Социокультурный суверенитет исторических институций: истоки и современность

Рассматривая современную роль исторических институций, то есть корпораций, имеющих несомненную преемственность с момента своего возникновения и осуществляющих деятельность по своим внутренним историческим законам, мы приходим к необходимости дать четкое определение системе традиционных и правовых установлений, обеспечивающих сохранение этих корпораций независимо от перемен в их государственно-правовом статусе.

До революции 1917 года в Российской Империи существовала Православная Самодержавная Наследственная Монархия. Православная Кафолическая Греко-Российская Церковь являлась государственной. В то же время, Императорская власть с уважением относилась к установлениям других религий. Эта религиозно-политическая система, естественным образом оставившая существенный след в бытии Российского Императорского Дома Романовых, Русской Православной Церкви и других традиционных конфессий, продолжающих после свержения монархии и отделения Церкви от государства свою деятельность в принципиально новых условиях, часто именуется «царским самодержавием».

К сожалению, нередко при анализе самодержавия допускаются размытые или поверхностные определения, приводящие к последующим концептуальным ошибкам.

Первая неточность содержится в отождествлении единодержавия и самодержавия. Здесь смешиваются понятия «кто» и «как».

 Единодержавие (единовластие) — это буквальный перевод слова «монархия». Оно означает, что власть принадлежит одному, то есть указывает тип власти.

Самодержавие — это перевод слова «автократия», обозначающее самодостаточность, самостоятельность и независимость власти, то есть ее качество. Синонимом «самодержавия» является термин «суверенность». Любая верховная власть (полития (демократия), аристократия или монархия) «едина, постоянна, непрерывна, державна, священна, ненарушима, безответственна (коммент. 1), везде присуща и есть источник всякой государственной власти», следовательно, обязательно самодержавна, суверенна. «Эта полнота власти называется иногда абсолютизмом государства в отличие от абсолютизма князя. В самодержавных правлениях монарх потому имеет неограниченную власть, что он единственный представитель государства как целого союза. Но и во всяком другом образе правления верховная власть точно так же неограниченна. <…> Это полновластие неразлучно с самым существом государства», — писал Б.Н. Чичерин [8, с. 60—61].

В свете сказанного становится понятно, что если монархия (монократия) является делегированной или вассальной, то это единодержавие, но оно не самодержавно (коммент. 2).

С другой стороны, любая форма поликратии, если она не имеет внешних ограничений, самодержавна.

Понимание под словом «самодержавие» не качества, а типа власти стало обиходным из-за созвучия со словом «единодержавие». Эта вольность имеет право на существование в публицистике и пропаганде (как монархической, так и антимонархической). Но при научном рассмотрении подобное смешение не только неуместно, но и недопустимо (коммент. 3). Концептуально ошибочны и безосновательны утверждения, приведенные в статье газеты «Право» (1906, №7), вроде: «…то значение, которое слово “самодержавие” имеет в статье 4, определяется не тем, как его понимал Иоанн Грозный, или даже не тем, как в своих литературных произведениях его толковал Сперанский. Это слово есть наименование власти (выделено мной. — А. З.) русского Государя, какою она представляется по Своду законов; и логическое содержание, связываемое с этим наименование, определяется только одним: действительным содержанием тех прав, которые предоставлены Государю постановлениями действующих законов» [цит . по: 4]; или: «С этого времени Самодержавие, как форма верховной власти в России, окончательно утвердилась» [1, c. 183].

В статье 4 Свода законов вообще нет слова «самодержавие», тем более как «наименования власти русского Государя», а есть прилагательное «самодержавная», относимое к верховной власти. На небрежность толкователей из газеты «Право» был вынужден обратить внимание даже сам П.Е. Казанский, пытавшийся опереться на высказанное ими мнение: «Выяснить это содержание удается, к сожалению, далеко не всем, и, кстати сказать, именно в этой газете подобное выяснение сделано неудачно» [4].

Самодержавие — это качество (коммент. 4), и не может быть одной из «форм» или «наименований» верховной власти (коммент. 5), так как любая верховная власть самодержавна a priori.

С другой стороны, самодержавной может быть не только неограниченная верховная власть. Б.Н. Чичерин, говоря о самодержавии, указывает: «По самому существу этого правления, Монарх держит власть независимо от кого бы то ни было, не как уполномоченный, а по собственному праву. Поэтому он называется Самодержцем. Этот титул присваивается обыкновенно монархии неограниченной, хотя, по смыслу выражения, оно может относиться и к монархии ограниченной, где престол приобретается в силу наследственного права» [8, с. 134]. По утверждению выдающегося русского правоведа, для признания власти самодержавной достаточно независимости ее происхождения (коммент. 6), тогда как объем полномочий носителя такой власти может быть различным.

