ХОЗЯЕВА (Русская сказка)

Осторожненько ступая лапками по снегу. Рыжий Кот напра­вился к трубе и вдруг наткнулся на что-то очень неприятное, но вовсе непонятное, — что именно, он сообразить не мог. Ha всякий случай он царапнул когтями, но когти прошли по пу­стому месту, и из пустого места возникли большие-большие, зеленые-зеленые глаза, кто-то сказал: "урчжщшч", и на кота нашел такой страх, что вся душа сразу в хвост ушла. "Ну, сей­час он меня съест" — подумал кот неизвестно о ком, прижав ушки и сидел ни жив, ни мертв.

Но прошло не малое время и никто кота не ел. Кот слегка осмелел и открыл половину левого глаза. На трубе, болтая в воздухе паутинными ногами, сидел Домовой, — чужой, незнакомый, но все-таки Домовой. Душа Рыжего Кота стала передвигаться из хвоста в живот, — душа, как известно, у котов в животе живет. Рыжий Кот открыл и правый глаз: действительно, Домовой сидит на трубе и гладит лапой бороду: лапа мохнатая, борода — паклей, нос картошкой, глаза зеленые и ноги паутинные. Зубов видно не было. Рыжий Кот осмелел ещё больше.

— Ва-ва-ва... — начал он дрожащим голосом.

— Ну? — спросил Домовой грозно.

— Ва-ва-ва... Ваааше Степенство, — выдавил из себя kot.

— Ara, — сказал Домовой несколько помягче.

— Я... ва-ва-ва- Ваааше Степенство, я, значит, так сказать, — стал бормотать Рыжий Кот, совершенно не зная, что собст­венно говорить дальше, — и вдруг ляпнул: —я, Ваше Степенст­во, с научной, так сказать, целью...

— Кааак? Как это ты сказал? — Домовой даже и ногами болтать перестал.

— С научной целью, — совсем уж обнаглел Рыжий Кот. — Чтобы, ак сказать, мое почтение доложить... Потому, как вы тут хозяин...

— Ну, вот, то-то же...— размяк было Домовой, но спохва­тился и спросил прежним грозным голосом:

— Почтение, говоришь? А куренка кто задавил? А?!

— Так я, Ваше Степенство, — для порядку. Спрашиваю: где здесь хозяин. А куренок, необразованная тварь, и говорит: Петька тут хозяин...

— Как это так? Петька — хозяин? За такую околесицу ему бы по загривку.

— Точно так, Ваше Степенство,— обрадовался Рыжий Кот: вот я и хотел его по загривку, — а он возьми и подохни... На­род, Ваше Степенство, нынче совсем хам пошел...

— Это ты верно: народ, действительно, хам пошел.

— Никакого тебе уважения ни к чину, ни к званию... Вот этот, зубастый, — Рыжий Кот показал хвостом на Барбоса, — вот этот грозится меня на двадцать кусков разорвать...

— На двадцать?— переспросил Домовой. — Ну, на два — и того довольно...

— Правда, Ваше Степенство, истинная правда, на два — и того хватит. И шубку грозится в клочки, — а где теперь другую такую достать?

— Это, действительно, — согласился Домовой, — трудно­вато...

— Я, говорит, тут хозяин. И без моего, говорит, спросу ни­кто и носа сунуть не смей...

— Ишь ты, — сказал Домовой, — вот хам народ пошел...

— Истинно говорю: хам. Я ему: ты, говорю, пойди хо­зяину доложи, что, значит, гости пришли, хозяину почтение заявить, куда там, только и знает, что лаяться... а зубья у него, что у твоей бороны...

— Зубы у него — это, действительно, — туманно согла­сился Домовой...

— Зубы — есть, а понятиев — никаких... Ваше Степенство, — заговорил Рыжий Кот совсем сладеньким голоском, — как вы тут есть хозяин — так прикажите этой зубастой деревенщине, чтоб он в свою конуру убрался, а я, значит, домой пойду.

— Приказать, — переспросил Домовой, — этто — можно. Этто я ему прикажу, катись, в свою конуру. Я — прикажу... Только — только он ведь не послушает...

— То есть, как это не послушает?— душа у Рыжего Кота опять стала в хвост заползать, а хвост за это время промерз до самой последней косточки. — Раз вы тут хозяин...

— Так вот — пойди тут и растолкуй ему... Тут все хозяева — и Васька и Сивка... На что уж Петька-Дурак-дураком, да и тот в хозяева лезет... Пойди, растолкуй им...

