ЗА ЧЕРТОПОЛОХОМ

Автор: 
Краснов П. Н.
  
   На другой день вечером Дятлов сидел в комнате у учителя Прохватилова. Учитель занимался своей любимой работой -- мозаикой по дереву. Он клеил ларец для подарка Грунюшке на свадьбу. По верхней крышке он выкладывал из цветных дерев ветку, усеянную спелыми сливами. Стол перед ним был завален маленькими кусочками дерева, и учитель щипчиками подбирал их на большой, темного ореха, доске.
   Дятлов долго мрачно глядел на работу учителя, наконец сказал:
   --Можно курить?
   Учитель покосился на образа, вздохнул и ответил: -- Курите уж... Бог простит.
   --Скажите, Алексей Алексеевич, -- заговорил между затяжками дыма Дятлов, -- что эта за комедию ломают все эти дни Шагины с Баклановым? Стольников, видимо, человек большого образования, и Шагин неглупый мужик, а разводят китайские церемонии и ходят друг подле друга, как котенок подле большого жука.
   --Сватовство, рукобитие, "подушки", -- сказал учитель, доставая синего цвета щепочку и показывая ее Дятлову. -- Не правда ли, похожа на цвет сливы там, где налет обтерся. Я это синее дерево из Санкт-Петербурга выписал, только там, у братьев Леонтьевых в Гостином дворе, и есть.
   --Подушки, -- повторил Дятлов, -- какая ерунда. Комедия.
   --Вы на свадьбу званы? -- спросил учитель.
   --Шафером просил Бакланов или, как они говорят,
   "дружком", -- сказал Дятлов. -- Меня, Коренева и Курцова.
   -- А я со стороны Аграфены Феодоровны буду, я, хорунжий Антонов местной порубежной стражи и староста сотни Щупак. Совсем затмят меня своими праздничными зипунами.
   --Глупо это все, -- сказал Дятлов, нервно бросая
   папиросу на чистый деревянный подоконник. -- У вас и пепельницы нет.
   --Никто не курит. Я вам выточу как-нибудь лоханочку. Не говорите: глупо. Вы заметили, что у нас нет благотворительных учреждений. Ваша американка напрасно поскакала в Санкт-Петербург. Ей там нечего делать. Строй нашего государства таков, что мы не нуждаемся в общественной помощи со стороны.
   --Ну уж и государство, -- проворчал Дятлов. -- Какой же это строй, когда у вас нет партийной жизни?
   --России пришлось слишком много перестрадать от партийной борьбы. Опыт социализма ей обошелся более ста миллионов человеческих жизней.
   --Потому что Европа не поддержала. Не может существовать коммунистическое государство рядом с государством капиталистическим. А у вас, в России, что? Мещанство!
   --У нас -- семья, -- отодвигая работу и издали, прищуривая глаза, разглядывая пестрые кусочки дерева, сказал учитель. -- Вся жизнь у нас зиждется на семье. Вот почему в Бозе почивший император так настойчиво вводил в воспитание все старорусские допетровские обычаи: смотрины, и сватовство, и сговор, и девишник, и подушки. Государь император Всеволод Михайлович и императрица Елена Иоанновна личным примером святой жизни и настойчивым проведением через православную церковь подняли значение брака как великого Таинства Церкви и оздоровили душевно и телесно народ.
   --Разврат, -- сказал, снова закуривая, Дятлов.
   --Нет, -- настойчиво сказал учитель, -- семья. Позвольте я вам нарисую, что вытекает из того, что у нас впереди всего семья. Родился ребенок -- у него есть отец и мать. А раньше сплошь да рядом у него была только мать. Если Бог сохранил родителей -- есть дед и бабка, есть посаженые отец и мать, есть дружки, которые тоже входят в семью. Есть крестный отец и крестная мать, есть кум и кума, есть священник, который крестил. Я не беру боковых линий, дядей и теток, двоюродных дядей, тестя и тещи и их родных, -- образуется то, что у нас называется родней. Случись с кем-нибудь несчастье, болезнь, пожарное разорение, -- не приходится метаться по больницам, искать благотворительности: всегда поможет родня. В родне самой скромной семьи -- сотни членов. Благодаря прекрасной и очень дешевой почте и обычаю поздравлять друг друга со всеми семейными празднествами -- днем рождения, именинами, днем свадьбы, с большими праздниками, с Новым годом -- связь между родными не остывает. В каждом городе найдется кто-нибудь свой, который и выручит в беде.
