ДИКТАТУРА СЛОЯ

 Русский исторический писатель М. Алданов пишет:
     “Знаю, что безнадежно гублю себя в глазах всех читателей-социологов, но, по-моему, недавними историческими событиями доказано, что любая шайка может, при случайно благоприятной обстановке, захватить государственную власть и годами удерживать се при помощи террора, без всякой идеи и с очень небольшой численной опорой в народных массах. Позднее профессора подыскивают этому глубокие социологические основания”
      (“Земли, люди”)
     
     М. Алданов, еврей и социалист — какой-то неопределенный, но очень правый социалист, является, по моему, по крайней мере, мнению, самым выдающимся русским писателем современности. Его перу принадлежит “Ключ” — самое умное и самое добросовестное, что было написано о начале русской революции. Его же перу принадлежит и “Девятое Термидора”, самое занятное, что было написано о переломном моменте французской революции. И “Ключ” и “Девятое Термидора” являются художественными произведениями. Кроме того, его же перу принадлежит ряд научно-публицистических очерков по истории Европы последних двухсот лет. И по ее современной истории — тоже. В полусоциалистическом духе М. Алданова борются, по-видимому, два ангела: белый ангел художника и черный ангел эрудиции. Белый ангел художника рисует в “Ключе” ясную и четкую картину полного морального развала русской революционной интеллигенции. Черный дух эрудита толкает писателя на объяснение революции “случайно благоприятной обстановкой”.
     Итак: “случайно благоприятная обстановка”. Большевистская банда в России, фашистская в Италии и нацистская в Германии — захватили власть, благодаря “случайно благоприятной обстановке”, благодаряслучайности.
     М. Алданов знает и не может не знать, что, по меньшей мере, в течение ста лет русская интеллигенция, не щадя ни жертв, ни подлогов, ни философии истории, ни статистики преступности, не брезгуя никакимисредствами и не останавливаясь ни перед какими гнусностями, — готовила победу социалистической революции, именно социалистической, а не какой-либо иной. М. Алданов знает, и не может не знать, что основные характерные черты нынешней “банды” и ее способов управления были намечены десятки лет тому назад. Что об этом писали десятки: русских писателей, мыслителей, публицистов и поэтов, — одни с надеждой, другие — с ужасом. Что вся конструкция современного советского и социалистического строя была заранее спланирована, и что этот план ныне реализован с такой степенью точности, какая не снится ни пятилеткам Советского Союза, ни даже четырехлеткам Третьего Рейха.
     
