ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ ПЕРВЫЙ
Он пошел снова, глядя на меня тем же проницательным взором. И если я прежде остановился, когда остановился он, так и теперь я почувствовал необходимость пойти, потому только, что пошел он. Он не говорил, и я не чувствовал особенного желания обратиться к нему с речью. Я шел за ним, потому что он теперь направлял меня. Это продолжилось более часа. Где мы шли, я не знал...
Наконец, мы пришли к большой площади, между мостом через Неву и зданием Сената. Он пошел прямо к одному как бы заранее отмеченному месту площади, где в то время воздвигался монумент Петру Великому; я, конечно, следовал за ним и затем остановился.
- Прощай, Павел, - сказал он, - ты еще увидишь меня опять здесь и кое-где еще.
При этом шляпа его поднялась как бы сама собою, и моим глазам представился орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка моего прадеда Петра Великого. Когда я пришел в себя от страха и удивления, его уже не было передо мною".
Гатчинский период
В последующие годы семья Великого Князя увеличилась еще четырьмя детьми: у него родились три дочери, Александра, Елена и Мария. Старшие сыновья, Александр и Константин, по-прежнему росли и воспитывались под полной опекой Екатерины.
В эти годы Павел Петрович по-прежнему оставался совершенно устраненным от участия в делах государственного управления, и Екатерина даже редко говорила с ним о них; поэтому он занимался только своими личными делами. В 1784 году Императрица подарила ему бывшее имение Орловых, Гатчину, которая была превращена в небольшой городок. Там находился дворец, в котором и поселился Великий Князь со своим семейством и принялся за украшение дворца и прилегавших к нему садов. Однако, он занимался не одним этим, но проявил себя добрым хозяином в отношении своих гатчинских крестьян. Он заботился об облегчении их повинностей, помогал ссудами тем, у кого, не по их вине, хозяйство приходило в упадок, и увеличивал земельные участки малоземельных. Он заботился также о хорошей организации полиции и пожарной команды в Гатчине, обеспечивая этим безопасность личности и собственности, и часто сам боролся с ростовщичеством торгашей и ремесленников. Он устроил в Гатчине госпиталь более, чем на сто кроватей, содержавшийся в большой чистоте и обеспечивавший больным крестьянам и солдатам хороший уход. Он заботился также и о просвещении своих гатчинцев. Дети бесплатно обучались в гатчинском училище; в сиротском доме солдатские дети обучались не только грамоте, но и ремеслам, земледелию и садоводству. На свой счет он построил церкви: православную, лютеранскую и католическую и содержал на свой счет духовенство этих церквей. Им были устроены в Гатчине стеклянный и фарфоровый заводы, суконная фабрика, шляпная мастерская и сукновальня. Он сам постоянно и внимательно следил за всем, все сам проверял и все сам одушевлял.
В первые годы жизни в Гатчине Цесаревич и его супруга часто давали вечера и домашние спектакли, были приветливы и добры и нередко оставляли у себя гостей на несколько дней. В этой жизни Мария Феодоровна служила образцом супружеской и семейной добродетели и, безгранично преданная мужу, была ему другом и советником в трудные минуты его жизни. Интересно отметить отзыв о Павле одного иностранного дипломата (генуэзского посланника Виварола), относящийся к этому периоду: "Достоин удивления стойкий характер Великого Князя. Удаленный от государственных дел, ограниченный в средствах, он искренне признателен своим воспитателям и неизменно почтителен к августейшей своей матери. Его добродетель, светлый ум и трудолюбие известны в его круге. Кто может дать лучшие доказательства любви к домашнему миру и непобедимого отвращения к государственным переворотам, замедляющим успехи просвещения?".
В эти годы Цесаревич не ограничивался интересами своей счастливой семейной жизни и общественными удовольствиями. В тиши своих кабинетов Павловского и Гатчинского дворцов он глубоко задумывался над положением России и над мерами для ее благосостояния. Путешествие по Европе еще более расширило запас его разносторонних знаний, так же, как и общение с крупными государственными деятелями той эпохи в лице двух графов Паниных, графа Чернышева, графа Румянцева и князя Репнина. Свои мысли об управлении государством он изложил в особом Наказе, предназначавшемся его детям. Содержание этого Наказа позволяет нам оценить несомненный государственный ум и глубину мыслей Павла.
С особенной любовью он останавливается на крестьянстве, которое "содержит собою все прочие части и своими трудами, следственно, особого уважения достойно и утверждения состояния, не подверженного нынешним переменам его" (другими словами, превратностям крепостного права). "Надлежит уважать состояние приписных к заводам крестьян, их судьбу переменить и разрешить. Не меньше уважения заслуживают государственные крестьяне, однодворцы, черносошные и пахотные, которых свято, по их назначениям, оставлять, облегчая их судьбу". "Слова эти, - пишет один из биографов Павла, - в особенности замечательны в устах сына Императрицы Екатерины II. В течение ее царствования не только ничего не сделано было в пользу крестьянства, но огромное число крестьян было обращено в крепостные по пожалованиям, и крепостное право утверждено в Малороссии" (Д. Кобеко).
