетнего фельдмаршала. Весь мир, и самые его враги, восхищались этим славнейшим из всех походов Суворова, и генерал Массена не раз говорил, что отдал бы все свои кампании за швейцарский поход Суворова. На его ближайших сподвижников, генералов Багратиона и Розенберга, и на всех его чудо-богатырей лег навеки яркий отблеск суворовской славы. Император Павел, еще до этого похода пожаловавший ему титул князя Италийского, произвел его теперь в генералиссимусы и приказал, чтобы отныне войска воздавали ему почести, полагающиеся только коронованным особам в присутствии самого Государя. Кроме того, Император пожаловал ему свой портрет, усыпанный бриллиантами и приказал изготовить памятник Суворову, который и был поставлен в Петербурге на Суворовской площади.

С наступлением нового 1800 года Император прислал Суворову собственноручное поздравление в следующих словах: "Князь! Поздравляю вас с новым годом и, желая вам встретить его благополучно, зову вас к себе... Не Мне тебя, герой, награждать; ты выше мер Моих; но Мне чувствовать сие и ценить в сердце, отдавая тебе должное. Благосклонный Павел".

Великие почести готовились Суворову, по приказу Императора, при приезде полководца в Петербург. Но ему не пришлось увидеть их: на обратном пути в Россию он тяжело заболел. "С живым участием принял Павел Петрович печальное известие о болезни своего полководца. "Молю Бога, да возвратит мне героя Суворова", - писал ему Государь, - "по приезде вашем в столицу узнаете вы признательность к вам Государя, которая однако же никогда не сравняется с вашими великими заслугами, оказанными Мне и государству".

Суворову готовился настоящий триумф. Для него были отведены комнаты в Зимнем Дворце; в Гатчине его должен был встретить флигель-адъютант с письмом от Государя; придворные кареты приказано было выслать до самой Нарвы; войска предполагалось выстроить шпалерами по обеим сторонам улиц Петербурга и далеко за заставу; они должны были встречать генералиссимуса барабанным боем и криками "ура" при пушечной пальбе и колокольном звоне, а вечером приказано было зажечь во всей столице иллюминацию" (Н. А. Орлов. "Поход Суворова в 1799 году").

Так повелел великодушный Император встретить своего верного слугу. Однако, болезнь ухудшилась еще в дороге, в Петербург Суворов был привезен совершенно больным и скончался 6 мая 1800 года.

"Война 1799 года, - пишет крупнейший русский мыслитель Н. Я. Данилевский в своей книге "Россия и Европа", - в чисто военном отношении едва ли не славнейшая из всех веденных Россией, была актом возвышеннейшего политического великодушия, бескорыстия, рыцарства в истинно мальтийском духе".

Однако в общем стратегическом масштабе коалиция потерпела неудачу: Швейцария осталась во власти французов, союзные войска принуждены были уйти в Германию. Особый русский корпус, сражавшийся вместе с английскими войсками против французов в Голландии и состоявший, по договору, на иждивении англичан, испытывал там большую нужду в продовольствии и обмундировании. Для Императора Павла становилось с каждым днем все яснее, что его союзники преследуют своекорыстные цели и рассматривают русские войска лишь как орудие для достижения своих эгоистических стремлений. Особенно был возмущен Павел англичанами за лишения своих солдат в Голландии. Одновременно для него становилось ясно, что с восхождением к власти во Франции Наполеона Бонапарта революция там заканчивалась, что Наполеон становился в сущности носителем твердой единоличной власти и что, следовательно, для России будет гораздо выгоднее вступить с ним в союз, чем жертвовать кровью своих солдат за торговые интересы Англии и идти на поводу узкокорыстной австрийской политики. Вот почему, с 1800 года Император Павел занял благосклонную позицию в отношении Наполеона, ставшего к этому времени Первым Консулом Франции и в этом же году заключил с нею мир. На рыцарские наклонности Императора не могло не произвести впечатления такое же рыцарское отношение Наполеона к русским пленным, выразившееся в том, что он освободил их без всяких условий и приказал снабдить их всем необходимым. А когда Англия ответила отказом на требование Павла вернуть занятый ею остров Мальту Ордену Св. Иоанна, гроссмейстером которого он был в это время, Император стал готовиться к войне с нею в союзе с Наполеоном.

