Социокультурный суверенитет исторических институций: истоки и современность

После реформ 1905 года формулировка закона изменилась . Отныне соответствующая 4-я статья Свода законов издания 1906 года гласила: «Императору Всероссийскому принадлежит Верховная Самодержавная власть. Повиноваться власти его не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает». Некоторые правоведы считали, что изъятием слова «неограниченный» тогда признавалось ограничение царской власти. Это, конечно, неверно, ибо слово «неограниченный» было просто заменено на слово «верховная». Как уже неоднократно указывалось, верховная власть не может быть ограниченной, иначе она перестает быть верховной. Словосочетание «Верховная Самодержавная» используется исключительно для полной ясности, для усиления восприятия. Указывается и характер, и основное качество власти, но не в порядке перечисления, а как единое целое (коммент . 15).

Слова Императора Николая II, сказанные им в 1906 году одной из депутаций: «Самодержавие мое останется таким, каким оно было встарь», — означают, что и сам Государь, будучи в этом вопросе консерватором, теоретически признавал, что самодержавие может стать иным, не таким, как «встарь», но просто не считал это своевременным и целесообразным. В 1917 году, отрекаясь от Престола, он заповедал своему брату «править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу» [2], то есть признал возможность ограничения самодержавной царской власти.

Анализ явления и его осмысления в историческом развитии позволяет очистить термин от наслоений и искажений смысла и утверждать: самодержавие означает, не более и не менее, самодостаточность, самостоятельность и независимость.

Это умозаключение имеет принципиальный смысл для понимания социокультурной роли Российского Императорского Дома и статуса его законных Глав после революции 1917 года. Революция отняла у них верховную власть, которой присуще самодержавие в политическом, управительном смысле. Но никакая сила не способна лишить их самодостаточности, самостоятельности и независимости, то есть социокультурного самодержавия или, что то же, социокультурного суверенитета.

Именно социокультурный суверенитет позволяет Императорскому Дому сохранять внепартийный, внеклассовый и, в целом, внегрупповой статус не только во время обладания властью, но и в качестве отстраненной от власти исторической институции. Этот статус дает ему возможность в любых условиях исполнять арбитрирующую, интеграционную функцию.

Начальник Канцелярии Его Императорского Величества Г.К. Граф в своей переписке с видным деятелем русского легитимистского движения в Китае М.В. Олсуфьевым, разъясняя трактовку сути самодержавия/суверенитета Императором в изгнании Кириллом Владимировичем в современных условиях, писал: «Современный монарх проявляет свое “самодержавие” именно в форме высшего арбитража во всех проявлениях жизни страны. <…> Для лиц, которые видят в самодержавии узкое сосредоточение, как Вы пишете, политического капитала в руках монарха, это слово или нравится, или коробит, для тех же, которые под ним понимают сосредоточение главного руководства жизнью страны, оно должно быть понятно» [5]. Эти слова были написаны в то время, когда Императорский Дом не исключал восстановления в России монархии в обозримом будущем, поэтому речь, в первую очередь, шла о государственном арбитраже. Но они в полной мере касаются и социокультурного арбитража, идея которого постепенно созрела за период пребывания Императорского Дома в изгнании.

Самодостаточность (авторитетность) носителей идеала царства заключается в том, что их статус не зависит о внешних обстоятельств, чьего бы то ни было признания или непризнания и т.п. Под словом «авторитетность» в обиходной речи иногда подразумевают популярность, что онтологически неверно. Авторитетность — это как раз способность сохранять статус и влиятельность независимо от того, как к данному объекту или явлению относятся на конкретном отрезке времени. Это — истинная ценность объекта или явления, определяемая, в рассматриваемом нами случае, их историческим социокультурным происхождением и бытием (коммент. 16).

Обоснованием самодостаточности положения носителей идеала царства для них самих и для их единомышленников является вера в Божественную санкцию, династическое законодательство, регламентирующее наследование главенства в царственных домах, и связанная с этими факторами историческая преемственность.

