ХОЗЯЕВА (Русская сказка)

— Никто не ссорился,— сказал Васька, — так недоумение вы­шло, все Рыжий Паршивец виноват, поймать его надо.

— Пойди, поймай, — сказал Домовой. Тон у него был неуве­ренный.

— С Барбосом нужно сговориться, — предложил Васька.

— Гм, — сказал Домовой... — А с чего это он на меня... сза­ди лаял?

—Это ему Рыжий Паршивец наговорил, — не сморгнув глазом, соврал Васька.

— Гм, — сказал еще раз Домовой. — Рыжий Паршивец?

— Сам слыхал. На суку сидел и Барбосу говорил: чем на меня лаяться, ты лучше этой старой кочерге хвост оборви...

— Так и сказал?

— Так и сказал.

— Беспременно поймать нужно, на двадцать частей, чтобы и духом не пахло. Да только — как?

— С Барбосом нужно сговориться, — повторил Васька.

— Так ты пойди, скажи ему, что я на него не серчаю ...

Васька посмотрел на Домового боком, но распространять­ся не стал.

— Ну, так я пойду, — сказал он.

— Ну, иди, — сказал Домовой.

Васька спрыгнул с печки, еще раз расправил свои усы, еще раз обдумал план действий и пошел к конуре. Барбос лежал голодный и злой. Марья, действительно, оставила его без ужи­на. Барбосу не хотелось даже двадцати кусков от Рыжего Ко­та: ему бы кость, да похлебку, да еще дедушкин хвост, — все это он, старая кочерга, напортил, наморочил, всех подвел, вредный паутинный старикашка. Но на Ваську злиться было нече­го: Васька тоже пострадавший был.

— Mvyppp, — сказал Васька, — а Рыжего Паршивца обя­зательно поймать нужно.

— Пойди, поймай, — сказал Барбос.

• Нужно всем обществом: и я, и ты, и Дедушка.

— Держи карман шире, пусть старая паутинная душа сам теперь ловит — дал Рыжему уйти — пущай сам теперь и ло­вит.

— Ну, — сказал Васька, — ему и ловить нечем. А, вот, Ры­жий Паршивец опять куренка стащит, ты опять без ужина ос­танешься.

— Ну и пусть, — сказал Барбос горько, — ну и пусть. По­мру с голоду — только и всего, никто не заплачет.

— Я заплачу, — соврал Васька, — ей Богу, заплачу, без тебя все тут по соломинке растащут.

— Ну и пусть тащут, пусть старый черт, паутинная душа, сам стережет.

— Ну, куда ж ему, у него только две ноги, да и те пау­тинные ...

— Душа у него паутинная, — сказал Барбос.

— Ну — это, как сказать... Вот, напустил на тебя мороку, а теперь сидит в щелке и кается.

— Н-уу?

— Пойди, говорит, к Барбосу и скажи, говорит, чтобы больше не серчал, — врал Васька сладеньким голоском. — Уж так кается — смотреть жалко.

— А что ж он сам не пришел?

— Конфузится, уж как конфузится. Нечистый, говорит, по­путал, совесть, говорит одолела: Барбос может на двадцать кус­ков, а я, говорит, и на два не, могу — вот как!

— Ишь, как его разобрало, — вздохнул Барбос.

— Как есть разобрало. Пойди, говорит, к Барбосу — он тут всему голова. Скажи, говорит, чтобы нам этого Рыжего Пар­шивца всем вместе, чтобы на двадцать кусков, чтобы и духом не пахло ...

— Ну, что ж, — сказал Барбос, — ежели он уж так, так да­вай, что ли ... Я — что? Я — завсегда ...

— Так я пойду, позову...

— Пойди уж, позови... Васька пробрался на печку.

— Ну, что? — спросил Домовой.

— Сидит и кается, — сказал Васька. — Уж так кается, смотреть жалко. Нечистый, говорит, попутал, зависть, говорит одо­лела. Он, Дедушка, говорит, может всякое такое, а я говорит, не могу — даром, что у меня четыре ноги ...

— Ишь ты, — сказал Домовой.

— Пойди, говорит, к Дедушке и скажи, чтобы больше не серчал.

— Ишь ты, разобрало его ...

— Как есть разобрало. Пойди, говорит к Дедушке — он тут всему голова ...

— Так и сказал?

— Так и сказал: он тут, говорит, всему голова. Мириться, говорит, надо. Чтобы этого Рыжего Паршивца на двадцать кус­ков, чтобы и духом не пахло.

— Угу, — сказал Домовой, — а с чего он это ... сзади ... на меня ... ничего не говорил?

— А что уж тут говорить — все он, Рыжий Паршивец...

— Беспременно на двадцать кусков, — пойдем, что ли... В Барбоскиной конуре собрались все трое. Домовой сел за­дом в уголок и даже поерзал слегка, чтобы поплотнее усесться к стенке. Барбос потянул воздух носом и покосился на то место, где у Домового была не то пятка, не то хвост. Домовой снова поерзал, подложил себе сзади соломы и сделал вид, что чешет спину. Тут Васька слегка переборщил:

— Которые образованные никогда задом не поворачи­ваются, все передом ходят ...

Домовой сразу наершил свою паутинную бороденку:

— Не твоего ума дело, ты, вот и спереди и сзади только и смотришь, что бы тут слямзить ...

Барбос вытянул голову и посмотрел на Домового сбоку — может хоть сбоку можно хоть кусочек хвоста увидеть? Васька понял, что переборщил.

— Такое значит, дело: сегодня ночью Рыжий Паршивец придет обязательно, — уж я его знаю...

— Как не знать, — съязвил Домовой — свой своему поне­воле брат...

Васька сделал вид, что ничего не расслышал. Только иско­са посмотрел на Домового.

— Придет обязательно. А почему? Куренок пропал оконча­тельно, и Рыжий Кот остался с пустым брюхом...

— Вор у вора дубинку украл, — снова съязвил Домовой — на старости лет его сварливость разбирала...

Васька снова сделал вид, что ничего не слышал и снова по­смотрел на Домового искоса...

— Самое главное — его за хвост тяпнуть, — сказал он, — он этого страсть не любит.

Домовой снова поерзал, но промолчал.

— А сегодня ночью он придет беспременно — вот тут то мы его и сцапаем...

— А как? — спросил Барбос.

— Очень даже просто. Дедушка будет сверху, с трубы кара­улить. Ты, Барбоска, у стенки заляжешь, а я его в курятнике сцапаю. Как только он заберется, так я его сейчас...

— Ну и жулик же ты, Васька, ну и плут же ты, — не выдер­жал Домовой. — Это тебя то — в курятник. Да одного? Да еще и ночью? Да разве ты удержишься?

— Удержусь, — сказал Васька твердо и даже глазки зажму­рил. — Ей Богу, удержусь. Только зачем эта дура-баба Марья цыплят на огне портит — так они куда вкуснее...

— Да, — сказал Барбос, — ты уж Васька, не плутуй, знаем мы тебя, у тебя вся душа в брюхе.