ОБ ИСТИННОМ МОНАРХИЧЕСКОМ МИРОСОЗЕРЦАНИИ

О такой же несостоятельности говорят и дальнейшие слова возражения, что будто в нашей книге ничего не говорится об имперской миссии русского православного царя, о его влиянии и значении не только для православных, но и для всех народов России.133

В изложении учения о царе как помазаннике Божием, мы очень подробно говорим о миссии православного царя и его великом благотворном значении для православных всей России и даже для всего мира. Мы приводили мнения по данному вопросу и со стороны иностранцев.134

Очевидно, автор критики на все, изложенное относительно этого в нашей книге, также не обратил должного внимания.

В уяснении смысла симфонии властей есть в критическом отзыве и еще одно смелое и в то же время несостоятельное возражение: “Архиепископ Серафим, разбирая эти вопросы,135говорит как бы от лица Церкви... и обращается к государству как другому субъекту симфонии, как организации другого рода... к которой он как будто не причастен. Но он совсем не чувствует, что он обращается к русским людям, которые не могут сознавать себя принадлежащими только к одной стороне симфонии и трактовать другую, как хотя и дружественную, но именно “другую”. Мы осознаем себя членами Церкви и государства, и тут также сказывается значение симфонии, значение установления и оформления которой высшими властями Церкви и государства не ограничивается сими последними, а имеет глубокое внутреннее значение для всего народа. Русская идеология должна и это осмыслить, и об этом архиеп. Серафим также ничего не упоминает”.136

Прежде всего мы обращаемся к государству, как к другому субъекту симфонии, точно передавая ее теорию, изложенную в VI новелле Юстиниана и в нашей славянской Кормчей в начале 42-й главы и текст которой приводится в нашей книге.137Теория симфонии властей содержит в себе такое обращение с Целью показать, что Церковь и государство - отличные друг от друга Божественные учреждения: первое заботится о небесном, второе - о земном. Это отличие полагается теорией симфонии властей во главу угла. Она требует, чтобы власть церковная и власть государственная всегда его помнили, ибо если этого отличия не будет, то о симфонии не может быть никакой речи. Тогда при слиянии двух властей в одну появится или цезарепапизм и папоцезаризм.138

Как видим, автор критического отзыва не имеет правильного представления о теории симфонии властей. В этой теории не только нет мысли касательно обособления одной стороны от другой, т.е. власти церковной от власти государственной; напротив, она вся построена на мысли о тесном единении их между собою, на основе правильного взаимоотношения, которое возможно лишь при отсутствии слияния властей.

Непонятно, откуда появилась мысль у автора критики об этом обособлении одной стороны симфонии от другой. Следовало бы ему указать то основание, в силу которого мы обращаемся к государству как к другому субъекту симфонии властей с желанием от него обособиться, как будто мы ему не причастны. Нельзя в критическом отзыве руководствоваться мыслями, не имеющими никакой связи с предметом критики.

К сожалению, такая несостоятельность присуща и другому заявлению критической статьи, которое выражено в дальнейших словах: “Он (архиеп. Серафим) совсем не чувствует, что, говоря о русской идеологии, обращается к русским людям, которые не могут сознавать себя принадлежащими только к одной стороне симфонии и трактовать другую, как хотя и дружественную, но именно другую”.139

И здесь не указывается основание для такого нашего будто бы нечувствия. В “Русской Идеологии” нет ни одного слова, которое давало бы повод для подобного упрека. Напротив, в той же главе о симфонии властей мы указываем, что Русская Церковь так воспитывала своих членов и вместе с тем членов государства, что они не могли сознавать себя принадлежащими только к одной стороне симфонии, но сознавали себя одновременно членами и Церкви и государства, что в особенности сказывалось в моменты военных опасностей, когда они, движимые верою, проникались любовию к своему Государю и так тесно объединялись вокруг него, что представляли из себя грозную, несокрушимую силу для врагов.140

Конечно, симфония властей Церкви и государства не ограничивается в своем действии только этими властями. Она имеет глубокое значение для всего народа. Это неоспоримая истина. Но что мы об этом ничего не упоминаем в своей книге, это совсем неверно.

Насколько симфония властей имеет великое значение для народа, мы показали в “Русской Идеологии”, говоря о причине падения Византии. Здесь приводится выдержка из Четьи-Минеи за 14-е число июня, которая представляет собою свидетельство о попущении Господом гибели Византийского государства именно за то, что его возглавители - иконоборческие императоры попрали своей абсолютистской властью основы симфонии властей, уничтожая православную веру и св. каноны.141

В нашей книге свидетельствуется о глубоком значении симфонии властей для русского народа, когда указывается, какие великие милости на него изливал Господь чрез св. благоверного князя Александра Невского, московского великого князя Димитрия Донского, благоговейного почитателя прп.Сергия Радонежского, и царя Феодора Иоанновича. Получение этих милостей от Бога - избавлению Им русского народа от великих бед - содействовали эти возглавители Российского государства тем, что свято осуществляли симфонию властей, т.е. защищали православную веру и почитали св. Церковь.142

О том же значении симфонии властей говорит наша книга и тогда, когда мы обращаем внимание на совершенное уничтожение этой симфонии Петром I, его самодержавно-абсолютистскою властью, как на период жизни русского народа, с которого по преимуществу началась гибель России.143

