ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ I И ВОЕННЫЙ ЗАГОВОР 14 ДЕКАБРЯ 1825 ГОДА

Когда кончились коронационные торжества в Москве и Царь вернулся к своей ежедневной работе, то нашел на своем рабочем столе в Зимнем Дворце, тетрадь, богато переплетенную с золотыми обрезами, заключенную в ларчик с запором. Она заключала в себе полный список 570 лиц, так или иначе прикосновенных к заговору. Из числа указанных лиц лишь 289 были признаны виновными, (из них 131 осужденных судом, 120 подвергнутых административным наказаниям, 4 изгнанных и т. д.). Полный список заключал в себе имена доносителей и лиц, признанных невиновными, иногда без достаточных оснований. Некоторые из этих последних сделали потом при имп. Николае блестящую карьеру (Муравьев сделался министром Уделов и укротителем восстаний в Литве 1863 г.; за что получил графский титул. Перовский сделался министром Внутренних Дел; Суворов - генерал-губернатором Балтийских провинций). Эта тетрадь осталась до самой смерти Николая его подручником, соединенным с другой тетрадью, составленной в 1827 г., заботами тайного советника Боровкова, содержащей полный комплект реформ, желанных декабристами. Эти два драгоценных тома составляли vade mecum всего его царствования и послужили программой для всех бесчисленных тайных комитетов, начиная с известного комитета, составленного 6 декабря 1826 г. Там требуются законы ясные и определенные, ускорение судебной процедуры, запрещение продажи крестьян, пересмотр таможенных тарифов, облегчение ипотечных кредитов для разорившихся дворян, сооружение морского и торгового флота. Государь, оставив у себя записку, передал одну ее копию Цесаревичу Константину Павловичу, а другую графу Кочубею, председателю Государственного Совета.

- Государь, - сказал гр. Кочубей Боровкову, - часто просматривает Ваш любопытный свод и черпает из него много дельного, да и я часто к нему прибегаю. Вы хорошо и ясно изложили рассеянные там идеи".

"Мне приятно было слышать", - пишет Боровков в своих записках, - "отзыв лестный о моей работе, но еще приятнее было видеть проявление ее в разных постановлениях и улучшениях, выходящих того времени. Кратко изображенное внутреннее состояние отечества показывает, сколь в затруднительных обстоятельствах воспринял скипетр ныне царствующий Император и сколь великие трудности подлежат к преодолению. Надо даровать ясные и положительные законы; водворить правосудие учреждением кратчайшего судопроизводства, возвысить нравственное образование духовенства, подкрепить дворянство, упавшее и совершенно разоренное займами в кредитных учреждениях. Воскресить промышленность и торговлю незыблемыми уставами, направить просвещение юношества, сообразно каждому состоянию, улучшить положение земледельцев, уничтожить унизительную продажу людей, воскресить флот, поощрить частных людей к мореплаванию, словом исправить неисчислимые беспорядки и злоупотребления".

Лунин

Так же писал декабрист Лунин, характеризуя патриотическое настроение Общества: "Общество сделалось выраженном народных интересов, требуя, чтобы законы, управляющие страной, и остававшиеся неизвестными даже судам, были собраны и изданы, после разумной кодификации; чтобы гласность в делах государственных заменила призрак государственной тайны, которым они окружены и который вредит их ходу, скрывая от правительства и народа злоупотребление чиновников; чтобы судопроизводство было быстрое, а потому устное, открытое и даровое; чтобы администрация была подчинена правилам, вместо личного произвола; чтобы дарования, в каком бы сословии они ни обнаружились, вызывались к содействию на общее благо; чтобы выборы должностных лиц определялись общественным голосом, замещая невежд и взяточников; чтобы в назначении и употреблении казенных сумм отдавался гласный отчет; чтобы откупная система на водку была заменена другой системой налогов; чтобы обращено было внимание на судьбу защитников отечества и количество войск в мирное время уменьшено, срок службы сокращен, а жалование солдата увеличено соразмерно с его нуждами; чтобы военные поселения, незаконные в своем основании, были уничтожены во отвращение новых злодейств и пролития крови; чтобы торговля и промышленность освободились от произвольных постановлений и устарелых разграничений, препятствующих движению; чтобы, наконец, положение духовенства, вполне обеспеченное, сделало его независимым и свободным к исполнению своих обязанности".

Так думал Лунин, принадлежавший к числу декабристов, не отрывавшихся от родной почвы. Ведь, для достижения этих задач не было надобности в создании какого-либо заговора. И, действительно, первоначально в созданном в 1816 г. "Союзе Спасения" и отчасти заменившем его в 1818 г. "Союз Благоденствия" политические цели отступали на второй план, сравнительно с филантропическими и общественными в широком смысле. Поэтому первоначально предполагалось, что для правительства существование Общества не должно быть тайной, как не было тайной существование масонских лож. Но наряду с этими целями были другие, которые затрагивали самые основные коренные начала существовавшего политического строя и социального порядка. Это была, во-первых, идея об ограничении Самодержавия, а, во-вторых, освобождение крестьян от крепостной зависимости. Если бы нужно было делать выбор между этими двумя идеями, большинство, вероятно, предпочло бы крестьянское освобождение немедленному ограничению монархической власти, ибо идея отмены крепостного права со всеми его злоупотреблениями, как власти человека над человеком, внушала больше энтузиазма и сильней зажигала сердца декабристов, чем даже мысль о конституции или республике.

