ОБ ИСТИННОМ МОНАРХИЧЕСКОМ МИРОСОЗЕРЦАНИИ

Автор: 
Серафим (Соболев), архиепископ

Так было в теории. Но не так было в действительности. Еще до Юлия Цезаря (100- 44 гг. до Р. X.), во времена узурпаторов, римский народ не имел ровно никакой власти. Его выборные делали, что хотели. Самая власть узурпаторов покупалась в Риме за деньги. А в провинциях Италии полководцы даже воевали друг с другом, совсем не сообразуясь с волей народа. Народ имел все права для выборов, смены властей, для контроля всех государственных учреждений, но все это было пустым звуком.

С появлением Юлия Цезаря вся полнота власти была сосредоточена в его руках, а не в руках народа и даже не по делегации от народа. Не на этой делегации он основал свою власть, а на божественном авторитете, ибо был убежден, что ему принадлежала власть в силу провиденциального назначения. Он даже требовал себе божественных почестей и воздвигал себе храмы, возвысив себя до личного обожествления.

Вот почему Юлий Цезарь поставил себя выше сената, народа и всей Римской республики и совсем не сообразовался с законами, которые говорили в пользу власти народа, будучи проникнут сознанием власти во имя народного религиозного идеала, а не во имя народной воли, которую он открыто отвергал.

Вся верховная самодержавная власть принадлежала только ему одному.67

Эту самодержавную власть в той или иной мере удерживали за собой и последующие Римские императоры на основании теории о царской власти, как божественной делегации, посредством личного обожествления. Правда, избрание императора сенатом и народом оставалось всегда, но это избрание совсем не говорило о какой бы то ни было зависимости римских императоров от народной воли - оно было простой фикцией. Между тем личное обожествление римских императоров совсем не было пустым звуком и в глазах массы народа было твердым основанием для их власти. В его глазах личность императора была священной. Даже комната, где родился бывший император, была священна, и в нее нельзя было войти без благоговейной молитвы”. По свидетельству римского историка Светония (75 -160 гг. по Р.Х.), при воцарении Римского императора Веспасиана (9-79 гг. по Р.Х.) к нему явилось два человека из народа и просили его исцелить их. Один был слепой, другой хромой.68

Римский император в сознании народа был не его народным делегатом, а делегатом и представителем самих богов. Вот почему Плиний - писатель времен Траяна (62-144 гг. по Р.Х.), при восшествии его на престол, в качестве поздравления писал ему: “Бессмертные боги поторопились призвать твои добродетели к управлению республикой”. А в своем панегирике тому же императору Траяну говорилось: “Царь мира (т. е. бог) отныне свободен и избавлен от попечении, налагаемых на божество; он теперь занимается только заботой о небесах, с тех пор, как поручил тебе (т. е. императору) представлять его пред человеческим родом”69.

Отсюда понятно, как не прав автор критического отзыва в своих словах, что суверенитет власти в Римской империи принадлежал не императору, а г. Риму. Римская нация давно, с республиканских еще времен, стала далеко не римскою, но представляла из себя от Атлантического океана до Ефрата соединение разных народностей и верований. “С понятием civis Romanus уже не соединялось понятие ни о какой решительно политической системе. По мере утраты единого национального мировоззрения народная делегация императорской власти становилась все более фиктивною, и сознание ее исчезало у самого народа. Император в его глазах имел уже власть не потому, что был избран или одобрен народом или сенатом, а потому, что власть находилась в его руках. Власть императора, таким образом, становилась самородною,70самовозникающей, а потому верховною”.71

Итак, на основании исторической действительности приходится констатировать ошибочность толкования автором критики апостольских слов: “сущия же власти от Бога учинены суть”, ибо это толкование приводит к несообразному выводу - к признанию богоустановленности конституционной власти.

Правда, в данном своем возражении критическая статья говорит: “будет правильнее и более святоотечески понимать слова “сущия власти”, как относящиеся... к власти и видам власти вообще и принципиально, а не только к тому виду властей, который был при ал. Павле”.72Но мы уже говорили, что под словами “сущия власти” св. отцы разумели прежде всего царскую власть. А историческая действительность показывает, что эта царская власть была единодержавная, или самодержавная.

Выявляя указанные дефекты этого возражения, историческая действительность в то же время подтверждает правильность нашего толкования настоящих апостольских слов, а именно, что здесь ап. Павлом разумелась царская самодержавная власть Римских императоров.

Само собою разумеется, что эта власть по своему характеру была вообще властью абсолютистской и деспотической, так как в ее основании не было православной веры и она не руководствовалась волею истинного Бога. Но по своему существу она все же являлась самодержавной, которая, как мы говорили выше, принадлежала языческим царям.