     Психологическая доминанта нынешнего коммунизма была сформулирована духовным отцом русского интеллигентского ордена, литературным критиком Виссарионом Белинским, больше ста лет тому назад:
     “Личность человеческая сделалась пунктом, на котором я боюсь сойти с ума. Я начинаю любить человечество по-маратовски: чтобы сделать счастливой малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную” (Письмо проф. Боткину от 28 июля 1841 года).
     Около ста лет тому назад Александр Герцен (“Von dem anderen Ufer”, 1850 г.), писал о радикальной русской интеллигенции :
     “У них учреждена своя радикальная инквизиция, свой ценз для идей. Идеи и мысли, удовлетворяющие их требования, имеют право гражданства и гласности, другие объявляются еретическими и лишены голоса. У них образовалось свое обязывающее предание, идущее с 1789 года (с Французской революции. И. С.), своя религия, религия исключительная и притеснительная”.
     Основатель, так называемого, “народнического социализма” Лавров, писавший в восьмидесятых годах прошлого. века, четко и полностью сформулировал идеи партии, поглощающей и общество, и государство.
     “Каждый должен смотреть на себя, как на орган общего организма. Он не безжизненное орудие, не бессмысленный механизм, но он все-таки только орган. Он имеет свое устройство, свои отправления, но он подчинен единству целого”.
     Революционный историк русской литературы Иван Разумник (“Русская Литература”, изд. 1923 г. Берлин), резюмирует учение Лаврова так:
     “Не признавая организмом народ, общество, государство, Лавров признает организмом партию”. Современная организация тайной политической полиции — ОГПУ-НКВД была заранее спроектирована Михайловским и организация колхозов — Чернышевским (см. Энц. Словарь Брокгауза и Ефрона т. 76, стр. 635, изд. 1891-1900 года).
     Революционный историк русской литературы Иван Разумник приходит в восторг “от изящества и гармоничности мировоззрения” Лавровых и прочих — хотя его книга издана уже в Берлине, куда он бежал от “изящества и гармоничности”. Кажется, ни один из ныне пишущих русских интеллигентов до сих пор не может отделаться от переживаний “изящества и гармоничности” и назвать вещи их именами: “к революции вела сволочь и мы — тоже были сволочью”. Может быть, и остались?
     Задолго до прихода революции о ней пророчески предупреждал Достоевский. В “Бесах”, устами Шигалева, он рисовал грядущее изящество: “каждый принадлежит всем и все — каждому. Все рабы и в рабстве все равны”. Масса “должна потерять личность и обратиться вроде как бы в стадо. И при безграничном повиновении достигнуть как бы первобытного рая”.
     Великий Инквизитор в “Братьях Карамазовых” повторяет тот же пророческий мотив: “Мы дадим им тихое и смиренное счастье, счастье слабосильных существ. Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь, как детскую игру, с детскими песнями, хором и плясками”. Как видите, Достоевский предвидел даже Парк Культуры и Отдыха, а также и “Kraft durch Freude”. И, наконец, перед самым приходом великой и бескровной, В.В. Розанов бессильно вопил:
     “Как раковая опухоль растет и все покрывает собою, все разрушает и сосет все силы организма и нет силы остановить ее, — так и социализм” (“Опавшие Листья”, стр. 288).
     И вот — после всего этого, после ста лет сверхчеловеческих усилий и истинно бесчеловечных теорий — после трехцареубийств, трех революций, десятков лет подпольного террора, почти сотни лет легальной и нелегальной социалистической агитации, — приходит великий эрудит М. Алданов и заявляет: “победа Сталина есть случайность”. Приходит “великий писатель” Иван Бунин и заявляет: “народное зверство”. Приходит великий историк П. Милюков и заявляет: “некультурность масс”. Приходят десятки иных великих — сортом поменьше, — и заявляют: “отсталость пролетариата, массы, трудящихся, крестьянства и прочего”.
     Причем здесь пролетариат, масса и трудящиеся? Разве это они выдумали истинно людоедские теории Маратов-Белинских-Лениных? Разве это они охотились за царями, как за зайцами на облаве? Разве они шли в боевые дружины партии социалистов-революционеров или в “Чрезвычайную комиссию” партии социал-демократов-болыпевиков? Разве они, трудовые массы России, жгли свои церкви и сами себя загоняли в колхозы и концентрационные лагеря? Разве они — сто лет подряд проповедывали философический блуд то о социализме, то о случайности?
     Когда я начинаю писать о России, я чувствую, как прилипает язык к гортани моей и пальцы — к пишущей машинке. Здесь приходится говорить вещи, которые, — я знаю это по опыту, — воспринимаются людьми, как гнуснейшая реакция. Но эти вещи все таки нужно говорить, хотя бы уже по одному тому, что в мире есть все-таки нечто, именуемое совестью и моральным долгом. Моральный долг каждого русского, прошедшего все дантовские круги европейского социализма — говорить, по крайней мере то, что он считает правдой. В нашем, русском, случае правда сводится к тому, что подавляющее большинство русского народа, как было, так и осталось на стороне русского демократического самодержавия, а русское самодержавие, — когда оно существовало, — всегда было или старалось быть демократичным. Русский народ желал, — желает и теперь, — царя, но без дворян и, по мере возможности, без адвокатов. Документальные доказательства этого факта почти невозможны. Но я еще раз приведу свидетельство Льва Толстого:
     “Если спросите у русского народа, чего он хочет — самодержавия или конституции, то 90% (девяносто процентов! И. С.) его вам ответят, что они за самодержавие ... Народ ждет, что царь, как он отнял от помещиков крепостных, так отнимет и землю. Если же будет конституция, и у власти станут болтуны-адвокаты, живодеры и прогоревшие помещики, то он знает, что земля ему не получить. Если бы была революция, то выдвинулись бы такие люди, как Марат и Робеспьер” (Яснополянские Записки, том 1, стр. 85-86).