Часть IV.

Дело о польских тайных обществах

7 января 1826 г. Имп. Николай заговорил в письме к брату о мерах строгости и прислал ему необходимые полномочия, чтобы Цесаревич мог действовать вполне по его усмотрению, не выходя из обычной колеи. "Конечно", - прибавил Государь, - "нужно действовать с величайшею мягкостью, чтобы не давать пищи недовольным, но, мне кажется, еще более запаздывать карою было бы преступной слабостью с нашей стороны; впрочем, скажу еще раз: полная свобода Вам действовать так, как Вы найдете необходимым".

Цесаревич признал невозможным продолжать бездействие в прежнем смысле и 7 февраля учрежден был в Варшаве следственный комитет для открытия тайных обществ, существовавших, как в Царстве Польском, так и в областях прежней Польши к Империи присоединенных. Комитет состоял из 10 членов: 5 русских и 5 поляков.

В дополнение к официальным донесениям Цесаревич писал Имп. Николаю 9 февраля 1826 г.: "Следственный Комитет составлен из наиболее выдающихся и именитых людей страны (предс. сената гр. Станислава Замойского, сенаторов и воевод, графов Грабовских и пр.). Это доверие заставит замолчать критиков, прекратить слухи и т. под. вещи. Никто не был арестован, иначе, как на основании решения самого комитета и я, следовательно, остаюсь совершенно в стороне и становлюсь исполнителем, а не источником приказаний. Я уверен, что эти господа окажутся более суровыми, чем мы сами".

Удалось захватить, между тем, бумаги ген. Княжевича. В них найдены были копии писем, которыми обменялись Имп. Александр I и Костюшко после занятия Парижа в 1814 г., Великий Князь Константин воспользовался этим случаем, чтобы в мыслях, высказанных тогда Имп. Александром польскому патриоту найти новые аргументы для оправдания цели, которою задались члены польских тайных обществ. 15 февраля 1826 г. он писал, Имп. Николаю: "Бумаги, найденные у ген. Княжевича являются подтверждением того, что я постоянно говорил Вам, дорогой брат, по поводу обещаний, на которых поляки основывали свои надежды; это копии переписки ген. Костюшки. Прочтите конец письма покойного Государя, и Вы найдете в нем разгадку всего "национального общества"; что же Вы хотите, чтобы после столь положительных обещаний, на которых они основывали свои надежды, им говорили к опровержению их поступков и намерений; - посудите Сами беспристрастным образом о положении вещей; я уверен, что к концу царствования было многое от чего бы он отказался, но было слишком поздно и обещание, раз уж оно было дано, при наличии всевозможных неоспоримых документов, не могло быть взято обратно; сверх того вся совокупность обстоятельств положительно доказала бы цель покойного Государя, направленную к обеспечению успеха задачи, которую Он поставил себе; и не далее, как во время своего последнего пребывания Он дважды положительно это высказывал нам, моей жене и мне; та же речь была повторена множеству лиц, как военных, так и гражданских. Наш "Следственный Комитет" работает хорошо, с усердием и настойчивостью. Поляки вообще возмущены, что между их соотечественниками могли встретиться лица, вступившие в прямые сношения с революционерами у вас. Общественное мнение высказывается здраво в том смысле, что, если русский должен быть наказан один раз, то поляк десять раз".

Независимо от этого Цесаревич писал о тех же вопросах еще более откровенно своему другу Опочинину с просьбой сообщить содержание этих писем Государю, чтобы установить его мнение. Приведем выдержку из письма его от 5 февраля: "Из прочитанных мною показаний Яблоновского, я усматриваю лишь естественные последствия того положения, в котором находится эта страна, и тех речей, которые были произнесены с высоты престола во время бывших здесь трех Сеймов; кроме того все эти господа видят, что старая Финляндия была присоединена к новой, а не новая к старой; теперь спрашиваю я Вас, как хотите Вы, чтобы подобный пример не вскружил им голову? Им всем были хорошо известны слова и образ мыслей покойного Государя, потому что Он не скрывал их перед ними и даже в последнее время высказали их, как статским, так и военным лицам. Говоря чистосердечно, можете ли Вы их в том упрекнуть? Прочтите все это Имп. Николаю, чтобы установить его мнение". А в следующем письме, от 12 февраля, он пишет, что "покойному Государю угодно было сряду 10 лет словами и деяниями вкоренять и внушать им сию мысль" (о присоединении Литвы к Польше).