О монархии и демократии с позиции православия
Два источника одного противоречия
По прочтении статьи А.Малера "Возвращение к симфонии" у меня возникло множество критических замечаний. В основном они касаются взглядов автора на судьбы православной государственности.
В своей статье г-н Малер утверждает: "…В рамках православной цивилизации демократия также возможна, но это должна быть православно-имперская демократия, в которой идеологическое содержание важнее формы правления". При этом он признает, что "в государственном управлении России авторитарные, диктаторские тенденции неизбежны и они абсолютно оправданны". Автор предлагает нам проект "православно-имперской демократии", которая принципиально отличается от демократии либеральной.
Иными словами, речь идет о возможности и даже необходимости сочетания православной государственности и демократии.
Как представляется, такое сочетание невозможно. Наличие православного государства подразумевает, что источником власти должен быть сам Бог. Власть рассматривается как своего рода Божественная делегация, полномочия которой признаются Церковью. В том случае, если Бог не является источником власти, то речь идет о светском государстве.
А как же демократия? Общеизвестно, что это слово переводится как "власть народа". То есть источником власти здесь выступает народ. Получается, что модель "православной демократии" предполагает два источника власти - Бога и народ. И здесь очевидно огромное противоречие.
В свое время оно ярко проявилось в Византии. Там императорская власть провозглашала своими источниками, как волю Бога, так и волю народа. Вот только никакой демократии в Византии не было. Да, формально власть должна была избираться - сенатом, народом и армией, но на деле вопрос о ее смене решался, чаще всего, посредством сложных политических интриг. Выборы могли носить только формальный характер - тот же самый сенат состоял из сановников, назначаемых императором. Византия была авторитарно-бюрократическим государством. Причем сам авторитаризм отличался шаткостью, что и вело к частой смене власти (из 43 басилевсов, правивших после Юстиниана, 16 взошли на престол в результате насильственных переворотов). Причины этого великолепно объясняет православный историософ Л.А.Тихомиров: "…Совместительство народной делегации и Божия избранничества давало византийской императорской власти возможность широкого произвола. В случае нарушения народного права, можно было сослаться на волю Божию, в случае нарушения воли Божией - ссылаться на безграничную делегацию народа. Однако нельзя не видеть, что то же совмещение, давая власти императора возможность произвола, в то же время не давало ей прочности. Эту власть нужно было отнимать у недостойного ее тоже на двойном основании: за нарушение воли Божьей, либо на основании воли народа…".
Иного, собственно говоря, и не могло быть при дуализме источников власти. Поэтому чаемая г-ном Малером православная демократия станет не демократией, но бюрократией. Возникнет нечто вроде православного сталинизма - вспомним, что власть Сталина, с одной стороны, зависела (формально) от воли народа, а, с другой стороны, сам Сталин провозглашался едва ли не божеством ("вождь всех времен и народов").
Впрочем, возможно максимально приблизить демократию к Православию, даже воссоединить Церковь и Государство. В Греции, например, Православная Церковь вовсе не отделена от государства. Но Греция все равно продолжает оставаться светским государством, что и закреплено в конституции. И власть там опирается на институты западной демократии. Вне всякого сомнения, Православие сильно влияет на политическую систему страны. Однако решающей роли оно не играет. Тамошняя демократия - светская, и никакой православной государственности в современной Греции не наблюдается.
Если бы выбор стоял между "греческой" и "французской" (предельно секулярной) моделями национального развития, то предпочтительнее, безусловно, выглядит первая. Однако я бы не стал хоронить идею возрождения православной государственности - в форме наследственной монархии.
Византизм и русизм
Но почему же, спросят, нам не выбрать византийскую (пусть даже и бюрократическую) модель? Ведь как бы то ни было, но ее история величественна и насчитывает не один век?
Дело в том, что у Византии, собственно говоря, и выбора не было. Аристократическое и, вообще, родовое начало здесь было довольно слабо. Поэтому аристократию подменяла бюрократия, а монарха - вождь. А у славян, напротив, была крайне сильна патриархальная община. Русские воспринимали государство как одну большую семью, которой руководит Отец (Князь, Царь). Понятно, что избирать отца не полагалось. Вече могло призывать и изгонять князя, но он все равно продолжал оставаться князем, принадлежащим к священному роду правителей. Со временем русская патриархальная семья оформилась в Московское Царство, объявленное Третьим Римом. И то, что подходило для Византии, было не нужным Руси. В XX веке, при Сталине, возникло нечто вроде нового, красного византизма, однако этот византизм просуществовал недолго. И это свидетельствует о его непригодности в российских условиях.
Совершенно непонятно, почему г-н Малер берет за образец именно византийскую модель? Как и то, почему клуб, который он возглавляет, - не Русский, не Московский, но именно Византистский? Ведь он является приверженцем идеи "Москва-Третий Рим". А Третий Рим - выше и полнее Второго. Не логичнее было бы, в таком случае признать: патриархально-наследственная Русская монархия есть более совершенная форма государственности, чем авторитарно-бюрократический Византийский кесаризм?
Очевидно, что г-н Малер понимает всю шаткость такой позиции, поэтому он пытается довольно неуверенно искать проявления византизма в русской политической традиции. При этом Малер вынужден признать наличие в Византии попыток утвердить династизм: "Другой вопрос, что каждый монарх хотел сохранить власть за своими наследниками и в итоге складывались известные династии. Но процедура избрания на звание императора сохранялась всегда. Нечто подобное, хотя и в совсем недостаточной степени сохранялось и в православной Руси до эпохи Романовых, с которыми принцип династической монархии окончательно утвердился".
Я бы обратил внимание - на слова "в совсем недостаточной степени". В самом деле, первым русским Царем, как известно, был Иоанн Васильевич Грозный, которого никто на Царство не выбирал. (Напротив именно Грозный ввел практику созыва Земских соборов). Он стал Царем как прямой потомок Великого Князя Василия Иоанновича, то есть тут был реализован именно династический принцип.
Это, что касается Рюриковичей. Что же до Романовых, то избрание представителя этой династии Михаила Федоровича Романова на царство вовсе не было "избранием" в том смысле, который придаем данному слову мы. Знаменитый Земской собор 1613 года был своего рода экспертным собранием, которое было призвано выявить того кандидата, чей род находился ближе всего к прежнему царскому роду. Таковым родом и признали род Романовых.
В Хронографе кн. Трубецкого читаем слова Дмитрия Пожарского: "…Днесь у нас в царствующем граде Москве благодать Божия возсия, мир и тишину Господь Бог даровал. Станем же у Всещедрого Бога милости просить, дабы нам дал самодержателя всей России. Подайте мне совет: есть ли у нас царское происхождение?". Летописание повествует дальше: "И тако все молчаше. И начаша власти глаголати: государь, Димитрий Михайлович, дай нам до утра срока. Во утрии же соидошася и некто дворянин Галича града предложи на Собор выпись о сродстве Цареве Михаила Федоровича Романова Царю Федору Иоановичу по сродству племянник, по матери же его благоверной царицы Анастасии Романовне иже бысть супруга царю Ивану Васильевичу, - той да будет царь, а кроме его никто не может быти". То есть выборность здесь, безусловно, подчинялась династийности. Кстати, и Земской собор 1584 года, который сопутствовал воцарению последнего Рюриковича Федора Иоанновича всего лишь засвидетельствовал свою преданность законному Государю.
Впрочем, в истории Руси был прецедент выборного царя. Таковым царем оказался Борис Годунов. Его избрали на Земском соборе 1598 года, обосновывая свое решение, главным образом, превосходными личными качествами Бориса. Апеллировали, конечно, и к родовому принципу, обращая внимание на родство кандидата (через сестру, жену Федора Иоанновича - сына Грозного) с угасшей династией. Но династический принцип явно уступал выборному. И что же? После смерти этого сомнительного, хотя и очень талантливого, "государя" в России началась Смута. Годунов, как, впрочем, и вся тогдашняя элита, пошел против русской политической традиции. И это нанесло страшный удар государству.
Православие и династичность
Хотелось бы все-таки подробнее рассмотреть вопрос - соответствует ли принцип наследственной передачи власти требованиям Православия. Можно было бы, конечно, сослаться на "Москву - Третий Рим", но это приведет к излишнему выпячиванию историософии - в ущерб метафизике. Вот и у г-на Малера главные претензии предъявляются к монархической "метафизике". По его мнению, она не вписывается в православную Традицию: "На самом деле, поскольку никакого оправдания династической, то есть биологической, кровно-родовой, монархии в рамках Православия не существует, идеологам династического монархизма ничего не остается, как искать этого оправдания в иных, неправославных традициях".
Не совсем понятно, что имеет в виду г-н Малер. Вообще то в "неправославных традициях" можно найти оправдание как монархии, так и демократии (или, скажем, клерикализма). Долгое время языческие народы жили в условиях военной (вечевой) демократии. Римская аристократическая республика также основывалась на язычестве. Но в то же время история знает и примеры языческих монархий (Ассирия, Вавилон, Персия).
Поэтому весьма странным выглядит отнесение монархизма к языческим доктринам: "Принцип династической монархии исходит из одной-единственной идеи об "избранности" и "сакральности" определенного исторического рода, который просто по факту своего существования имеет полномочия управлять государством. Идея "сакральной крови" вполне возможна в язычестве, где человеческий род вписан в единую пантеистическую картину мира, и отдельные его представители вполне могут быть от рождения более или менее сакральными, и обладать большими или меньшими правами господства. Естественно, что в языческом контексте любой цезаризм или цезаропапизм вполне обоснованы".
Тут надо четко провести разграничение между языческим и христианским разновидностями "легитимизма". В язычестве действительно сильны мотивы пантеизма. Разница между Божественным и мирским, Нетварным и тварным почти (а частенько и полностью) исчезает. Мир не столько творится, сколько проявляется из Божественного. Поэтому для язычника очень легко отождествить себя и бога. Известно, что многие правители древности вели свой род от богов, поэтому и сами считали себя богами. То есть святость приписывалась не только роду, но и самому правителю. Для того чтобы считать себя святым, божественным, ему необходимо было всего лишь сослаться на факт своего рождения.