ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ I И ВОЕННЫЙ ЗАГОВОР 14 ДЕКАБРЯ 1825 ГОДА

Беспрерывные войны, завершившиеся, наконец, 1812 годом, были сильнее всяких рассуждений и умозрительных заключений и способствовали развитию страсти Николая Павловича ко всему военному; ему исполнилось 16 лет - он рвался на войну и встретил отказ со стороны Императрицы Матери. Когда он пожаловался Императрице Марии Федоровне на свое бездействие, в то время, когда отечество в опасности, он получил ответ: "Вас берегут для других случайностей". Тогда он обратился с письмом к Имп. Александру, умоляя его о разрешении отправиться в армию. Имп. Александр призвал его к себе и старался утешить его, сказав ему с грустным и серьезным видом, что время, когда ему придется стать на первую ступень, быть может наступит раньше, чем можно предвидеть его. "Пока же, Вам предстоит выполнять другие обязанности; довершите Ваше воспитание; сделайтесь насколько возможно достойным того положения, которое займете со временем. Это будет такою службою нашему дорогому отечеству, какую должен нести наследник престола". Эти загадочные слова Государя, по-видимому, произвели сильное впечатление на юного Великого Князя, так как с этого времени в его характере начал подготовляться какой-то перелом; на него стали находить моменты задумчивости, сосредоточенности, он становился более серьезным в своих речах и поступках. Существуют другие, более положительные данные, по которым видно, что мысль о назначении Николая Павловича Наследником Престола существовала и у Императрицы Марии Федоровны, существовала значительно раньше 1812 г. Именно доверенный секретарь Императрицы Матери, Григ. Ив. Виллямов записал в своем дневнике следующие слова Марии Федоровны, сказанные ему 16 марта 1807 г.: "Она видит, что престол все-таки со временем перейдет к Вел. Кн. Николаю и поэтому его воспитание особенно близко ее сердцу". Она видела, что семейная жизнь Александра разрушена вследствие внебрачных связей Имп. Елизаветы Алексеевны, (См. "Тайны Имп. Александра I", стр. 124), и удаления за границу супруги Цесаревича Константина Павловича в 1801 г. Все это не позволяло надеяться на появление мужского потомства ни у Александра, ни у Константина Павловича. Поэтому многие из современников уже тогда предвидели возможность вступления на престол Николая Павловича. Поэтому не удивительно, что Шторх, преподаватель Вел. Князя, в записке, поданной в 1810 г. Имп. Марии Федоровне о необходимости начать Николаю Павловичу курс, обнимающий собою все политические науки, в их общей связи и взаимном действии, говорит о Великом Князе, как о лице, которое когда-то будет нами управлять. Наконец, в 1814 г. Имп. Александр разрешил Великому Князю отправиться на фронт. Имп. Мария Федоровна напутствовала обоих князей, прекрасно написанным письмом с высоконравственными тенденциями. Она советовала сыновьям продолжать быть строго религиозными, не быть легкомысленными, непоследовательными и самодовольными; полагаться в своих сомнениях и искать одобрения своего "второго отца" уважаемого и достойного ген. Ламздорфа, избегать возможности оскорбить кого-нибудь недостатком внимания, быть разборчивым в выборе себе приближенных; не поддаваться своей наклонности вышучивать других; быть осторожным в своих суждениях о людях, т. к. из всех знаний - знание людей самое трудное, и требует наибольшего изучения. Настойчиво предостерегая их от увлечения мелочами военной службы, она советует запасаться познаниями, создающими великих полководцев. "Следует, - пишет она, - изучить все, что касается сбережения солдата, которым так часто пренебрегают; жертвуя им ради красоты формы, ради бесполезных упражнений, личного честолюбия и невежества начальника". По прибытии в Париж, Великие Князья обозревали различные учреждения столицы и здесь сказалась наклонность Вел. Кн. Николая Павловича ко всему военному: он предпочитал осматривать учреждения военные, политехнические, дом инвалидов, казармы, госпитали. Императрица же Мария Федоровна была обеспокоена, с другой стороны, его увлечениями легкомысленными женщинами. Она писала ген.-адъютанту Коновницыну, что она доверяет его отеческим попечениям столь нужным в сей столице роскоши и разврата. "Я, конечно, ни мало не сомневаюсь, - продолжала встревоженная Императрица, - что внушенные им правила нравственности, благочестия и добродетели предохранят их от действительных погрешений, но пылкое воображение юноши в таком месте, где почти на каждом шагу представляются картины порока и легкомыслия, легко принимают впечатления, помрачающие природную чистоту мысли и непорочность понятий, тщательно поныне сохраненную; разврат является в столь приятном или забавном виде, что молодые люди, увлекаемые наружностью, привыкают смотреть на него с меньшим отвращением и находят его менее гнусным. Сего пагубного действия опасаюсь я наиболее, по причине невинного удовольствия, с каковым Великие Князья по неопытности своей вспоминали о первом своем пребывании в Париже, не ведая скрытого зла. Но теперь, когда они стали старше, нужно показать им в настоящем виде впечатления, от которых прошу я Вас убедительно предохранить их Вашим отеческим попечением. Обращая также внимание на выбор спектаклей, которые они посещать будут, и которые нередко вливают неприметным и, тем более опасным, образом, яд в юные сердца". Но Мария Федоровна забыла, что Великий Князь Николай на обратном пути в Россию из Франции, в Берлине познакомился со своей будущей женой, очаровавшей его, Принцессой Шарлоттой, и это охранило его от соблазна. Ген.-адъют. Коновницын успокаивал Императрицу следующими строками: "Их Императорские Высочества Великие Князья, благодаря Бога, находятся в вожделенном здравии: образ их поведения весьма согласуется со волею Вашей; господа кавалеры со свойственным им усердием бывают при Их Высочествах неотлучны; о чем считаю долгом моим пред Вашим Величеством засвидетельствовать, о неусыпности и попечении их. Их Высочества каждый день изволят кушать у Государя; один раз были с ним в театре и во всех церемониальных выходах бывают при нем; в свободное время их Высочеств обозревают здесь все заведения, достойные примечания. Третьего дня изволили осматривать укрепленные здесь окрестности с военными замечаниями".