Эта правовая позиция нередко оспаривается. Наиболее распространенным является мнение о тождестве самодержавия, неограниченности и абсолютизма . В советское время несколько раз устраивались научные дискуссии о характере самодержавия и абсолютизма, но марксистское ограничение свободы выражения мнений сделало эти обсуждения однобокими и малопродуктивными. Однако идеологические штампы того времени овладели сознанием исследователей, и по сей день споры ведутся, главным образом, о том, можно ли между этими понятиями просто поставить знак равенства, не вдаваясь в детали, или самодержавие есть специфическая византийско-русская форма абсолютизма, которая «лучше» либо «хуже» классического абсолютизма Западной Европы.

Мы придерживаемся позиции, что самодержавие не тождественно абсолютизму, хотя у них есть и общие черты. Также мы не можем согласиться с теми, кто, различая самодержавие и абсолютизм, полагает, что самодержавие власти, во всяком случае, предполагает ее обязательную полную и всеобъемлющую правовую неограниченность.

Анализ самодержавия и абсолютизма и их сопоставление позволяет сделать следующие выводы.

Абсолютизмкак безусловная, абсолютно ничем не ограниченная власть монарха является продуктом смешения монархической системы правления с республиканской. В этом смысле он представляет собою кризис монархии, проявляющийся или как болезнь роста — при эволюции республики в монархию (Рим и Византия), или как разложение — при постепенном распространении в обществе идеи республиканизма в предреволюционные эпохи («просвещенный абсолютизм» европейских монархий в XVIII веке). Абсолютизм проистекает из материализма, игнорирующего (коммент. 7) религиозный и нравственный компонент монархии и приписывающего ее неограниченности лишь утилитарное значение.

Собственно говоря, «абсолютного абсолютизма» на практике в истории человечества никогда не было, так как даже при господстве абсолютистских теорий на практике продолжали жить религиозные и традиционные представления, а в умах и душах монархов и их подданных не могли полностью исчезнуть такие заложенные в самодержавии ограничители власти, как вера, совесть и ответственность (коммент. 8).

При определении самодержавия нужно исходить из этимологии этого слова. Самодержавие, буквально, — это то, что само себя держит. В русском языке глагол «держать» и производные от него имеют множество смыслов. Самодержавная монархия держит (имеет) власть, придерживается (следует) законам и традициям своего народа, содержит вверенную ей миссию в порядке, поддерживает «честно и грозно» (по словам царя Ивана IV) авторитет своей страны в мире, удерживает (предотвращает) зло и, в отличие от абсолютизма (не говоря уже о тоталитаризме), сама сдерживается (самоограничивается).

Самоограничение заложено в природе самодержавия: еще Сократ утверждал, что «только тот, кто научился управлять собой, может повелевать другими и быть государственным мужем». Нравственные идеалы, к которым стремится самодержавный царь, — благочестие, справедливость и милосердие.

Учение о Божественном происхождении царской власти, содержащее идеал благочестия, ограничивает монарха сознанием ответственности перед Богом.

Справедливостьневозможна без самоограничения совестью — внутренним сознанием различия добра и зла.

Милосердие, любовь к соотечественникам как к членам единой семьи не могут существовать без самоограничения, выражаемого в соблюдении принципа законности, в следовании традициям и обычаям своего народа. Религиозному сознанию свойственна идея, что Господь, сотворив Вселенную, установил в ней законы, но никогда без крайней необходимости не действует в земном мире вопреки им. Поэтому земной царь, являясь источником закона, стоит выше него, но, введя закон, в обычных условиях сам его соблюдает (коммент. 9).

Самодержавие, таким образом, подразумевает не неограниченное всевластие, но напротив, самоосознание носителями царской власти своей ограниченности, нерасторжимо связанное с верой в богоустановленность их статуса (коммент. 10).

Самодержавная монархия, кроме свойственных ей самоограничений, имеет, кроме того, как и любая другая власть, множество объективных (не зависящих от нее) ограничений. Это географическое положение страны и связанные с ним климатические условия, это размер территории, это национальный характер народов, это международное положение, это внутриэкономическое состояние и тому подобное.

С точки зрения традиционного понимания царской власти, любые земные ограничения не меняют его онтологии. Законный наследственный монарх может быть ограничен в проявлениях своей власти обстоятельствами или законами (коммент. 11), может быть вообще лишен власти и изгнан, может сам (как всякий человек, будучи несовершенным и грешным) не до конца осознавать свое предназначение и заблуждаться насчет своего места в стране и мире (коммент. 12). Однако даже в самой мрачной для приверженцев идеи царской власти ситуации, самый несовершенный, самый скованный в своих действиях, самый нерешительный и ограниченный во всех отношениях, но законный монарх никогда не перестает быть иконой Небесного Царя, воплощением принципа отцовства и уже в силу этого удерживающим (коммент. 13), самодержавным в высшем и главном смысле этого слова (коммент. 14).

В опровержение тезиса, что самодержавие и неограниченность власти суть синонимы, достаточно привести статью 1 части 1 тома 1 Свода законов Российской Империи в редакции до 1906 года: «Император Всероссийский есть Монарх самодержавный и (выделено мной. — А. З.) неограниченный». Очевидно, что законодатель употребляет два различных понятия (это подчеркивает союз «и»), иначе пришлось бы признать, что Свод законов начинался с бессмысленной тавтологии.