ОБ ИСТИННОМ МОНАРХИЧЕСКОМ МИРОСОЗЕРЦАНИИ

В этой проповеди он исходит из слов ап. Петра: “...повинитеся убо всякому человечу созданию (т. е. “всякому от Бога устроенному человеками начальству” - митр. Филарет) Господа ради: аще царю, яко преобладающу: аще ли же князем, яко от Него посланным, во отмщение убо злодеем, в похвалу же благотворцем” (1 Пет. 2. 13-14).

“Заметим, - говорит далее митрополит Филарет, - Апостол... учит повиноваться с определенным побуждением, именно - Господа ради. Здесь является предположение, что апостол имеет в виду и другие роды повиновения, т.е. по иным побуждениям, как то: повиновение из личных интересов, повиновение ради общества, ради начальства... но не на человеческих умозрениях основывать должно государственное благоустройство... Вот почему апостол, минуя прочие побуждения к повиновению, утверждает повиновение на единой мысли о Боге: повинитеся, говорит, Господа ради! Т. е. повинуйтесь по вере... в слово Божие и веление Божие, и из страха оказаться ослушниками воли Его”.

“И не трудно понять и уразуметь, каким образом вера... и страх Божий составляют важнейшее побуждение к повиновению. Вера освящает власти земные, показывая их небесное происхождение, возвещая нам от лица Божия, что ...нестъ бо власть, аще не от Бога (Рим. 13, 1). Вера предписывает служить властям с уважением и в простоте сердца, как Самому Господу, а не человекам (Еф. 6, 5-7), но не из страха только или каких-либо корыстных видов, но и по совести (Рим. 13, 5). Итак, повинитеся всякому начальству человечу, всякой законной и, разумеется, преимущественно верховной власти - Господа ради... Который не может оставить не наказанным противление Своему установлению... Который особенно сердце царево имеет в руце Своей (Притч. 21, 1)”.127

Таким образом, из всех приведенных слов митрополита Филарета видно, что вопрос о царской самодержавной или единодержавной наследственной власти и ее происхождении от Бога, о ее основанности на Священном Писании, о необходимости веры в богооткровенные истины касательно той же власти, трактуется им буквально в той же плоскости, в какой он трактуется нами.

Именно этого-то и нельзя сказать в отношении автора критического отзыва. Вопрос о Царской власти им трактуется в плоскости совершенно иной, ибо он в своем воззрении на Царскую власть исходит не из веры в богооткровенные истины Священного Писания о происхождении царской власти от Бога и ее основанности на слове Божием, а из отрицания этой веры. Поэтому его точка эрения, как рационалистическая, не имеет ничего общего с точкою зрения на данный предмет, которая исповедуется митрополитом Филаретом и нами.

Неосновательность обвинения в том, что мы оставили без исследования смысл коронации и неправильно понимаем смысл симфонии властей

Автор критического отзыва неоднократно повторяет, что общее направление нашей книги верное. Но ведь это общее направление определяется основною мыслью.

Такою он признает нашу мысль о богоустановленности царской власти “как таковой”, “самой по себе”, и считает ее неверною. Для ниспровержения ее он направляет всю силу своей аргументации, исходя из присущей ему основной рационалистической мысли, что царская власть как таковая не является установленною Богом. Следовательно, говоря, что общее направление нашей книги верное, автор критики в то же время это направление уничтожает своим рационалистическим направлением как неверное. Ясно, что между нашим и его направлением не может быть ничего общего. Первое исходит из веры в богооткровенную истину о богоустановленности царской власти, а второе - из рационалистической мысли, уничтожающей эту веру. Между тем и другим направлением по существу нет ничего общего.

Отсюда понятно, почему автор критики все наше учение о царской власти стремится свести на нет. Все ему кажется здесь неправильным, всему он противоречит. Но так как он противится учению, основанному на Свящ. Писании, исшедшем от Духа Святого, то его возражения на это учение представляют собою отступление от истины, что подтверждается вышесказанным нами. О таком же отступлении от истины свидетельствуют и следующие его возражения, на которые считаем нужным обратить свое внимание.

“Преосвященный автор, - говорится в отзыве, - оставил без исследования смысл коронации, а между тем ведь сама та симфония Церкви и государства, о которой он пишет, ее внутреннее содержание может быть именно понятно в этом акте, и тогда, между прочим, станет ясно отличие симфонии от конкордата. Смысл симфонии не в том, какие права государство признает за Церковью, а в том, что высшим законом жизни государство признает закон Христов... Ведь симфония не сводится к тому только, чтобы признавать Церковь, ее права, каноны и имущество, - это может обеспечить и конкордат; а в том еще, и, прежде всего, чтобы Государь, носитель всей власти государственной, почитал себя сыном Церкви и руководствовался православной верой и духом Церкви во всей деятельности. Преосвященный Серафим на этой мысли почти не остановился, и, по-видимому, именно поэтому другого вопроса, для русской идеологии весьма существенного, он совсем не осветил, а именно, он ничего не говорит об имперской миссии русской православной государственной власти, или русского православного царя, о их влиянии и значении не только для православных, но и для всех народов России. Последних так много, что русская идеология не может о них и подумать”.128

Посмотрим, насколько эти возражения основательны.

