ЗА ЧЕРТОПОЛОХОМ

Автор: 
Краснов П. Н.
  
   Прием у тысяцкого воеводы, князя Василия Михайловича Шуйского, начальника военного разряда Россий ской империи, кончался. В обширных сенях, уставленных вешалками, два полковых начальника надевали шубы и пристегивали сбоку украшенные серебром шашки.
   --Ничего, Святослав Игоревич, -- говорил седобородый, но моложавый на вид человек, надвигая набок меховую шапку с желтым шлыком. -- Все образуется. Бог не без милости. Сменит и Он свой гнев на тебя.
   Другой, черноусый, с потемневшим лицом, уже одетый, хмуро посмотрел на Берендеева и сказал:
   --И чем я виноват, что на пулеметных собак чума напала!
   -- А много подохло? -- Да почитай, все... -- Ну, Шуйский этого не спустит. -- Так что же делать? -- Просить о милости Государя.
   --Эх! -- с досадой сказал черноусый. -- Ну, был я у праздника!
   По лестнице спускался молодой офицер в темно-зеленом казакине с откидными рукавами, в сапогах со шпорами, с белым аксельбантом на плече.
   --Боярин Берендеев, -- сказал он. -- В самый раз подоспели. Я уже шел на дальносказ, хотел шуметь вам. Думал, не забыли ли вы?
   --Ну вот, -- сказал Берендеев. -- Что я? Мальчик, что ли?
   Он познакомил молодого офицера с Клейстом.
   --Очередной попыхач начальника военного разряда, подъесаул Васильев. Что, много еще народа?
   --Только зимовая станица Донского войска и осталась.
   В большом зале, в пять громадных окон, выходивших на Александровский сад, со столом, накрытым зеленым сукном, стульями по стенам, портретами государей, стояло семь человек, одетых одинаково в синие простые казакины, в шаровары с алым лампасом. Богато украшенное оружие было на боку у каждого. Четыре были в серебряных эполетах, и трое в темно-синих погонах. Клейсту особенно пригляделось лицо одного. Это был седой как лунь старик. Он был высок и прям. Вот такой, старый, иногда стоит среди поля зимой чертополох-могильник. Он высох, завял, покоробился, побежали морщины по его стволу, посерели и стали сухими цветы, а все такой прямой, такой стройный и гордый, простирает он к небу серую чашечку цветов. И ни сломать, ни согнуть его никак. Так и этот старик стоял прямой и стройный, гордо устремив вдаль черные, острые глаза. На груди у него висела колодка, увешанная желтыми, с черными лентами, и золотыми и серебряными крестами и медалями. С ним-то в данную минуту и говорил человек выше среднего роста, одетый в богатый темно-зеленого сукна кафтан, поверх которого был надет стальной бахтерец с вензелем Государя из золота на средней плитке металла. Это и был воевода Шуйский.
   --А где, дедушка, получил знаки отличия? -- спрашивал Шуйский старого казака, когда Берендеев и Клейст вошли в приемную.
   --Вот этот, четвертую степень, покойный государь-батюшка Николай II Александрович, упокой Господи святую душу его мученическую, пожаловал мне за дело у деревни Утайцзы, в японскую войну. В 24-м льготном полку я служил...
   Старик говорил, и дыханием какого-то давно прошедшего времени веяло от его тихого почтительного голоса.
   --Эту третью степень пожаловали мне за бои под Комаровом с австрийцами, а вторую степень я получил за дело с германской конницей у Незвиски, а первую степень мне пожаловали за конную атаку у Рудки Червище, ваше высокопревосходительство.
   --Был ранен?
   -- Шесть разов был ранен, ваше высокопревосходительство. Ничего... выживал. Бог милостив.
   --Двадцать шестого ноября, -- сказал Шуйский, поворачиваясь к старшему из казаков, статному полковнику, -- в Зимнем дворце будет парад георгиевских кавалеров. Пришлите, атаман, старосту Кобылкина во дворец к 11 часам в распоряжение полковника Ненюкова, на Иорданский подъезд.
   Атаман поклонился.
   --Царя увидишь, дедушка, -- сказал Шуйский, обращаясь к старику.
   --Сподоблюсь, ваше высокопревосходительство. Дай Бог ему много лет здравствовать.
   --А ты, молодец, откуда? -- обратился Шуйский к молодому казаку в погонах темно-синего сукна, пересеченных одной белой нашивкой.
   --Приказный 3-го Донского казачьего Ермака Тимофеева полка Шаслов, станицы Старо-Григорьевской, -- бойко ответил казак.
   --Давно на службе?
   --Второй год, ваше высокопревосходительство. Казак так тянулся, что капли пота проступили на его загорелом лбу под красивым вихром вьющихся каштановых волос. Шуйскому жалко стало его, и он отошел и, поклонившись всем казакам, сказал:
   --Спасибо вам, вашему атаману, донцы, на добром слове... Счастлив был узнать от вас, что тьма донских полков в порядке, что задержки в получении вами всего полагаемого от российской казны у вас нет. Этой осенью я имел удовольствие любоваться 1-м и 2-м большими конными полками вашего войска на потешных боях под Смоленском. Не угасает казачий дух!
   --И не угаснет во веки веков! -- сказал, наклоняя голову, полковник.
   --Аминь, -- сказал Шуйский. -- И все по-прежнему, атаман?
   --По-прежнему, воевода: здравствуй царь в кременной Москве, а мы, казаки, на Тихом Дону!
   --Да, жива Россия своими казаками! -- сказал задумчиво воевода. -- Ну, до свидания, атаманы-молодцы!
   --Счастливо оставаться, ваше высокопревосходительство!
   Казаки поклонились и пошли к дверям. Шуйский подошел к Берендееву и Клейсту.
   --Господин Клейст? -- сказал он.
   --Доктор медицины и химии Карл Феодор Иоганн Клейст, профессор Берлинского университета и член рейхстага.
   --Слыхал о ваших блестящих беседах в нашей высшей школе. Благодарю вас очень... Ну, пойдемте, господа, ко мне в горницу. В моем распоряжении ровно час на беседу с вами. Пожалуйте, господа.
   Воевода широким жестом указал им на дверь, около которой неподвижно стоял посыльный в темно-коричневом длинном кафтане, расшитом желтой тесьмой с кистями.
  

X