Главная

ЗА ЧЕРТОПОЛОХОМ

Автор: 
Краснов П. Н.
Ссылка: 
http://monarhist.info/node/309
  
   Они не прошли и версты, как Курцов, находившийся в таком же напряженном состоянии, как и Коренев, воскликнул: "Гляньте! гляньте! вот кто играл!"
   Холмы волнистыми, мягкими, зелеными грядами спускались к реке. В небольшой балке паслось стадо. Коровы задумчиво стояли в низине и тупо глядели на солнце, сыровато-белые курчавые бараны разбрелись по скату. Спиной к подходившим путникам сидел мальчик лет двенадцати, и в руке у него была дудка.
   Мохнатая собака насторожилась и бросилась навстречу путешественникам со злобным лаем.
   --Сюда, Барбос! Барбос, сюда! -- крикнул мальчик, вскочил на ноги и повернулся лицом к путникам.
   -- Ах, какая прелесть! -- воскликнула мисс Креггс.
   Мальчик был одет в белую, длинную, шитую по вороту и краям голубым узором рубаху, серые, грубого сукна штаны, ноги были обмотаны онучами, и на ногах были чистые новые липовые лапти. Лицо у него было загорелое, с серыми наивными глазами, любопытно глядевшими на все общество.
   -- Барбос, сюда -- сказал он еще раз, оттягивая собаку за ошейник. -- Во имя Христа, кто вы? Не бойтесь. Собака вас не тронет.
   Коренев откинул винтовку и снял шляпу.
   -- Мы русские люди, -- сказал он. -- Хотя у нас немецкие паспорта, но мы русские.
   Он полез за пазуху и достал испещренный визами паспорт. Мальчик не посмотрел на бумагу. Он глядел внимательными умными глазами, переводя свой взгляд с одного на другого.
   -- Вы голодны, -- серьезно сказал он, -- вы устали. Идите, и мой отец накормит и напоит вас. Потому что сказано в Писании, если вы голодного накормите и жаждущего напоите во имя Мое -- вы Меня напоите и накормите.
   Мальчик пошел впереди путешественников. Собака, недоверчиво ощерившись, шла сзади.
   -- Вы христиане? -- спросил мальчик, вдруг останавливаясь и оглядывая всех.
   Никто ничего не сказал.
   -- Сказывают, -- проговорил мальчик, -- у немцев христиан нет. Они никак не веруют... Зачем вы ружья-то взяли? -- с усмешкой спросил он.
   -- А как же, -- сказал Дятлов. -- Мы не знали, что будет. Мы слышали о крови, потоками проливаемой, о жертвах растерзанных, манила нас забытая, незнаемая родина, звала маленькими церковками с куполами, синими луковками, глядящими в небо, яблонями топыркими, в садах по обрыву реки за гнилыми заборами притаившимися, и не знали мы, как примет она нас, многоликая в многогранности своей, родная и чуждая, святая и поганая, любимая и ненавидимая.
   -- Эх, барин, -- сказал мальчик. -- Говоришь ты по-книжному, по-ученому, а видать, немец мозги-то твои совсем навыворот повернул. Подлинно Русь кровью полита была. Так это когда было! Когда большевик ею правил, над верой христианской измывался, да когда татары поганые нами владели, а когда Русь была со своим царем православным, со святым патриархом -- тихая была Русь... Святая... Тихая она и теперь.
   -- В России монархический образ правления? -- спросил Клейст.
   Мальчик внимательно посмотрел на него.
   -- В России, -- сказал он, -- по Богу живут, по любви. И есть у нас Царь: Его Императорское Величество Михаил II Всеволодович, дай Бог ему много лет здравствовать!
   -- А евреи у вас есть? -- спросил Дятлов.
   -- Как не быть. Живут. Куда же им деваться? Только не правят больше нами.
   Широкой балкой, между зеленых округлых холмов спустились к реке, и здесь был мост, построенный для скота и для возки сена. Он был узкий, без перил, но аккуратно сложенный из толстых, уже посеревших, замшелых досок. Трава проросла сквозь щели. За мостом, двумя глубокими колеями между травы, намечалась дорога. Верст на пять тянулись поля, за полями был лес, и в лесу шла просека, должно быть, дорога.
   -- Вот, -- сказал мальчик, -- все прямо, следом-то, как траву возили, и идите, а в лес войдете, -- дорога будет. Лесом версты две пройдете, -- тут и деревня Большие Котлы, наш дом с краю будет. Шагины мы. Отцу скажите -- Семен-пастух прислал, чтобы накормили. Он знает. А Семен -- это я. Ну, Христос с вами... Да... на порубежном посту, коли воин опрашивать станет -- вы, того, не бойтесь... Хоть и не христиане, он худого не сделает. Он к вам с любовью, ну и вы к нему тоже по-правильному, по-христиански, как надоть, чтобы промеж людей обращение было... Христос с вами. Здоровы бывайте. Мальчик пошел обратно к мосту.
   -- Какой славный мальчик, какой разумный, -- сказала Эльза, -- совсем как немецкий!
   -- Ну нет, -- сказал Бакланов, -- немецкий теперешний мальчик разве станет так любовно говорить? Он и ответит вежливо, и поможет, и укажет, но нет в нем этого, чтобы так и казалось, что он вот каждого любит насквозь, сердцем помогает. Немецкий мальчик волком смотрит. Все глазами нащупывает: а какой вы партии? С ним или против него?.. Сумерками веет от него, а ведь здесь свет... свет Христов!
