Главная

ЗА ЧЕРТОПОЛОХОМ

Автор: 
Краснов П. Н.
Ссылка: 
http://monarhist.info/node/309
  
   Трактирщик отвечал не сразу. Он раскурил трубку и потом, мечтательно глядя на озеро, сказал:
   -- Дикая страна. Пустыня. Сорок лет человек на ней не бывал.
   Он оглянул двор, подошел к забору, возле которого на помойной яме густо разрослись чертополох и лопухи, и с трудом сломил колючий стебель молодого чертополоха, украшенный красивым лиловато-розовым цветком.
   -- Вишь ты, какой сердитый, -- сказал он, -- как колет, насилу сломил. Знаете вы это растение?
   -- Ну конечно, знаем, -- сказал Клейст. -- Onopordon acanthum. В Германии он редко теперь попадается, потому что вся земля разработана.
   -- Так, -- сказал трактирщик. -- Теперь, представьте, туда сорок лет нога человека не ступала, и лежали там и гнили трупы. А он это любит, чертополох-то, чтобы песок, значит, и гнилое что-либо... Непременно вырастет. Как к границе подойдете, глазом не охватишь -- все розово от него. И такой могучий разросся, сажени две-полторы вышиной, а ствол топором рубить надо. Прямо стена.
   -- Хуже стены, -- сказал Курцов. -- Стену, ту перелезть можно, а тут -- ни продраться, ни сломить.
   -- Да. Руки колет, платье рвет. Еще, сказывают, там дальше эта самая белладонна растет, прямо десятинами, как картофель, что ли. Дух от нее тяжелый, дурманом несет, выдержать невозможно. И ни тебе ни жилья, ни роздыху, и где этому конец, никому неизвестно.
   -- Анадысь ребята, -- сказал Курцов, -- пробовали дорогу прорубить. Рубили с полсуток, а на сто шагов не ушли.
   -- Идти-то страшно. Змеи, оводы, мухи, -- сказал трактирщик.
   -- Укусит, -- подтвердил Курцов, -- а кто ее знат-то? Может, ядовитая или какая дурная. С чумой. Ребята заглядывали вглубь-то, кости лежат человечьи, черепа. Телеги поломанные, колеса, -- до жути страшно.
   -- Ее не перейдешь, границу-то, -- сказал трактирщик, -- а только точно, слышно: люди живут там. А только... тихо.
   -- Что тихо? -- спросил Коренев.
   -- Тихо там. Ничего такого не слыхать, вот как у нас, чтобы пришли и обобрали или там поспорили из-за чего и стрелять стали... Пойдешь туда, к чертополоху-то, глядишь на него. Ну прямо море перед тобою розовое, и так жутко-жутко станет.
   -- А тянет, -- подтвердил Курцов. -- Ну и тянет. Вы, господа, коли пойдете, я с вами беспременно пойду.
   -- Топоров запасите, -- посоветовал пастор, -- палатки. Провизии побольше.
   В нескольких шагах от них плескалось озеро. Из воды торчали обломки свай. Видно, мост был на остров. На острове была башня. Серые и розовые камни поросли травой и мхом. На вершине прилепилась кривая березка.
   Коренев думал: "Это граница старой царской Московии. Куда ушла она теперь? И не сторожевые башни, не крепости и городки с ратными людьми охраняют ее, но густые заросли чертополоха, змеи и ядовитые мухи. В сказочное царство, духами охраняемое, в царство, где на стороже стоит чешуйчатый Змей-Горыныч, идти нужно с мечом-кладенцом, чтобы рубить ему головы". И шел он, как сказочный богатырь, искать таинственную царевну, гнался за призраком. Ну он-то мечтатель, художник!.. Но ведь шли с ним крепкий и здоровый Бакланов, шел Дятлов, шел старый Клейст, шла мисс Креггс, крепкая американка, искательница приключений, Эльза -- не в счет. Коренев знал, что она шла потому, что он шел.
   Эту ночь в гостинице никто из приезжих не спал. Близка казалась цель, близка и недостижима. Томили грезы, думы, воспоминания... Трое русских немцев спали на русской земле. Курцов был подлинный русский. Кругом, хоть и плохо, а говорили по-русски.
   Коренев поднял голову с разогревшейся подушки. "Почему они не забыли русского языка? Почему? Почему? Значит, верили, что он нужен. Значит, они, простые люди, верят, знают, чувствуют, провидят, что Россия жива. Что она не сказка, а быль..."
   -- Бакланов! -- окликнул он. -- Вы спите?
   С соседней койки сейчас же поднялась черная лохматая голова. Круглое румяное лицо, с носом картошкой, с маленькими усами, нависшими над толстой губой, и черной бородой, повернулось к Кореневу. Большие глаза сверкали из-под густых, в лохмотьях, бровей.
   -- Нет... а что?
   -- Вот что, Бакланов. Если Россия не погибла, то что там?
   -- Там... хорошо, -- зажмуривая глаза и потягиваясь, проговорил Бакланов. -- Россия без иностранцев, без спекулянтов, без банков, без указки Западной Европы, -- да ведь это прелесть что такое должно быть. Что создал там на свободе русский ум, какие пути пробил русский талант, никем не стесняемый? И мы увидим... и мы приобщимся к этой жизни.
   -- Но... -- как бы говоря сам с собой, сказал Коренев, -- Русь двуликая.
   -- Да, -- сказал Бакланов, -- верно, но если ту-то, грязную, паршивую Русь, да заставить работать! Ведь кто же, как не она, дороги проводила, канавы рыла, кто, как не она, мерзла, и мокла, и мечтала только о шкалике водки? Нет, Коренев, увидим мы что-то хорошее.
   -- Как странно, -- сказал Коренев, -- у вас те же мысли, что у меня.
   -- Ну что странного! -- сказал Бакланов и, подойдя к окну, распахнул его.
   Темная звездная ночь искрилась и сверкала на дворе. Тихо шелестело камышами озеро.
   -- Что странного! Мы на костях предков... Каких предков! Там, при демократической свободе, мы не смели говорить об этом, а здесь... Александр Невский... боярин Василий Шуйский... не они ли, -- быть может, с этого самого места из тогдашнего царева кабака смотрели в окно, и такая же темная звездная ночь была на дворе, так же плескали волны озера... те же звезды смотрели на них... Петр Великий здесь лежал и думал, то о красавице Екатерине, то о том, как поведет свои полки на шведов, то о свидании с польским королем. Герои!.. Герои нас окружают -- и чудится мне, что и там воскресли герои...
   -- Мне вспоминается одна картина, -- сказал Коренев. -- Она была очень слабо написана, но заслужила самой сильной похвалы критики и приобретена в Национальный музей. Она изображала толпу людей. Серых, грубых людей... В синих блузах рабочего, в солдатских шинелях, в рубахах крестьянина толпа надвигалась, выдвигалась из рамы. Впереди были видны сжатые кулаки, открытые кричащие рты. Она попирала тела, разряженные в цветные кафтаны, золотом шитые. Можно было догадаться, что это лежали Наполеон, Фридрих Великий, Бисмарк, Шиллер, Гете. По ним ступали грязные сапоги. Над толпой реяли красные знамена, и на них были надписи: "Долой тиранов власти!", "Долой тиранов мысли!", "Долой тиранов формы!"... Картина называлась: "Вся власть народу!"...
   -- Что же это дало? -- спросил Бакланов.
   Коренев не отвечал. Он подсел к окну рядом с Баклановым. Широко, по-осеннему, залег на темном небе Млечный путь, и таинственно сверкала его парчовая дорога, как река, разливаясь по небу. Ярко выделялись семь звезд Большой Медведицы, и над ними сверкала Полярная звезда.
   -- Русская звезда, -- прошептал, показывая на нее пальцем, Коренев. -- Русская!.. Звезда северная...
   Бакланов поднял голову. Сверкали отражения звезд в его влажных выпуклых глазах.
   Тихо прошептал он, точно стыдился того, что сказал:
   -- Коренев... правы те, которые говорят: есть Бог... Есть Иисус Христос... Эх, нехорошо, неправильно нас учили...
  

XIII