В этот момент над Англией нависла грозовая туча. Не говоря уже об ударе по ее финансовым интересам в России, где были ликвидированы все ее торговые представительства, военный союз между столь могущественными военными державами, как Россия и Франция, угрожал ей потерей всякого политического влияния на континенте и, может быть, даже экономическим разорением. И эта угроза начинала принимать совершенно реальные формы. Главный удар должен был быть нанесен, по соглашению между Императором Павлом и Наполеоном, в самом чувствительном для англичан направлении - на Индию. Для этой цели Наполеон должен был высадить в Одессе сильный экспедиционный корпус для похода на Индию. В авангарде должен был двинуться 20-тысячный конный донской казачий корпус под командой генерала Орлова, который и выступил в поход в начале 1801 года.

Заговор

В свете всего вышеизложенного становится совер-шенно ясным, что и внутренние мероприятия Императора Павла Петровича, и обозначившаяся в 1800 года линия его внешней политики создали ему таких неумолимых и могущественных врагов, жизненные и, прежде всего, экономические интересы которых диктовали им единственный холодный и безжалостный практический вывод: скорейшее и радикальное устранение этого Государя с пути их своекорыстных вожделений - классовых у одних, государственных у других.

Русское дворянство и, в особенности, русская знать, привыкшие начиная со смерти Петра Первого и до самого воцарения Павла смотреть на себя, как на источник и единственную опору российской монархической власти и получать от последней максимум благоволения в форме непрерывно возрастающих классовых и материальных привилегий и выгод, не могли примириться со стремлением Павла Первого стать подлинно самодержавным и народным Монархом, для которого самое дворянское звание имело реальную цену только постольку, поскольку его носители являлись слугами монархического принципа, как главнейшего устоя русской национальной жизни. Именно эта мысль выразилась в глубоких по смыслу, но внешне оскорбительных для дворянской кичливости словах Павла, обращенных к одному из представителей этого сословия: "Не забывайте, что Вы - дворянин, когда я с Вами разговариваю, и только пока я с Вами разговариваю". В то же время русское помещичье дворянство имело все основания предполагать, что мероприятия Павла в отношении крестьян не остановятся на его указе о 3-дневной барщине, но могут завершиться и полным освобождением крестьян от крепостной зависимости. И, наконец, для избалованного Екатериной гвардейского офицерства устранение Павла означало возврат к легкой службе и полупраздной жизни предыдущих десятилетий. А та часть этого гвардейства, которая уже понесла наказания от строгого, но справедливого Императора за свою служебную и нравственную распущенность, возненавидела его лютой ненавистью и была готова на все, чтобы избавиться от него.

Для Англии, ее внешней политики и ее торговых интересов, устранение Павла знаменовало собою избавление от страшной угрозы политического и экономического упадка и, быть может, даже полного банкротства. От одной мысли о возможности потерять Индию у английских правителей пробегал мороз по коже. Было бы поэтому наивным допустить мысль, что английский посол в Петербурге сэр Чарльз Уитворт мог оставаться пассивным зрителем растущего в высшем русском обществе недовольства против Павла и не подливать масла в огонь, тем более, что его любовница, Ольга Жеребцова была родной сестрой братьев Зубовых, которые, потеряв свое первенствующее положение при дворе после смерти Екатерины, вступили в ряды главных заговорщиков против ненавистного для них Императора.

Эта концентрация личной ненависти, классовых вожделений и холодного расчета могущественных и бессовестных врагов несчастного Императора могли привести только к одному - к его гибели.