   -- И как он это, барин, -- сказал Курцов, -- ладно все говорил, все с Богом да с Христом, отрадно даже слушать было.
   -- Монархия... -- фыркнул Дятлов. -- Опять под гнетом царизма!.. Верно, учителем-то школьным попик седогривый или фельдфебель безногий был, да драли... Драли его!..
   Сказал это и остановился.
   Маленькое голубоватое прозрачное облачко, как синий световой зайчик, как луч волшебного фонаря, овальный, четкий, быстро плыл к ним над травами. Плыл и ширился, раздвигаясь в стороны. Как дымок папиросы, чуть извиваясь, и вдруг стал перед ними -- от колен и до груди, как широкая полоса прозрачного тумана. Голос хриповатый, как бы из телефонной мембраны, раздался от него:
   -- Не подходите близко, можете ознобить тело. Не опускайте лица: будете убиты. Говорите ясно и отчетливо, прямо в облако, я услышу.
   Дятлов рванулся вперед. На него пахнуло дурманящим запахом кислорода, и он наткнулся на упругую струю, жгучую, как железо в сильный мороз, чуть подавшуюся под его напором, но сейчас же оттолкнувшую его с такой силой, что он отлетел на две сажени и упал на землю.
   Все бросились к нему.
   -- Что с вами? -- спросил, нагибаясь к нему, Клейст.
   -- Ничего, -- отвечал бледный, как полотно, Дятлов. Его одежда была покрыта инеем, как будто он только что пришел с мороза. -- Это облако жжется, -- сказал он, вставая.
   --Это, -- задумчиво исследуя капли осевшего инея, -- сказал Клейст, -- полоса сгущенного почти до твердого состояния воздуха. Но как они достигли этого?
   -- Я говорил вам, предупреждал, -- слышался из облака ровный голос, -- вы дешево отделались. Если бы вы попали головой в полосу заградительной струи, -- вы были бы убиты. Отвечайте обыкновенным голосом, прямо в струю, я услышу. Кто вы такие?
   -- Мы русские, родившееся в Германии. -- Я -- Петр Коренев, это мои товарищи: Иван Бакланов, Демократ Дятлов...
   -- Простите, не расслышал имя господина Дятлова, -- раздался голос из облака.
   -- Демократ, мое имя Демократ, -- сказал оправившийся от испуга Дятлов.
   -- Странное имя. Сколько я вас вижу -- вы действительно русский. Православный?
   -- Нет, он атеист, -- сказал Коренев, -- я и Бакланов были когда-то крещены.
   -- Я тоже крещеный, -- сказал Курцов, -- Павел Курцов, псковской я.
   -- Значит, земляк. Здесь воеводство Псковское.
   -- А деревня Осташкове есть еще, потому родитель мой осташковский? -- крикнул Курцов.
   Но голос из облака не ответил на его вопрос. -- А кто остальные? -- спросил он.
   -- Профессор и член Рейхстага, доктор Карл Феодор Клейст! -- отчетливо сказал Клейст. -- Эльза Беттхер, художник и кандидатка филологии Восточного факультета, и мисс Креггс, представительница американского общества образованных девушек для снабжения детей пролетариата носовыми платками, так называемое "Амиуазпролчилпок", -- с трудом выговорил мудреное название Клейст.
   -- Большевицкое? -- спросил голос.
   -- Ничего подобного, -- возмутилась мисс Креггс, -- наше общество имеет своими задачами...
   -- Для меня это неинтересно, -- сказал голос, -- я только удивился дикому названию, от которого пахнуло на меня кровавыми временами большевизма. Какие ваши намерения?
   -- Мои русские друзья, -- сказал Клейст, -- стосковались по России и хотели вернуться на родину.
   -- Оченно даже отрадно русскую речь слышать, -- перебил его Курцов, -- до ужаса даже желательно родную деревню повидать.
   -- А мы, -- продолжал Клейст, -- идем с научными целями изучить жизнь нового русского народа. У нас все паспорта в порядке и с надлежащими визами...
   -- Этого здесь не требуется, -- сказал голос. -- Положите ваше оружие -- оно вам не нужно. Запомните, что оно положено на Островскую заставу N 12 Псковского воеводства на ваше имя. Впоследствии оно вам будет возвращено.
   Все молча положили оружие. Путешественники, даже старый Клейст, чувствовали себя подавленными явлением, объяснить которое они не могли. Было видно, что вместе с облаком сгущенного воздуха им противоборствовала какая-то человеческая сила, которая имела возможность их видеть, слышать, говорить с ними, а сама была невидима.
   -- По воле государя императора вам разрешается вход в пределы Российской империи. Да хранит вас Господь Всемогущий! С Богом -- идите.
   Облако растаяло. Пахнуло кислым, дурманящим запахом, как пахнет от баллона с кислородом в кабинете зубного врача, и ясный горизонт веселого осеннего вида, ярко озаренного утренним солнцем, открылся перед путешественниками.
  

XVIII