В хвосте Рыжего Кота, куда перебралась душа его, погас последний огонек надежды. Он еще раз осмотрел двор. Ми­китки-Мальчишки не было. Васька стащил-таки куренка и за овином догрызал последние косточки; "эх, пропал куренок", жалобно подумал Рыжий Кот. А Барбос лежит по-прежнему, видимо собирается лежать так до второго пришествия. А до второго пришествия Рыжему Коту не выдержать никак: мороз забирался в самые печенки.

— Так что ж, Ваше Степенство, так мне, значит, и погибать за мое, значит, почтение?

— Подожди,— сказал Домовой. — Подожди, я подумаю. Домовой стал думать, а Рыжий Кот стал ждать. Мороз за­бирался за каждую шерстинку и выдувал каждую капельку, тепла. Рыжий Кот чувствовал, что замерзает. Наконец, Домо­вой крякнул.

— Ты вот что, миляга. Ты вот по этой дорожке сигай пря­мо к забору. А я на Барбоса мороку наведу.

— Какую это мороку?— жалобно спросил Рыжий Кот.

— Я ему зайца по дороге наморочу. Как завидит Барбос зайца, так бросит тебя и за зайцем погонится.

— Гм, — сказал Рыжий Кот, — ну, а если не погонится?

— Погонится, — сказал Домовой, — беспременно погонит­ся, такая уж у него собачья душа.

— Гм, — снова сказал Рыжий Кот и осмотрелся еще раз. От баньки к забору шла протоптанная в снегу дорожка — дли­ной этак котов в сорок — ежели считать с хвостом. Барбос сидел на снегу, и чтобы сразу повернуть на дорожку — не догадается, будет переть прямо по снегу — а снег глубокий. Еже­ли со всех ног — можно, пожалуй, до забора и добежать, даже и без мороки. Но можно и не добежать, тогда уж поминай, как звали. Рыжему Коту особенно было жалко своей шубки: уж, так он за ней ухаживал, уж так он ее вылизывал... И где те­перь другую такую достать? Да и для чего доставать, если в самом деле на двадцать кусков?

Но Рыжий Кот чувствовал: еще малое время, и он замерз­нет окончательно: и так пропадать, и так пропадать. Посмот­рел еще раз на Домового — тот сидел на трубе и снова гла­дил свою бороду: "Вот нежить, пакля паутинная,— выругался про себя Рыжий Кот, — а тоже, хозяина разыгрывает, сволочь". Но морока была единственной надеждой, ничего больше от Домового ждать было нельзя.

Осторожненько ступая лапками по краю ската, головой вниз, Рыжий Кот пробрался на самый краешек. Сжался в ко­мочек, затаил дыхание и, как головой в омут, сиганул на до­рожку. Барбос только и успел сказать: "ррр" — и сорвался, как камешек из Микиткиной рогатки. Рыжий Кот летел стремглав: задние лапки перегоняли передние, передние не знали куда им и ткнуться, хвост вытянулся в струнку, в глазах све­та Божьего не было видно: только бы скорей. Барбос, дейст­вительно, не сообразил сразу выйти на дорожку, замешкался в снегу, но потом все-таки вышел на прямую, насел и совсем было уже нагнал Рыжего Кота, — как вдруг сбоку, у дорожки, появился этакий здоровенный заяц, сел на снег, поднял одно ухо и таково явст­венно сказал:

—Ну, и дурак же ты, Барбоска, — и сиганул в сторону.

Вся собачья душа Барбоски, со всех четырех его собачьих ног сразу завернула за зайцем. В два счета Барбос нагнал зай­ца, изловчился и как хватит его зубами за загривок! Зубы стукнулись так, что в голове звон пошел, но в зубах не ока­залось ничего: ни зайца, ни загривка, одна атмосфера, да еще и звон в голове. Барбос завертелся, как ошпаренный: нигде ничего, никакого зайца. Барбос обнюхал снег — даже и ду­хом заячьим не пахнет. Барбос осмотрел следы: вот его барбоскины лапы, а заячьих следов и вовсе никаких нету. Ни зай­ца, ни загривка, ни духу, ни следов — ничего нету. Барбос со­брался сесть на снег и завыть с горя, но когда поднял голо­ву, то увидел: на заборе сидит Рыжий Кот. Поджал лапки, по­добрал хвост, устроился со всем своим удобством и прищурил глазки.

— Ну, что, старина, опростоволосился? Барбос только глазами хлопал: что тут было сказать? А Рыжий Кот — зловредный был зверь — ехидничал дальше: