Государыня: Монархия – более человечный строй, чем республика

Глава Российского Императорского Дома Е.И.В. Государыня Великая Княгиня Мария Владимировна благоволила ответить на вопросы журнала Royal Russia.

— Ваше Императорское Высочество, Вы родились в Мадриде в 1953 г., воспитывались и в Испании, и во Франции. Какие у Вас воспоминания о семейной жизни, и какое влияние на Вас оказали Ваши августейшие родители в детстве?

— Мои родители очень любили друг друга и создавали вокруг себя атмосферу любви. Жить в такой обстановке с самого детства — большое счастье.

При этом я не могу сказать, что меня как-то особенно баловали, или что мне все разрешали. И папа, и мама умели быть строгими и требовательными. Например, они весьма настойчиво контролировали, чтобы я усердно изучала русский язык. Далеко не во всех королевских семьях, оказавшихся в изгнании, было такое отношение к обязательности изучения молодым поколением родного языка.

Были и другие ограничения, связанные с религиозными и моральными устоями. И самое главное — родители неуклонно внушали мне мысль, что наше положение, как членов династии — это в первую очередь не права, а обязанности. Мы не принадлежим себе в полной мере, а принадлежим нашей Родине — России.

В том, что настанет день, когда мы получим возможность вернуться в свое Отечество, родители совершенно не сомневались. Даже в самые, казалось бы, безнадежные времена, когда коммунистический режим казался незыблемым. Все эти убеждения и свой искренний оптимизм они передали мне. Наверное, это получилось потому, что даже в строгости у них было много любви, и они проповедовали свою веру и свои идеи не наказаниями, а личным примером и терпеливым объяснением.

— После смерти Вашего деда Императора в изгнании Кирилла Владимировича Ваш отец Великий Князь Владимир Кириллович стал Главой Российского Императорского Дома и посвятил более 50 лет своей жизни службе России. Как Вы бы хотели, чтобы его помнили в истории?

— И деду, и отцу Господь вверил миссию быть хранителями идеала Российской Православной Легитимной Наследственной Монархии в страшную эпоху, когда вся система традиционных ценностей разрушалась насильственными и кровавыми методами.

Я бы хотела, чтобы соотечественники дали справедливую оценку этому исповедническому подвигу отца и деда, и чтобы помнили их с такими же мыслями и чувствами, которые выразил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II в своей проповеди над гробом папы после его отпевания в Исаакиевском соборе Санкт-Петербурга: «Вся жизнь его прошла за пределами России, попеременно в разных странах. Но он сознавал себя в них скитальцем, ибо его помыслы и чувства были устремлены к стране, которую он считал своим Отечеством. Он никогда не имел ни гражданства, ни подданства какого бы то ни было государства. Единственным оправданием своего существования он считал возможность по мере сил послужить Родине. Он полагал его священным долгом и на протяжении всего, далеко не легкого, жизненного пути совершал свою миссию как мог, как понимал».

— Ваша Августейшая мать Е.И.В. Государыня Великая Княгиня Леонида Георгиевна происходила из Грузинского Царского Дома. Она занималась благотворительной деятельностью и содействием развитию искусства. Как Вы бы хотели, чтобы ее помнили в истории?

— Мама была верной, надежной и деятельной спутницей отца. В семейной жизни она была живой иллюстрацией грузинской пословицы: «Муж — голова, а жена — шея». Конечно, папа был главой семьи. Но мама всегда оставалась для него «шеей» — давала опору и, в некоторых случаях, направление.

Она не забывала о своей принадлежности к Грузинской династии и любила Грузию. Но интересы России и Дома Романовых стояли для нее на первом месте. Мама была чрезвычайно добрым, отзывчивым, веселым и остроумным человеком. Многие люди, даже настроенные к нам с предубеждением, после общения с ней меняли свои взгляды и проникались симпатией к нашей семье и к нашему делу, даже если далеко не во всем разделяли наши взгляды.

Мама, не только по моему мнению, но и по свидетельству многих знавших ее, являлась воплощением Царицы-Матушки, образ которой веками поддерживался в народном сознании. В этом образе — все наиболее теплое и трогательное, что хранит в себе монархический идеал Государства-Семьи.

— Великий Князь Владимир Кириллович и Великая Княгиня Леонида Георгиевна посетили Россию в ноябре 1991 года по приглашению мэра Санкт-Петербурга, Анатолий Собчак. С точки зрения исторической перспективы, почему этот визит был так важен для Российского Императорского Дома?

Когда папе поступили первые приглашения из России, а вернее, тогда еще из СССР, многие соотечественники за рубежом активно отговаривали его от поездки. Из США приехала целая группа во главе с Архиепископом Лос-Анжелосским Антонием, чтобы воспрепятствовать посещению. Они утверждали, что в России все остается коммунистическим, что все под властью КГБ, что кругом ложь, что Церковь не та, и народ не тот, что, приняв приглашение от коммунистов, Глава Дома Романовых предаст свои убеждения и т.п.

Но позиция отца была твердой: если на Родине появилась потребность в нас — мы обязаны ехать. Да, в России еще много сложного, болезненного и непонятного. Но другой Родины у нас нет, и никогда не будет. Как говорил Спаситель, не здоровые имеют нужду во враче, но больные. И если в нашей стране не все ладно, но мы можем хоть чем-то помочь, и наши соотечественники сами нам об этом говорят, наш долг быть с ними.

Кроме того, отец всю жизнь мечтал увидеть Россию, о которой ему столько рассказывали его родители. Он был уже не молод, и знал, что его здоровье находится не в самом лучшем состоянии. И он почувствовал сердцем, что Господь посылает ему — именно ему, на закате его дней — возможность начать возвращение на Родину наших идеалов и принципов, нашего наследия и опыта.

Поэтому он не согласился с мнениями противников визита и принял приглашение. Мама всецело его в этом поддержала и помогла выдержать эмоциональный натиск тех, кто не смог понять глубокого смысла этого исторического момента.

Благодаря тому, что папа и мама осуществили свой первый после революции визит в Россию именно в ноябре 1991 года, в истории нашей страны и нашей династии навсегда осталось, что Глава Дома Романовых и его супруга не поддались эмигрантским предрассудкам, не размышляли о политических выгодах, не медлили и не набивали себе цену, а сразу с открытой душой устремились на Родину в самом начале нового этапа его бытия.

Безусловно, после падения коммунистического режима процесс реинтеграции нашего Дома в общественную жизнь страны все равно бы рано или поздно начался. Но я благодарна Богу, что он начался именно так, и что именно моему отцу было суждено восстановить порванную связь времен.

— Вашего деда Императора в изгнании Кирилла Владимировича часто обвиняют в измене. Недоброжелатели утверждают, что в 1917 году он присягнул на верность новому Временному правительству, и что он даже носил революционный красный бант, хотя не было никаких надежных свидетелей, которые на самом деле это видели. Он отрицал эти обвинения в своих мемуарах. Можете ли вы прокомментировать это обвинения?

Клевета всегда была одним из действенных орудий недобросовестной политики.

Вы сами отметили, что нет никаких авторитетных свидетельств о каких бы то ни было неблаговидных поступках моего деда во время Революции.

Из его переписки с дядей Великим Князем Павлом Александровичем в февральско-мартовские дни 1917 года, хранящейся в Государственном архиве Российской Федерации и многократно публиковавшейся, явствует, что они вместе предпринимали усилия, чтобы «всячески, всеми способами сохранить Ники (то есть Императора Николая II) на престоле».

Возможно, они не во всем верно оценили ситуацию и допустили какие-то ошибки. Но то, что в их действиях не было никакой измены, не подлежит сомнению.

Служить Временному правительству ни дед, ни Великий Князь Павел Александрович не стали, подав в отставку после вероломного ареста Императорской семьи.

Выдумки о «красном банте» и прочая клевета стали распространяться после того, как дед принял на себя ответственность за судьбу династии в изгнании.

Ясно, что иначе не могло быть. Было бы удивительно и невероятно, если бы глава династии не стал жертвой лживых нападок.

После прихода к власти большевиков в эмиграции оказался весь спектр политических сил, готовивших революцию в России. Циничные вожаки партий имели огромный опыт клеветы на династию. Среди них были и крайне левые, которые ненавидели монархию не меньше, чем большевики, и февральские заговорщики, видевшие в монархии, в лучшем случае, декорацию, и правые, возомнившие себя «монархистами больше, чем сам Царь» и считавшие себя вправе руководить Государем как марионеткой. Конечно, всех их раздражало, что старший в Доме Романовых не побоялся принять наследственные права и обязанности и выступить с независимой и самостоятельной позицией. И если они клеветали на Николая II и всячески старались дискредитировать его семью, когда он еще был самодержавным императором, то в отношении императора в изгнании, у которого уже не было никаких средств защиты, кроме чести и слова, все эти люди чувствовали себя совершенно вольготно.

Справедливости ради нужно сказать, что многие деятели эмиграции со временем одумались, пересмотрели свои взгляды и перестали распространять ложную информацию, а некоторые извинились и заявили о своей преданности моему деду, или, если не успели при его жизни, моему отцу. Наиболее известный из них — философ Иван Ильин.

— В 1992 году Президент Российской Федерации Борис Ельцин вернул паспорта Вам и членам Вашей семьи. С тех пор Вы много раз посетили Россию и встретились с людьми всех слоев общества. Начиная с того визита в 1992 году, что Россия для Вас лично значит?

Россия — это моя Родина, и этим все сказано. Я с детства воспитана в этом сознании.

Я чувствую себя в своем Отечестве и во всех регионах современной Российской Федерации, и в других независимых государствах, возникших после распада СССР.

Мы всецело признаем существующее законодательство и суверенитет новых государств. Но в историческом, духовном и социокультурном смысле все народы бывшей Российской Империи имеют одно Отечество — единое цивилизационное пространство. Потому что за эту общность боролись, трудились и проливали кровь наши отцы, деды и прадеды.

В России, конечно, я бываю чаще, и здесь деятельность Императорского Дома развивается наиболее интенсивно. Я с радостью вижу, что большинство соотечественников, даже если они не во всем разделяют наши убеждения, относятся к нам доброжелательно, с любовью, пониманием и сочувствием.

Наша работа чужда любым формам политической борьбы. Мы занимаемся проектами, связанными с благотворительностью, укреплением национального, религиозного и гражданского мира, развитием связей между народами бывшей Российской Империи, просвещением, сбережением историко-культурного и природного наследия и тому подобными гуманитарными акциями.

— На протяжении почти столетия Императора Николая II жестко критиковали западные историки и биографы. По вашему мнению, ошибались ли эти исследователи и авторы?

Никто не может запретить критиковать любую историческую личность.

Но нужно уметь отличать объективную критику от клеветы и наветов.

Положительные и отрицательные оценки должны быть подкреплены доказательствами, которые возникают при тщательном изучении исторических источников и их анализе.