Главная

ЗА ЧЕРТОПОЛОХОМ

Автор: 
Краснов П. Н.
Ссылка: 
http://monarhist.info/node/309
  
   Снег блестящими белыми полосами лежал на перилах балкона, на сучьях деревьев. Он искрился и сверкал под лучами большого электрического фонаря.
   --Нигде я не видал такого чистого снега, как в России, -- сказал Бакланов.
   --А пахнет как! -- восторженно воскликнула Лидочка. -- Вы чувствуете: это только первый русский снег так пахнет и пьянит.
   Проход к дверям в сени был уже отрыт, и по сторонам снег лежал невысокими сугробами. В ярко освещенных сенях густо висели девичьи шубки, платки и шарфы, мужские шубы и кафтаны. Гул голосов слышался из рабочей комнаты. Все гости были в сборе. Хозяин с Еленой Кондратьевной ожидали гостей у порога.
   Вошли в горницу, перекрестились на иконы. Горница была залита светом от большой электрической люстры, выпуклым опаловым фонарем вделанной в потолок. Под ней стоял большой стол. На одном краю его был красной меди объемистый самовар, окруженный стаканами и чашками, а по всей длине стояли блюда со сластями. Тут были пряники мятные, белые и розовые, круглые мелкие и большие фигурные, в виде рыб, коньков, свиней, петухов; пряники черные -- медовые, политые белой и розовой глазурью; пряники -- "мыльные", из миндаля, и действительно гладкие, как мыло, и вяземские печатные пряники с именами и словами: "Люби", "Люблю", "Не тронь", "Прости", и большие тульские, розовым и белым сахаром залитые и полные ароматной начинки изюма и корок дынных и апельсиновых, и плоские, овальные, копеечные и маленькие круглые, шоколадные. Тут лежали темно-серые маковники с волошскими орехами, грецкие орехи в сахаре и в белой начинке, и кедровые орешки, и круглые фундуки в патоке. Стояла пастила десяти сортов: ржевская светло-коричневая, вязкая, с белой коркой, плоская; "союзная" -- полосатая белая с розовым и коричневым, полупрозрачная клюквенная и такая же абрикосовая и яблочная, горькая рябиновая, палочками, красная клюквенная и белая яблочная, квадратиками, душистая земляничная, черная липкая, червячками, сливовая и вишневая. Был мармелад фруктовый, душистый, в виде маленьких груш, яблок и винограда сделанный, был мармелад в виде желе, ароматный, прозрачный. Стояли варенья многих сортов: жидкие, сахарные и сухие киевские, был и мед отбитый липовый, были леденцы в бумажках цветных, золотой лентой обвитых. .. Много чего было на столе, от чего глаза разбежались у Бакланова и Коренева. "Все свое -- не покупное, -- вспомнили они слова Шагина на обеде по случаю их приезда. -- Все русское, из русского матерьяла сделанное, русским умом придуманное", -- думали они и вспоминали вечера у Двороконской на Курфюрстендамм, и сахар по карточкам, и серые кислые демократические шриппы.
   Кругом стола столпились гости. Все больше девицы. Красные щеки, русые и черные косы, глаза, опушенные длинными ресницами, пунцовые губы, ровные белые зубы, сарафаны розовые, голубые, белые, расшитые рубашки, загорелые шеи и плечи, унизанные бусами и монистом, -- все это мелькнуло перед глазами Бакланова, и он не сразу разглядел свою Грунюшку. Она стояла на самом почетном месте, под образами, в белом атласном сарафане с жемчужными пуговками, в белой, шитой гладью белым же шелком, рубахе, с алыми лентами в темной косе, румяная, крепкая, здоровая, еще более прекрасная в белом уборе.
   "Зима, олицетворение русской зимы, с румяным солнцем над белой равниной и алыми зорями", -- подумал Бакланов.
   Учитель Алексей Алексеевич Прохватилов, Курцов, вернувшийся из обоза с чугунным от мороза лицом, румяный черноусый хорунжий Антонов в белом кафтане поверх голубой рубахи и в круглых серебряных, котлетками, эполетах, массивный, с медно-красным лицом и сивыми усами староста порубежной сотни Щупак, в таком же кафтане, как у Антонова, но с голубыми погонами вместо эполет, несколько парней в черных казакинах и пестрых рубахах, Сеня, весь в голубом, с русыми волосами, застенчиво красневший подле сестры, батюшка в лиловой рясе и матушка в серебристо-сером глухом сарафане наполняли комнату.
   --Здравствуйте, родные мои, -- сказал, кланяясь, Стольников.
   --Желаем много лет здравствовать, Павел Владимирович, -- отозвались гости.
   Вошедшие сели на лавку правее образов, девицы стеснились в углу комнаты. Шагины выдвинулись вперед, и Бакланов, напутствуемый священником, вышел к ним и в затихшей горнице до самых ног поклонился Федору Семеновичу и Елене Кондратьевне. Как только он отошел, поцеловавшись с будущими тестем и тещей, девушки запели звонкими крикливыми голосами свадебную песню:
  
   По рукам ударили,
   Заряд положили,
   Грунюшку пропили,
   Пропили и хвалятся:
   Что ж мы за пьяницы,
   Что ж мы за пропойцы...
  
   С угла комнаты, где сидела Грунюшка, три женских голоса чисто, красиво и верно, печально и просительно ответили:
  
   Родимый мой батенька,
   Нельзя ли передумати?
   Нельзя ли отказати?
  
   И бойко, задорно и насмешливо ответил хор девушек:
   Нельзя, мое дитятко,
   Нельзя передумати,
   Нельзя отказати:
   По рукам ударили,
   Заряд положили...
  