И все-таки опасения Императрицы нисколько не уменьшались. Она признавалась в письме к Коновницыну, что сколь ни благоприятны все его виды пребывания Великих Князей в Париже, она все-таки весьма обрадуется выезду Их Высочеств из этого города, как по естественному желанию с ними видеться, так и по нравственному побуждению. Летом 1816 г. Николай Павлович должен был в довершение своего образования предпринять путешествие по России, для ознакомления со своим отечеством в административном, коммерческом и промышленном отношении, а затем, по возвращении из этой поездки, предполагалось еще заграничное путешествие, чтобы ознакомиться с Англией. Во время своего путешествия, по желанию Императрицы, он должен был вести особый журнал, который состоял из двух частей: общий журнал по гражданской части и общий журнал по военной части. Николай Павлович исполнил желание Императрицы и заносил свои впечатления. Особенно характерны его отзывы о поляках и евреях, которым он оставался верен всю свою жизнь. Он пишет: "В Белоруссии дворянство, состоящее почти все из богатых поляков, отнюдь не показало преданности России и, кроме некоторых Витебских и Могилевских дворян, все прочие присягнули Наполеону. Также не совсем бесполезно будет упомянуть, что здесь в губернии 37 католических монастырей, из коих половина почти иезуитских, воспитывающих юношей всех исповеданий; главнейшие - в Орше и Могилеве; каждый день они обращают в свою веру молодых людей и, так как они совершенно отделены от гражданского ведомства, даже их имения, то постоянно происходят беспорядки и замешательства".

А в записи по военной части есть описание поселений Елецкого полка. Благодетельное намерение Государя начинает выполняться, но, как всякое начало, терпит великие затруднения. "Батальон расположен в старых, весьма худых белорусских хатах, весьма тесно, особливо оттого, что кроме по положению живущих в них 2 семейств, на постое у них еще двое холостых. Хотя они помогают хозяевам в работе, но, не менее, оттого им даже весьма тесно. А сю пору скота мало; по положению хозяин имеет 2-х лошадей и корову: лошадей у малых по две, и то самые худые, забракованные артиллерийские и оттого поля, коих почва песчаная, не быв удабриваемая довольным количеством навоза, худо производит, и все полосами, судя по богатству хозяина".

После этой поездки Вел. Кн. Николай Павлович выехал в Англию, эту достойнейшую внимания страну, путешествие по которой должно было обогатить его не только полезными познаниями, но и опытом, изощряя при этом его суждения. Хотя Имп. Мария Федоровна считала полезным ознакомление с Англией в образовательном отношении, однако, существовало опасение, чтобы Bел. Князь не слишком увлекся свободными учреждениями Англии и не поставил их в прямую связь с видом несомненного ее благосостояния, т. к. главное, что должно поражать путешественника в Англии, это конституционные учреждения и автор записки по этому поводу, гр. Нессельроде, переходит к рассмотрению их происхождения и развития. Признавая, что нельзя не отдать должной дани восторга, он предостерегает от опасности впасть в столь распространенное заблуждение, что будто бы этот строй можно привить другим государствам. Хотя эта записка была составлена, по-видимому, по желанию Императрицы. но опасения были совершенно напрасны. Николай был не ученик Лагарпа, не восторженный слушатель Паррота, а воспитанник Ламздорфа. Прошедший суровую школу воспитания, совсем не такую, как та, в которой вырос Александр. поэтому совершенно для него немыслим разговор, который вел Имп. Александр в беседе с вигами о том, что он позаботится вызвать к жизни очаг оппозиции. Ему, напротив, очень не понравилась парламентская болтовня, и он желал бы повторить здесь чудо смешения языков, или еще лучше лишить дара слова всех тех, которые делают из него такое употребление.

Лейб-медик Штокмар описал наружность Николая Павловича в то время. По его словам, это был необыкновенно красивый, пленительный молодой человек, прямой, как сосна, с правильными чертами лица, открытым лбом, красивыми бровями, необыкновенно красивым носом, красивым маленьким ртом, тонко очерченным подбородком; военный костюм его отличался простотой, его манера держать себя полна оживления, без натянутости, без смущения и тем не менее очень прилична. Он много и прекрасно говорит по-французски, сопровождая слова недурными жестами. Вообще он проявляет большую уверенность в самом себе, по-видимому, однако, без всякой претензии. Г-жа Кэмбель, статс-дама, отличавшаяся строгостью в своих суждениях о мужчинах, была неиссякаема в своих похвалах относительно Вел. Князя: "О какое очаровательное создание, он дьявольски красив; это будет самый красивый мужчина в Европе". Когда вечером расходились все по своим комнатам, для Великого Князя приносили кожаный мешок, набитый сеном его людьми на конюшне, на котором он всегда спал.

Из Англии он отправился в Мобеж, Брюссель, для свидания с Вел. Кн. Анной Павловной, затем в Штутгарт к Вел. Кн. Екатерине Павловне, где говел и приобщился Св. Тайн. Затем он был в Берлине на свидании со своей невестой Принцессой Шарлоттой.