В нашей книге весьма подробно говорится о великом значении симфонии властей для русского народа: “Так как оцерковление русского народа имело своим источником истинную самодержавную власть в ее отношении к Церкви на основе симфонии властей, а расцерковление его было ни чем иным, как нарушением этой симфонии царской властью, которая в таком случае уже теряла истинный характер, то можно сказать, что борьба патриарха Никона была исповеднической защитой исконной русской идеологии. Борьба Патриарха была направлена к тому, чтобы Русское государство возглавлялось царскою истинно самодержавною властью, при которой только и возможно осуществление симфонии властен и, следовательно, процветание Церкви и государства силою православной веры”.144

Чтобы покончить с возражениями автора критического отзыва, направленными против якобы неправильного понимания нами смысла симфонии властей, мы должны остановиться на его заявлении, что наша книга - “это не русская идеология, а сочинение на тему об отношении Церкви и государства”.145

Действительно, мы много говорим в своей книге об отношении Церкви и государства, но, как свидетельствует самое ее содержание, она вся проникнута мыслью о русской идеологии

или религиозно-нравственном идеале русского народа, который он ранее воплощал в своей жизни и потому благоденствовал; от которого он отступил и потому впал в величайшие несчастья, и к которому должен вернуться, если желает возрождения России.

Кроме того, в том отношении между Церковью и государством, о котором нами говорится, - и выражается русская идеология. Строго говоря, о взаимном отношении Церкви и государства в лице их властей мы говорим в одной VI главе книги, в которой излагается и объясняется теория симфонии властей.146Но и в самой этой главе мы говорим о симфонии властей потому, что только при ее наличии, если, разумеется, будет у нас царская истинно самодержавная власть, возможно осуществление русской идеологии, что то же - возрождение России.147Таким образом, на симфонию властей, при наличии истинной самодержавной власти царя, мы смотрим как на средство достижения русской идеологии и возрождения России148.

Отсюда понятно, что учение о симфонии властей есть необходимая часть учения о русской идеологии. Поэтому приведенное возражение является несостоятельным, ибо совершенно недопустимо отделять мысль о симфонии властей от мысли о русской идеологии. И если автор критики нашей книги нашел для себя возможным это сделать, то тем самым он показывает, что не имеет вполне правильного представления о русской идеологии, с одной стороны, и о симфонии властей - с другой.

Отсюда же понятно и то, почему он главнейшее значение этой симфонии видит в единстве, о котором говорит: “При симфонии сыны Церкви могут участвовать в государственной жизни, оставаясь сынами Церкви; смысл симфонии - в установлении единстважизни, и в этом ее главнейшее значение”.149

Относительно указания на такой смысл и такое главнейшее значение симфонии мы должны сказать, что нередко и при отсутствии симфонии властей, т.е. при попрании ее основ, как это было, например, при византийских императорах-иконоборцах и при наших государях Алексее Михайловиче, Петре I и императрице Екатерине II, сыны Церкви могли участвовать в государственной жизни, оставаясь сынами Церкви, побуждаясь к тому силою православной веры, внедренной в них Церковью. Если то единство, о котором говорит здесь автор критического отзыва, будет самым идеальным, то и в этом единстве нельзя видеть главнейшее значение симфонии. Такое значение имеет только то единство, о котором говорится в теории симфонии властей, т. е. единство или согласие самих этих властей.150Отсюда, как из своего источника, по свидетельству текста той же теории, проистекают величайшие блага.151Одним из них можно считать и то единство жизни, о котором говорит автор критического отзыва, поскольку оно будет отражать в себе единство властей.

В итоге всех возражений против нашего понимания смысла симфонии властей правильным надо признать только наше понимание, которое автор критики передает, сам того не сознавая, в качестве своего. Все же то, что им говорится здесь от себя, надо отнести к его неясному и неправильному представлению теории симфонии властей, и в силу этого - непониманию им главного и глубокого смысла симфонии.

Рационалистическое возражение против надлежащего отношения к личности царя и его власти

Возражения настоящей критической статьи можно рассматривать как ряд ошибок, исходящих из неправильного понимания данного вопроса. Но отрицание ее автором веры в богооткровенную истину о богоустановленности царской власти как таковой, есть нечто большее - оно есть грех, который положен им в основу его рационалистического монархического миросозерцания.

Последнее не перестает быть таким, несмотря на то, что в критическом очерке есть место, в котором автор его, имея в виду чин коронации, в трогательных чертах изображает личность царя-помазанника Божиего. “В чине коронации и миропомазания, - говорит он, - есть исповедание царя о его отношении к Богу и своему служению. Это чин удивительной силы и глубины, и в нем доходит до высшего проявления сокровенный смысл учреждения Богом власти над народом вообще и власти царя-помазанника в частности, ибо раскрывается, какая глубокая миссия лежит пред Государем и как велико может быть его значение именно для дела Божия... И вот эта власть поэтому есть воистину высший “образ и имя власти”. Как царь - он высший повелитель; как самодержец - он не знает над собой иной власти на земле, и потому только он и может обязаться исполнять волю Божию; как наследственный - он избранник Божий чрез рождение; как помазанный - он получил дары от Духа; как приявший помазание - он засвидетельствовал готовность исполнять волю Божию, и как православный - он знает истину путей Божиих”.152