Скажем сначала несколько слов о смысле коронации. Очевидно, автор критики не имеет правильного представления о смысле этого священнодействия. Смысл его заключается в совершении над Государем таинства св. миропомазания, чрез которое на него изливаются дары Св. Духа, столь нужные для его царского правления. Весь смысл, вся сущность коронации с ее молитвами, которые произносятся царем и коронующим архипастырем, и с торжественным исповеданием царем символа православной веры пред лицом всего народа состоит именно в таинстве помазания Государя св. миром, а точнее, в получении чрез это помазание особой благодати Св. Духа - сугубой, сравнительно с прочими православными людьми, над которыми только один раз в жизни совершается это таинство. Об этом-то смысле коронации мы и говорим в своей книге, излагая учение о царе как помазаннике Божием. Вот что нами по этому поводу было сказано, когда мы говорили, откуда ведет свое начало совершение таинства св. миропомазания над царями Византии и России (1 Цар. 9, 16; 16. 1, 12. 13, 16):

“Это помазание является многозначительным фактом, одинаково как для царя, так и для его подданных, ибо оно увеличивает его авторитет и достоинство. Через таинство миропомазания царь делается священною особою. С этого момента его власть окружается Божественным ореолом.

Впрочем, не один только священный авторитет дает царю его помазание. В последнем сообщаются ему дары Св. Духа... для царского правления, имеющего цель не только заботу о земном благоденствии подданных, но, преимущественно с момента помазания, и заботу об их вечном спасении. С этого времени царь своею самодержавною властью обязывается быть покровителем православной Церкви, заботиться о водворении мира в св. Божиих Церквах, наблюдать за точным исполнением церковных постановлений в жизни подданных... в особенности касательно чистоты православной веры и даже иметь попечение о распространении веры среди язычников”.129

О великом значении наших царей как помазанников Божиих, не только для православных русских людей и для всей России, но и для всего мира, мы говорим и в дальнейших строках изложенного нами учения. А также, в целях его раскрытия, мы приводим и свидетельство митрополита Филарета о величайшем значении царского помазания для подданных и всей вселенной.130

Если бы у автора критического отзыва было правильное представление о сущности и значение коронации, то он не стал бы говорить, что мы оставили без исследования ее смысл. Но, не имея этого представления, он не понял и места из нашей книги, где приводится учение о царском помазании, что то же - истинном смысле коронации.

Автор критики заявляет, что симфония Церкви и государства, о которой мы говорим в своей книге, может быть именно понята в акте коронации, и тогда будет ясно отличие симфонии от конкордата. Но так как мы, по его словам, оставили без исследования смысл коронации, то отличие изложенной нами симфонии властей от конкордата становится, таким образом, будто неясным.

С этим нельзя согласиться, ибо после прочтения в нашей книге главы о симфонии, отличие ее от конкордата становится совершенно ясным даже и в том случае, если бы мы в действительности оставили без исследования смысл коронации.

Конкордат есть вынужденная юридическая сделка между папою и светскими главами государств. А симфония властей представляет собою явление совсем другой природы. Она есть плод православного миросозерцания и представляет собою акт, в котором власть православного царя и власть православной Церкви свободною волею естественно стремятся к взаимному единению, оставаясь самостоятельными каждая в сфере своей деятельности.

Изложенная нами теория симфонии властей говорит о таком согласии православного Царя с церковной властью, при котором исключается папоцезаризм и цезарепапизм. А конкордат свидетельствует как раз обратное - о таком взаимном отношении папской власти со светскою, в котором преобладает или первая, или вторая, т. е. в конкордате проявляется или цезарепапизм, или папоцезаризм.131

Непонятно, зачем нужно было вообще говорить о конкордате, который по своей природе не имеет никакого отношения к теории симфонии властей и к тому уяснению её смысла, какое предлагается в книге “Русская Идеология”.

Еще более странно возражение, что “смысл симфонии не в том, какие права государство признает за Церковью, а в том, что высшим законом жизни государство признает закон Христов... Ведь симфония не сводится к тому только, чтобы признавать Церковь, ее права, каноны и имущество...”

Но именно к этому-то признанию Церкви со стороны государства, конечно, в лице самодержавной власти православного царя и сводится смысл симфонии. Если царь действительно, а не на словах, признает Церковь источником освящения и спасения не только личной жизни, но и всего государства, то он естественно будет признавать проповедуемый ею закон Христов высшим законом жизни государства, о чем мы и говорили в нашей книге, в главе о теории симфонии властей, уясняя ее смысл.

В раскрытии этой теории мы много и подробно говорим, как византийские императоры, а потом и великие московские князья и цари, защищали православную веру, как почитали Церковь, склонялись перед нею в качестве первых ее сынов и вместе могущественных ее покровителей. Мы указываем, что закон Христов, выраженный в православной вере - в ее догматических истинах и св. канонах, был вгосударственной деятельности царей на первом месте, и потому законы гражданские они подчиняли законам церковным. Их заботы о благоденствии Церкви, ее имущественных правах и интересах были только следствием такого отношения к вере и Церкви.132

Таким образом, утверждение, что “смысл симфонии... в том, чтобы Государь, носитель всей власти государственной, почитал себя сыном Церкви и руководствовался православной верой” и что “Преосвященный Серафим на этой мысли почти не остановился”, является совсем необоснованным. Здесь при чтении 6-й главы нашей книги - о симфонии властей, по меньшей мере, обнаружено отсутствие внимания к предмету критики со стороны ее автора.