А говоря о государственных доходах, (причем он считал необходимым уменьшить продажу водки), Павел высказывает мысль, тоже шедшую вразрез с тенденциями Екатерины: "Доходы государственные - государства, а не государя и, составляя богатства его, составляют целость, знак и способ благополучия земли. Поэтому расходы должно соразмерять по приходам и согласовать с надобностями государственными и для того верно однажды расписать так, чтобы никак не отягчать земли".
Относительно внешней политики Павел писал: "Нам нет большой нужды в чьей-либо помощи; мы довольно сильны сами собою, если захотим пользоваться своею силою". Поэтому он считал необходимым поддерживать политическое равновесие, "которое должно быть сообразно с физическим и моральным положением всякого государства в отношении своих соседей, которым стараться наибольше делать добра. Достичь этого можно доброю верою в поведении, которое должно быть основано на честности, и союзами на севере с державами, которые больше в нас нуждаются, а местничества с нами иметь не могут".
И в этом же Наказе Павел высказывает свой взгляд на необходимость определенного закона о престолонаследии, взгляд, который лег в основу его акта о престолонаследии, опубликованного уже в день его коронации. Павел на себе самом подал пример того, что для Государя на первом плане должен стоять неизменный и твердый закон. А потому и ко всяким нарушениям закона, то есть ко всякой неправде и ко всяким государственным переворотам Павел Петрович относился с самым горячим отвращением.
В это же время в Гатчине и Павловске были созданы, так называемые, гатчинские войска в составе всех родов оружия, которые имели свою собственную форму прусского образца и обучались по особому уставу. Эти войска служили Павлу как бы небольшим опытом тех преобразований, которые он обдумывал заблаговременно, прежде чем ввести их, в свое время, во всей русской армии.
Эти войска к концу царствования Екатерины состояли из 4 батальонов пехоты и 1 егерской роты, 3 небольших кавалерийских полков (жандармского, драгунского, гусарского) и донского казачьего эскадрона и роты артиллерии, и насчитывали всего 2,5 тысячи человек. Совершенно ложны рассказы о том, что в этих войсках суровая дисциплина доходила до жестокости: эти суждения исходили из кругов гвардейских офицеров, избалованных своей легкой полупридворной службой. Павел был, действительно, строг и быстр в своих решениях, но всегда был готов исправить свои ошибки. Он знал близко всех офицеров своего отряда, входил в их домашние и семейные нужды и часто ходатайствовал по их делам. Поэтому они очень любили Цесаревича, гордились своим мундиром и в старости с удовольствием вспоминали о своей гатчинской службе.
Среди офицеров гатчинского отряда своими знаниями военного дела, своим усердием, дисциплинированностью и преданностью Цесаревичу выделился артиллерийский офицер Аракчеев. Павел оценил его качества отличного строевого офицера и администратора (после назначения его одновременно и гатчинским губернатором) и, всецело доверяя ему, приблизил его к себе. В 1786 году Аракчеев был произведен в артиллерийские подполковники.
Когда в 1788 году началась война со Швецией, и Екатерина согласилась на просьбу Павла назначить его в действующую армию, он составил духовное завещание и письмо к супруге, которое не может не тронуть своими чувствами любви, уважения и благодарности: "Тебе самой известно, сколь я тебя любил и привязан был. Твоя чистейшая душа перед Богом и людьми стоит не только сего, но почтения от меня и от всех. Ты мне была первою отрадою и подавала лучшие советы. Сим признанием должен перед всем светом о твоем благоразумии. Привязанность к детям залогом привязанности и любви ко мне была. Одним словом, не могу довольно тебе благодарности за все сие сказать, равномерно и за терпение твое, с которым сносила состояние свое, ради меня и по человечеству случающиеся в жизни нашей скуки и прискорбия, о которых прошу у тебя прощения. Бог да благословит всю жизнь твою. Прости, друг мой, помни меня, но не плачь обо мне; повинуйся воле Того, Который к лучшему все направляет. Прими мою благодарность".
По возвращении из шведского похода, Павел вновь удалился в милую его сердцу Гатчину. Жизнь его там сделалась еще более уединенной и сосредоточенной, он стал более задумчивым и у него появились мысли о смерти. Тем не менее, он присутствовал на всех придворных празднествах, хотя они и не доставляли ему большого удовольствия, а также и на народных празднествах, которые устраивались по случаю заключения мира. При этом было видно, что народ его очень любил. Шведский посланник Стединг отмечает, что всюду, где появлялся Павел, за ним следовала толпа, которая радовалась зрелищу его многочисленной семьи, отличавшейся красотою и здоровым видом детей.
После смерти Потемкина, фаворитом Екатерины сделался Платон Зубов, избалованный и заносчивый юноша, причинивший Цесаревичу много огорчений своими дерзкими и непристойными выходками по его адресу.
