ЗА ЧЕРТОПОЛОХОМ

Автор: 
Краснов П. Н.
  
   На двадцать шестое ноября, день святого великомученика и Победоносца Георгия, Клейст, Коренев, Дятлов, Эльза и мисс Креггс получили приглашение от стольного воеводы пожаловать в Зимний дворец на хоры, присутствовать на параде георгиевских кавалеров. За ними приехал и к ним был приставлен в качестве проводника их приятель, прапорщик Демидов.
   В половине десятого они были уже во дворце и на хорах обширного Георгиевского зала.
   Мутный свет зимнего утра едва проникал в залу и колебался сизыми полосами по углам. Двусветный зал с золотыми стенами и колоннами из прекрасной лапис-лазури был темен, и в нем зажгли громадную, увешанную хрусталями, электрическую люстру.
   --На этакую люстру, -- сказал Дятлов, разглядывая хрустали, выточенные в форме дубовых листочков с гирляндами, полушаром окутывавшими лампы, -- можно целую деревню прокормить.
   --Это, -- сказал Демидов, -- работа Петергофской гранильной фабрики. А камень весь русский. Это хрусталь Уральских гор из Екатеринбурга. Народ зовет его "слезами убиенного святого Императора Николая II".
   --А правда, похожи на слезы, -- сказала Эльза.
   --К чему эта роскошь? Мир хижинам -- война дворцам, -- сказал Дятлов.
   --Мир хижинам и мир дворцам, -- ответил Демидов. -- И если вы объявите войну дворцам, то война эта неизбежно отзовется на хижинах. Так было всегда. И мы, к несчастью, слишком этому учены.
   --Ну для чего это все? Золотые колонны, хрусталь, лапис-лазурь и труд, пот и кровь бедных людей, -- сказал с раздражением Дятлов.
   --Для народа. На Петергофской фабрике работает и кормится несколько тысяч человек, не способных для работы в поле, целыми поколениями тесавших камень, они создают эту красоту дворцов и храмов для народа.
   --Для царей, -- поправил Дятлов.
   --Нет, для народа. Государь этого не замечает, ему не до этого. А мы любуемся этим и видим мощь России в этих дворцах со всем их великолепием. А вот идет и народ.
   В соседней зале раздался мерный топот, легкий скрип сапог. Показался барабанщик, за ним шел офицер, дальше солдаты. Черные треугольные шляпы из фетра были надеты на головы с длинными, почти по плечи, в кружок стриженными волосами. Смуглые лица были обриты, и только небольшие черные усы были над верхней губой. Солдаты были молоды, загорелы, сухощавы, красивы той мужской красотой, которую дает постоянная тренировка тела в полях и хорошая пища. Без малого саженного роста, в темно-зеленых длинных, распахнутых у пояса кафтанах с красными отворотами на рукавах и золотыми пуговицами, в высоких ботфортах, у офицеров с большими металлическими щитами под шеей, с винтовками с красными ремнями у ноги солдаты эти прошли в зал и начали выстраиваться в четыре шеренги. Перед ними стало знамя на белом древке, увенчанном двуглавым золотым орлом. Два молодых офицера стали по бокам его.
   --Преображенцы, -- назвал их Демидов.
   За ними в таких же кафтанах, но с синим прибором на отворотах входили такие же рослые люди.
   --У нас, -- говорил Демидов, -- в постоянном войске три вида зипунной одежды. Торжественная -- того образца, какого была при создании полка, праздничная -- старорусского покроя и обыденная -- рубаха и штаны летом, полушубок зимой.
   --Чего это стоит! -- воскликнул Дятлов.
   --А чего стоит Россия! Ведь это живая история славы и мощи России, -- сказал Демидов. -- На этом мы учимся.
   Взвод за взводом входила пехота. За ней шли, звеня шпорами, взводы кавалерии, и скоро весь зал уставился небольшими правильными квадратами.
   --Как это красиво! Боже мой, как это красиво! -- шептала Эльза, не спуская глаз, смотревшая на солдат. -- Откуда берут они таких рослых людей? Как бесподобно красив русский народ! И смотрите, в каждом полку люди на одно лицо.
   --Игра в солдатики! -- ворчал Дятлов. Мисс Креггс молчала.
   --Может быть, -- наконец сказала она, -- хоть эти люди нуждаются в носовых платках?
   --Да ведь это сказка! -- умиленно прошептал Коренев.
   --Сказка, Петер, сказка! -- вздыхая, сказала Эльза. По середине зала похаживал моложавый воевода в Преображенском кафтане.
   --Это, -- сказал, указывая на него глазами, Демидов, -- командующий войсками этой палаты -- воевода большого полка, светлейший князь Апраксин.
   --Светлейший князь, -- фыркнул Дятлов.
   Апраксин внимательно посмотрел в глубь зала, откуда слышался неровный, торопливый стук ног, и вдруг вытянулся и громко крикнул:
   --Дружины... смир... ррна!.. Чуть вздрогнули квадраты войск и замерли.
   --Равняйсь... -- прозвучала команда.
   Люди обратились в автоматов. Волшебная красота их усилилась.
   --Смир...рна! -- скомандовал снова Апраксин и стал лицом к громадной двери, ведшей в соседний зал.
   Отлетело телесное, жадное, скверное, осталось душевное, остался тот великий порыв, что создает подвиг. Музыканты Преображенского полка поднесли инструменты к губам.
   --От матушки-сырой земли, -- звонко скомандовал Апраксин, -- к могучему плечу шара-а-хни!!
   Брякнули в дружном приеме ружья, вылетела из ножен сталь палашей, сабель и шашек, и в ту же минуту громовые, бодрые звуки Преображенского марша раздались по залу.
   -- Этому маршу, -- сказал Демидов, -- без малого триста лет. С этим маршем связаны у нас воспоминания и о великой славе, и о великой ошибке. Но тот не ошибается, кто ничего не делает.
   Странная в этих залах и вместе с тем страшная процессия показалась в дверях.
  

XII