ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ ПЕРВЫЙ
Ко дню пятидесятилетия кончины Императора Павла Петровича, потомки этих крестьян, несмотря на дальность расстояния, прислали в Петербург своих ходоков поставить на Его гробнице свечу" (Старый Кирибей. "Павловский гобелен").
Кроме того, другими указами крестьянам разрешалось отныне подавать жалобы на помещиков, им облегчалась в некоторых отношениях рекрутская повинность, делались облегчения по хлебному сбору, учреждались повсюду "хлебные магазины", были прощены недоимки, уничтожена повинность по содержанию подъемных лошадей, даровалось право покупать землю у частных владельцев и многие другие льготы и облегчения.
Нельзя не отметить мимоходом, что даже такие серьезные и, казалось бы, беспристрастные историки, как Платонов, упоминая о законе о 3-дневной барщине, не считают нужным перечислить и все другие указы в пользу крестьян; а говоря об этом указе, Платонов лицемерно комментирует его словами: "он (Павел) как будто бы имел в виду улучшить быт крепостных", и далее: "этот указ был понят, как ограничение крепостного права", - как будто бы этот закон действительно и самым существенным образом не облегчал положение крепостных крестьян и не ограничивал власть над ними помещиков!
Знакомясь с этими законодательными актами Императора Павла, нельзя не преклониться перед высотою духовного мужества этого великодушного Государя. Для того, чтобы сейчас же после екатерининского периода всемогущества помещичьего дворянства, смотревшего на своих крестьян, как на рабов, душою и телом отданных в его власть, решиться нанести этому привилегированному и избалованному своими "вольностями" сословию такой жестокий удар, как лишение права на половину труда его крепостных, - не говоря уже о других ограничениях, - надо было быть подлинно тем "близким Царем", каким прозвал Павла простой народ, и сознательно и смело подвергнуть себя ненависти подавляющего большинства могущественного правящего класса и своего собственного окружения. Эта ненависть к благородному Монарху и расцвела пышным цветом в среде уязвленного в своих экономических интересах дворянства, и именно это уязвление, во-первых, легло в основу той клеветы на Павла, волны которой изливаются на него в мемуарах многих представителей правящего класса той эпохи, а, во-вторых, было одной из основных причин трагического конца несчастного Императора. Его вина состояла в том, что Павел был Русским Государем Божьей милостью, который, по словам проф. Буцинского, "стремился осуществить в жизни идеал одинаково доброго Монарха для всех подданных, а не для господствующего только сословия".
Можно представить себе негодование тогдашнего дворянства и по другому, касавшемуся его привилегий поводу. После издания Павлом указа о неприменении телесных наказаний к лицам старше 70-летнего возраста, прошли вполне обоснованные слухи о намерении Государя вообще отменить телесные наказания для всех граждан государства. Одно из дворянских депутатских собраний обратилось к Императору с выражением того мнения, что русский народ еще не достаточно созрел для отмены телесных наказаний. В ответ на это, Павел в тот же день издал указ, согласно которому дворяне, осужденные за уголовные преступления, от применения телесного наказания отныне освобождаться не должны.
Если прибавить к этому урезку или приостановку действия очень многих пунктов жалованных грамот Екатерины дворянству (1785 г.), что существенно умаляло его права, льготы и привилегии, то нам станет окончательно понятным зарождение и развитие в тогдашнем правящем классе тех настроений по отношению к Павлу, главной чертою которых была жгучая ненависть к Императору, не пожелавшему быть, по примеру своей матери, дворянским Царем.
Будучи глубоко религиозным человеком, Павел не оставил без своего внимания и положение духовенства. Он заботился об улучшении его материального благополучия, о повышении его духовного уровня и о поднятии его авторитета в глазах народных масс. По желанию Павла, Святейший Синод ввел награждение духовенства золотыми наперсными крестами, так же, как сам Император установил его награждение орденами светскими.
В связи с заботами о духовенстве необходимо отметить и широкую веротерпимость Императора Павла, выразившуюся в его повелении о прекращении каких бы то ни было преследований в отношении старообрядцев и о разрешении им иметь своих священников. "Старообрядцы, - пишет Старый Кирибей, - тоже почуяли над собою зарю новых дней... Когда сгорел один из Керженецких скитов, старообрядцы уже не усомнились непосредственно обратиться к Императору за помощью, и из собственных Его Величества средств скит отстраивается заново. Старообрядцы особо чтут память Императора Павла, и еще в наши дни любили держать его изображение под образами в святом углу. По старообрядческой примете плохо отозваться о Царе Павле может лишь нехороший человек, которого вообще следует опасаться. Только Государь Император Николай Александрович, завершивший указом о веротерпимости от 14 апреля 1905 года благое начинание Павла Первого относительно старообрядцев, стал для них столь же близким, как и Его державный прапрадед".
Борьба с влиянием идей Французской революции
Наблюдая внимательно еще при жизни Императрицы Екатерины за всем тем, что происходило на Западе и, в особенности, во Франции, Павел уже заранее осознал свой долг будущего Правителя великого христианского народа, в своих широких массах еще незараженного гибельным духом западно-европейских революционных идей: предохранить духовное здоровье своего народа от этой заразы. А между тем опасность этой заразы грозила не только из-за границы: русский правящий слой в царствование Екатерины уже явно стал на путь "рабского, слепого подражания" всему европейскому, и многие его члены стали проникаться идеями тогдашней французской литературы и публицистики, проникнутых материализмом, атеизмом и ненавистью к монархическому принципу. В русском дворянстве уже появились так называемые "вольтерьянцы", поклонники Вольтера, Руссо, Дидро и прочих энциклопедистов. Сама Екатерина не осталась в молодости чужда этим влияниям, переписывалась с Вольтером и намеревалась пригласить Дидро в воспитатели к своему сыну. Разрыв русского правящего класса с широкими народными массами углублялся в духовно-национальном смысле с каждым годом.