   Стольников подошел к Бакланову и вывел его на середину комнаты. Шагин подошел к Грунюшке и повел ее за собой. Она шла тихими шагами, опустив глаза в землю. Мелькали из-под длинного платья маленькие белые башмачки. Ее мать шла за ней. Ее поставили по левую сторону жениха. Она стояла, порывисто дыша.
   -- Поцелуйте вашу невесту, -- шепнул Бакланову Стольников.
   Бакланов осторожно прикоснулся губами к горячей, огнем пышащей щеке Грунюшки. Шагины соединили
   руки их, и маленькая крепкая ручка Грунюшки затрепетала в руке Бакланова.
   --Сын, -- сказал торжественно Стольников, -- вот тебе невеста. Да благословит Господь Бог союз ваш.
   Сейчас же хор девушек, наполняя всю комнату звонкими голосами, грянул:
  
   По рукам ударили,
   Заряд положили...
  
   В руки Бакланова и Грунюшки подали подносы с налитыми бокалами пенного вина, и они пошли обносить им гостей. Когда Грунюшка подала последний бокал, она бросила на стол поднос и побежала к девушкам.
   --Догоняйте ее, Григорий Миколаевич, а то беда будет! -- зашептал ему на ухо хорунжий, и Бакланов, увлеченный игрой, бросился за Грунюшкой.
   Но Грунюшка, ловкая, проворная, белым сарафаном мелькнула между гостей и уселась, смеющаяся, веселая, среди девушек рядом со смешливой и бойкой Машей Зверковой.
   --Торг! Торг! -- раздались крики.
   Бакланов стоял, растерявшись, посреди комнаты. Вид у него был смешной. Он не знал, что ему надо делать.
   --Идите, идите... -- говорил, подталкивая жениха, хорунжий, принимавший участие в игре. -- Идемте вместе выкупать.
   Они подошли к девушкам. На трех лавках, поставленных одна за другой, сидел целый цветник котловских девиц. Ярко блестели белые зубы из улыбающихся алых губ, задорно смотрели черные, карие, голубые и серые глаза.
   --Мы купцы, -- начал, разводя руками перед ними, хорунжий, и, нагибаясь тонким, как у барышни, станом, -- ищем куньего меха на шапки. Не найдется ли у вас кунички?
   --У нас одна есть, да не про вашу честь! -- сказала белобрысая круглолицая девица-перестарок, серьезно глядя на Бакланова.
   --Она у нас золотая, недешево вам достанется, -- сказала хорошенькая девочка лет пятнадцати, загораживая руками Грунюшку и обнимая ее за ноги.
   Хорунжий сунул в руку Бакланову золотую монету.
   --Ну, -- сказал он, -- на ваш товар купец и золотой казны не жалеет; берите, Григорий Миколаевич, куничку, мы с нее славную шапку разделаем.
   Бакланов подал белобрысой девице золотой, но девочка выхватила его из рук ее и отдала хорунжему.
   --Золото золотом не купите, -- сказала она. -- Такой товар деньгами не получите. Угадайте несколько загадок, будет куничка ваша.
   Девицы смеялись, а Бакланов, воспитанный в атеистическом государстве, не раз выступавший на митингах союза художников по политическим вопросам, был смущен перед этой группой девушек, жадно глядевших на него.
   --Отгадайте одну из трех, куничка ваша, -- сказала девушка с соболиными бровями и круглым курносым лицом.
   -- Где вода дорога? -- быстро спросила девочка, прижимаясь лицом к ногам Грунюшки и снизу вверх глядя смеющимися глазами на Бакланова.
   --Господи, твоя воля! -- сказал, разводя руками Бакланов, -- ну там, где ее нет, в пустыне, что ли? В степи безводной?
   --Не угадали-с, -- сказала девочка, -- вода да рога там, где быки воду пьют... Как же нам быть с вами, барин?
   --Что мягче пуха? -- сказала из угла блондинка с бледным веснушчатым лицом, Маня Белкина, сестра певца и лучшая певица деревенского хора.
   --Мягче пуха?.. Пуха мягче?.. Г-м... Ну, мох, что ли? -- отвечал растерянно Бакланов.
   --Ну и недалек, Грунюшка, женишок твой, -- смеясь, сказала белобрысая девушка. -- Рука, боярин, мягче пуха. На пуху человек спит, а все руку под голову подкладает.
   --Плохо, бояре, плохо, -- сказала девочка, ласкаясь к Грунюшке. -- Третью не отгадаете, и не выдадим вам куничку золотую. -- Скажите нам, что слаще меду?..
   --Поцелуй! -- быстро ответил Бакланов. Взрыв дружного хохота приветствовал его ответ.
   --Вот и не угадали! -- кричала, заливаясь смехом, девочка. -- И не угадали! Сон слаще меду. Сон, сон!..
   --Для него, боярышни, поцелуй девушки слаще самого сладкого сна, -- сказал Антонов.
   --Ах, какой! А ну, нехай перецелует нас всех, -- сказала белобрысая.
   --А мне помогать позволите? -- сказал хорунжий, охватывая девочку за плечи и поднимая ее к себе.
   --Ах, девушки! Что же это такое! Какой нахал! -- с визгом закричала девушка.
   --Ах, Варвара Павловна! Ничего подобного! Это обычай такой!
   --Обычай целоваться, а рукам воли не давать.
   Раздались визги, смех, и девушки, точно пестрая стайка птичек, разбежались, роняя табуреты и скамейки. Кто-то толкнул Грунюшку в объятия Бакланову, и он наспех чмокнул ее в косу. Она сердито-шутливо вырвалась из его рук. Игра в торг кончилась. Хозяева просили за стол.
  

XXXIV