Из самодостаточности проистекает самостоятельность и независимость носителя идеала царства. Иногда приходится встречаться с употреблением по отношению к Главам Династий, принявшим титул Короля или Императора в изгнании (коммент. 17), прилагательного «самопровозглашенный» с негативным оттенком. Если это может иметь место в политической полемике, то с точки зрения научной оценки — бессмысленно . В истории Дома Романовых (как и в большинстве прочих династий) не было ни одного «несамопровозглашенного» Государя, кроме призванного на Престол основателя Династии Михаила I, так как закон накладывал обязанность провозгласить о начале нового царствования именно нового монарха, наследующего предыдущему в силу самого закона о наследии, не требующего никакой дополнительной санкции (коммент. 18). Тем более, в условиях изгнания просто не может существовать иное лицо или учреждение, которое объявляет о вступлении в права Главы Династии, кроме него самого. Любой Глава Династии является Императором или Королем де юре. Принимать или не принимать высший исторический титул — это его право, опять же ничем и никем не связанное. Принятие титула необязательно связано с политическими намерениями и является, в большей степени, событием культурного порядка.

Самодостаточность, самостоятельность и независимость (социокультурный суверенитет) присущи историческим институциям (Церкви, традиционным религиям, Царственным Династиям). Их внутренний статус не делегирован никакой иной властью, кроме признаваемой ими внеземной власти Бога. Но это отнюдь не означает, что они тем самым ставят себя вне правового поля республиканского и светского государства.

Разумеется, если между этими институциями и государством существует конфронтация, в правовой и практической сферах имеет место взаимное игнорирование. Историческая институция, в большинстве подобных случаев, вообще находится вне зоны данного государства, так как ее существование на его территории невозможно, а государство отрицает факт существования исторической институции или считает ее враждебной и незаконной с точки зрения действующего в стране законодательства (коммент. 19).

Если же эти институции состоят в официальных взаимоотношениях с государством или, по крайней мере, со стороны государства к ним проявляется нейтральное или доброжелательное отношение, их социокультурный суверенитет признается в границах их социокультурной системы. Государство не вмешивается во внутренние дела указанных исторических институций (коммент. 20), а исторические институции соблюдают действующее законодательство государства .

Социокультурный суверенитет исторических институций не только не противоречит действующему праву современных демократических государств, но наоборот, укрепляет государственность поддержанием преемственности в истории и содействует совершенствованию гражданского общества (коммент. 21).

Комментарии:

1. С юридической точки зрения.

2 . Например, Великие Князья Владимирские и Московские, а также другие Государи из Дома Рюриковичей в период монголо-татарского владычества были единодержавны, но не самодержавны.

3. Чтобы глубже понять разницу, укажем, что словосочетания «единодержавный монарх», «единодержавная монархия» представляют собою бессмысленную тавтологию, в то время как выражения «самодержавный монарх», «самодержавная монархия» наполнены правовым, религиозным и культурным смыслом.

4. Характерно разъяснение, прозвучавшее из уст Главы Дома Романовых: «Наиболее спорным и не всегда понятным для современного человека является [понятие] “самодержавие”. Из-за политической пропаганды под этим словом стали подразумевать вседозволенность и неподконтрольность власти. На самом деле, лучшие мыслители и правоведы трактуют самодержавие, прежде всего, как суверенитет и независимость. Полагаю, что во избежание разночтений в наше время лучше использовать термин “суверенитет”. Власть, во всей своей полноте, обязана быть суверенной или, как говорили прежде, самодержавной. А вот как распределяются полномочия внутри общей государственной власти, в ком персонифицируется верховная власть — это зависит от эпохи и обстоятельств. Полномочия монарха, президента, парламента, правительства, армии, органов прямой демократии, различных элит могут сужаться, могут расширяться, могут изменяться по форме. Самое главное, чтобы власть всегда была суверенной, зависела только от народа своей страны и служила его интересам» (Крылов-Толстикович А.Н. Великая Княгиня Мария Владимировна: «Политика — это искусство компромиссов» // Российские вести. 2012. 9—15 февраля. № 4 (2078)).

5 . Это подтверждает также и текст присяги на верность подданства Императору, содержащей обещание «все к высокому Его Императорского Величества самодержавству, силе и власти (выделено мной. — А. З.) принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять». Самодержавство (архаичная форма слова «самодержавие») здесь приводится в одном ряду с такими качествами, присущими государю, как сила и власть. На современном языке это можно было бы выразить: «самостоятельности (независимости), силе и власти».

6. Высшая форма независимости монархической власти достигается только путем законной наследственности, так как она устраняет элемент любого произвола и внешнего вмешательства.

7. Если не декларативно, то по сути.