 

 

 

 

 

Возражение против отождествления нами понятий:

самодержавный и единодержавный. Обвинение нас в отождествлении

истинной самодержавной царской власти с абсолютистской

Среди возражений критики, как мы видели, есть заявление, что в “Русской Идеологии” не указывается разница в понятиях самодержавный и единодержавный. Действительно, говоря о царской власти, мы этой разницы не делаем, так как данные понятия, будучи различными в словах, являются тождественными по смыслу. Какая же будет разница по существу, если мы скажем: только один царь держит в своих руках верховную власть, или скажем: только сам царь держит в своих руках верховную власть и никто другой. У Геродота в его истории говорится о диспуте, который имел своей целью выяснить, какая политическая форма правления лучше. Здесь неоднократно понятия единодержавие и самодержавие отождествляются.73

Это тождество явствует и из теории Иоанна Грозного о царской власти, которая была выражена им в его посланиях к князю Андрею Курбскому, к английской королеве Елизавете и в словах, сказанных им польскому королю через его послов. Здесь самодержавие царя мыслится как единодержавие, ни от кого из его подданных не зависящее и ими не ограниченное.

Впрочем, монархическое начало известно у нас в России еще со времен Иоанна III как самодержавие, понимаемое в смысле единодержавия, или неограниченной, не зависимой ни от кого из подданных царской власти.

В таком смысле термин “самодержавие” употребляется в актах императрицы Екатерины II. По свидетельству Сперанского, и в Своде законов “с понятием самодержавия отождествляется понятие о неограниченной единодержавной власти монарха”.

Так, в сущности, смотрели потом на самодержавную власть в России наши славянофилы и ученые юристы, которые выяснили понятие русского самодержавия.

Один из вождей славянофилов М.Н. Катков, имея в виду монархическое начало в России, что то же - самодержавие, говорит о нем как о единодержавии... “Монархическое начало, - писал он, - росло одновременно с русским народом. В истреблении многословия состоял весь труд и вся борьба Русской истории. Тяжкий процесс совершился, все покорилось одному верховному началу, и в русском народе не должно было оставаться никакой власти, от монарха не зависящей. В его единовластии русский народ видит завет всей своей жизни, в нем полагает все свои чаяния”.75

В сочинении другого вождя славянофилов И. С. Аксакова мы находим вопрос: “что такое самодержавие, неограниченность?” Из этого вопроса видно, что он отождествляет понятия самодержавия и единодержавия, ибо последнее и было неограниченною властью русского царя.76

По свидетельству профессора государственного права А. Градовского, “выражение “самодержавный” означает, что Русский Император не разделяет своих верховных прав ни с каким установлением или сословием в государстве, т. е. что каждый акт его воли получает обязательную силу независимо от согласия другого установления”.

“Самодержавие, - говорит в своих лекциях по русскому государственному праву Н. И. Лазоревский, - есть такая форма правления, когда вся полнота государственной власти сосредоточена в руках одного человека - царя, короля, императора... Всякая другая власть возможна, лишь поскольку государь ее терпит, ее признает... Все власти получают свои полномочия от государя, он же сам ни от кого не зависит, ни от кого своих полномочий не получает, но непосредственно сам ими обладает”.78

Имея ввиду процесс образования в России самодержавной власти, тот же автор пишет, что “существо этого процесса сводилось к уничтожению всех тех политических сил и организаций, которые могли бы противополагаться царской власти и в чем-либо ее ограничивать. Разложение вечевого устройства, уничтожение удельных княжений, разгром северных народоправств Новгорода и Пскова, все это привело... к уничтожению местных общественно-политических центров и к образованию в России единой царской власти”.

Если бы разложение всех других общественных сил было достигнуто с образованием московского единодержавия, то с этого времени (т.е. с Иоанна III) можно было говорить и о самодержавии на Руси, т. е. об образовании неограниченной царской власти”.71

Весьма интересно в данном случае рассуждение Н.М. Коркунова по поводу истолкования Сперанским в “Руководстве” выражений “самодержавный” и “неограниченный”, которые приводятся в ст. 1-ой Основных Законов, где сказано: “Император Российский есть монарх самодержавный и неограниченный. - Повиноваться верховной Его власти не за страх, но и за совесть Сам Бог повелевает”.

“Двумя словами, - пишет Сперанский, - весьма многозначительными, выражается в наших законах полнота верховной власти: самодержавием и неограниченностью. Слово самодержавие... когда оно прилагается к особе государя, то оно означает соединение всех стихий державного права во всей полноте их без всякого участия и разделения. Слово неограниченность власти означает то, что никакая другая власть на земле, власть правильная и законная, ни вне, ни внутри империи, не может положить пределов верховной власти Российского самодержца”.

“Итак, - говорит по поводу этих слов Коркунов, - если судить по форме изложения, Сперанский различает самодержавие и неограниченность. Но по содержанию он определяет их так, что понятия эти совпадают. В самом деле, “соединение всех стихий державного права, очевидно, ничего другого означать не может, как то, что не существует никакой другой власти, которая бы ограничивала власть монарха”.

Затем, ссылаясь на вышеприведенное нами истолкование проф. Градовским выражения “самодержавный”, Коркунов тут же указывает изъяснение Градовским и выражения “неограниченный”.

“Название "неограниченный", - говорит он, по его (Градовского) мнению, показывает, что воля императора не стеснена известными юридическими нормами, поставленными выше его власти. Однако, замечает Коркунов, и в таком определении самодержавие и неограниченность сливаются воедино. Существование "юридических норм, поставленных выше воли монарха", возможно, конечно, только под условием "разделения верховных прав между, ними и другими установлениями"”.