   --Китай какой-то, -- сказал Дятлов. -- Затхлью мышиной, амбарными мусорами, детскими пеленками непроветренных спален, няниными сказками, изукрашенными царь-девицами да коврами-самолетами, вздором эгоистическим, сытым желудком и ожиревшим, бесчувственным сердцем несет от такой родни. Поди, и письма вы пишете, полные поклонов и приветов, боясь пропустить какого-либо дядю богатого или тетку знатную.
   --Нет, -- серьезно сказал учитель, -- скорее масонством от этого веет. Но у масонов тайное подчинение кому-то неведомому и исполнение его планов, направленных на разрушение, у нас общество, основанное на семейном начале, имеет главой государя всем известного, Богом благословенного человека, жизнь которого чиста, как хрусталь, и все помыслы его одно -- благоденствие его народа и величие России!
   Дятлов пожал плечами.
   --А как же, -- сказал он, -- тем, у кого ни рода, ни племени? Как же, например, быть таким пришлецам, как я, как Бакланов или, скажем, Коренев?
   --Мне кажется, вам не приходится жаловаться на наши русские обычаи, -- сказал, краснея, учитель. -- Коренева как родного приняли Стольниковы. Павел Владимирович и Нина Николаевна ему и Эльзе Беттхер стали как отец и мать. Бакланов на днях законным зятем войдет в семью Шагина... Вы... вы странный человек, господин Дятлов, без крещеного имени, сухой и надменный... Я предлагал вам дружбу, я устроил вас, но вы от меня отходите... Вы не любите людей, Демократ Александрович.
   --Напротив. Но я люблю не "своих", а весь мир... Я люблю все человечество... А вы... вы... только семью, только родню. Тягостным путем прогресса, изучением государственного быта, стремлением создать истинное братство людей мы, социалисты, познали, что то, что предлагаете вы, есть рабство. Мы жаждем свободы.
   --Но опыт был...
   --Опыт... Его не дали довести до конца. Надо весь мир, понимаете, весь мир довести до сознания свободы... Невинная девушка!.. Святость брака... Исповедь... Причащение... Крещение водой... Волосики в воск!.. Ха... ха... ха... Простите меня, Алексей Алексеевич, но это бред, над которыми в Европе и Америке дети смеяться будут. Это попы и пасторы придумали. Это царская власть сочинила, чтобы эксплуатировать народ.
   --Вы ничего не знаете и ничему не научились, -- сухо сказал учитель.
   --Все слова на "ны" требуют выпивки, например: "крестины", "родины", "именины", за исключением слова "штаны", которое требует починки... Вижу, Алексей Алексеевич, борется в вас христианское чувство прощения с отвращением ко мне. Вытолкали бы меня, да вот кротость братская не позволяет. Люби ненавидящих тебя -- так, что ли? Обставить жизнь свою обрядами и суевериями, спрятаться от суровой социальной борьбы за праздниками и пошлыми полуязыческими, полухристианскими играми, искать успокоение духа в охоте, может быть, и войну кому-либо объявить во имя распространения веры Христовой. Эх, вы! Опустились в средневековье.
   Бесов изгоняете, в уголек веруете, святой пятница кланяетесь. Вон, я заметил: обуваетесь вы, так все с правой ноги начинаете, а с левой боитесь... Душно мне... душно у вас в раздолье степей, в чудном воздухе полей, в медвяном аромате лесов. Душно! Черт меня подери, поеду в город. Посмотрю, что там, а у вас -- обывательщина, мещанство. .. Смотрины, сватовство, рукобитье, подушки... Тьфу, пропасть! Отбуду канитель эту свадебную, посмотрю, что делается в городах...
   -- Там то же самое, -- тихо сказал учитель.
   -- Ну, тогда... тогда... буду бороться. В борьбе обретать право свое...
   -- Какое право? Какая борьба? -- сказала учитель. -- Сумасшедший вы человек. Мир, счастье и радость кругом.
   -- Пошлость, мещанство, обывательщина. Мой долг перед партией -- пробить эту затхлую кору! -- вставая, сказал Дятлов.
   -- Куда вы? Скоро чай пить будем. Анна Григорьевна придет. Поболтаем.
   -- Увольте. Об ученических тетрадках? О том, что буква "ер" не дается Вере Сониной... Это тогда, когда мы давно повалили вашу проклятую "ер", на церковку старую, на погосте поставленную, похожую... Пойду проветрюсь немного. И никого, никого в этом проклятом царстве с духом протеста. Все сыты, все довольны, все благополучны!.. О, черт!..
   Дятлов схватил свой суконный белый высокий колпак, надвинул его на уши и, на ходу застегивая и кушачком затягивая пальто, выбежал из комнаты.
  

XXXVI