Император Павел, будучи прежде всего Царем Русским, счел своим державным долгом принять самые строгие меры против этих разлагающих влияний духовно загнившего Запада. Сколько негодования у одних, насмешливой иронии у других, возбуждали эти меры, которые нам перечисляет Платонов: "полицейские меры, направленные против "якобинского духа", то есть против всякого рода заимствований из Франции и разных знаков сочувствия французам. Преследовались и запрещались не только прямые сношения с Францией, возбранялась почти всякая возможность общения со всей западной Европой. Выезд русских подданных за границу стал почти невозможен; иностранцев в Россию пускали только по особому высочайшему разрешению. Запрещено было русской молодежи учиться в "иностранных училищах" (университетах). Запрещен был ввоз из-за границы книг и нот. Закрыты были все частные типографии и для печатания книг была установлена строжайшая цензура. Запрещены были костюмы и шляпы, напоминавшие французские моды, а также ношение трехцветных лент на французский манер. Жестокому гонению подвергались все те, кого Император Павел подозревал в революционных мыслях, в "пагубном вольномыслии". А, между тем, не являлась ли совокупность всех этих мер лишь абсолютно необходимой с русской национальной точки зрения (и притом в отношении некоторых из них только временной) изоляцией здорового народного организма от опасности тяжелого духовного заболевания, грозившего привести к тем же социальным потрясениям, проявлениям жестокости и кровопролитиям, которые сопровождали "великую" Французскую революцию? Когда в городе вспыхивает эпидемия заразной болезни, не считает ли своей обязанностью заботливый отец изолировать своих детей от улицы, прибегая к самым суровым и не совсем для них приятным мерам, пока зараза не будет ликвидирована? Не эта ли забота лежала в основе мероприятий Павла? Не были ли многие из этих мер призывом к русскому образованному обществу помнить о своем русском национальном достоинстве и отказаться от жалкого обезьянничанья в копировании французской одежды и французских шляп? А если эти меры были иногда резки и доходили даже до ссылки в Сибирь, то как же иначе можно было воздействовать на нашу знать и дворянство, привыкшее считать при Екатерине, что ему все позволено, и начинавшее утрачивать, после своего русского обличья, и свой русский дух? Ведь это было именно то поколение, которое воспитывало своих детей так, что они "изъяснялися с трудом на языке своем родном" и представители которого, еще до Французской революции, заявляли иногда, что "их сердце принадлежит короне французской"! Поэтому беспристрастный и подлинно национальный русский историк не может не оценить все эти мероприятия Императора Павла, как проявление его мудрой отеческой заботливости о сохранении духовной чистоты народа, за благо которого он считал себя ответственным перед Богом.
Нам, русским эмигрантам, небезынтересно будет узнать об отношении Императора Павла к тогдашней "белой" французской эмиграции. Еще в конце царствования Императрицы Екатерины, из французских эмигрантов был, на средства Австрии, сформирован корпус под начальством одного из членов французского королевского дома, принца Конде, сражавшийся против революционной Франции в рядах австрийской армии. Однако, летом 1797 года, после мира при Кампо-Формио, заключенного между Францией и Австрией, корпус принца Конде оказался без дела и в крайне тяжелом материальном положении. Тогда, движимый своим природным великодушием и симпатиями к французским легитимистам, Павел предложил принцу вступить со всем корпусом на русскую службу. Предложение было принято с горячей благодарностью, и князь Горчаков был послан за корпусом Конде, находившимся на Дунае. Корпус был приведен на Волынь, где и расположился по квартирам, перейдя на полное содержание русской казны, причем командному составу было сохранено жалованье, равное таковому же русского офицерства. Сам принц Конде отправился в Петербург, чтобы представиться Императору. Навстречу ему был послан граф Шувалов, который поднес ему при этом царский подарок, великолепные шубы. В Петербурге принцу был отведен Таврический дворец, и на другой же день к нему явились с визитом Великие Князья Александр и Константин и все высокопоставленные особы. Император вручил ему орден Св. Андрея Первозванного и большой крест Мальтийского ордена. До 1799 года корпус оставался в районе Дубно, а затем принял участие, и не без славы, в итальянском походе Суворова. Вскоре, однако, принц Конде, уведомленный о сближении Павла с Первым Консулом, начал вести переговоры с Англией, предлагая свой корпус этой державе, которая и приняла его; но Император Павел узнал об этих переговорах и издал приказ о демобилизации корпуса. Так закончилась эпопея французской белой армии, причем многие солдаты и офицеры ее вернулись на родину, не подвергшись от Наполеона никаким репрессиям за свою верность присяге, принесенной ими в свое время французскому королю.
Русские вооруженные силы в царствование Павла
В момент вступления на престол Императора Павла состояние русской армии оставляло желать лучшего в отношении ее внутренних порядков, которые грозили в будущем несомненным понижением ее боеспособности.