ДИКТАТУРА СЛОЯ

     ...Я лично считаю себя первым русским публицистом, выросшим непосредственно и органически из крестьянской среды. Все то, что я пишу — есть первая в России попытка рассматривать события с точки зрения русского крестьянства, то есть, с точки зрения девяти десятых населения России. Первые попытки никогда не бывают особенно удачными, но пни почти всегда производят впечатление парадокса, чего-то неожиданного и мало правдоподобного. Тезис о пропасти, отделявшей “народ” от “интеллигенции” общепринят всеми “знатоками России”. Не знаю, как будет принят другой тезис: отвращение, которое народные массы чувствуют к своей философствующей интеллигенции.
     Это отвращение я разделяю целиком. В одной из своих книг, посвященных рождению, жизни и гибели философствующей русской интеллигенции, я предложил такую эпитафию на ее могилу:
     “Здесь покоится безмозглый прах жертвы собственного словоблудия”.
     Эта жертва собственного словоблудия — именно она готовила революцию, а никак не народ. Подготовив революцию, жертва, сбежала за границу, а народ остался. Над ним. над народом, веками и веками привыкшим к суровой дисциплине государственности, которая одна могла спасти его физическое бытие, возник спланированный и сконструированный интеллигенцией аппарат социалистической бюрократии, вооруженный всеми достижениями современной техники истребления и управления. И — народ борется и до сих пор. Власовская армия — есть один из симптомов этой борьбы. Те миллионы Ди-Пи, о которых Елеонора Рузвельт говорила на заседании социального комитета УНО и которые в СССР возвращаться не хотели, — это другой симптом. Есть и еще несколько сотен симптомов. Во всяком случае: русский социализм оказался для русского народа — для крестьянства, пролетариата, для “деловой” интеллигенции — совершенно неприемлемым. Германский социализм оказался приемлемым для процентов девяноста германского народа, но оказался неприемлемым для соседей. Поэтому террор советской тоталитарной системы в основном был направлен против “внутреннего врага”, а террор германского тоталитаризма — против внешнего. Поэтому же Германия не испытала ни гражданских войн, ни восстаний, ни всего того бескрайнего разорения страны, которое связано с нашей тридцатилетней гражданской войной.
     Это есть основное различие, из которого можно вывести и двадцать два и двести двадцать два внешних приз нака, отличающих или сравнивающих два братских каиновых режима — сталинский и гитлеровский.

* * *