«Исповедь победителя и оптимиста»
Ну, казалось бы, матерый антисоветчик, протеже самого Геббельса, как не стать «пособником фашистов» или, выражаясь несоветским языком, коллаборционистом? А вот представьте себе, не стал. Как вспоминал соратник Солоневича Всеволод Дубровский, поданный Иваном Лукьяновичем в самом начале войны смелый меморандум на имя Гитлера заставил немцев насторожиться. Он вспоминал: «Они не могли понять и той дерзости, с которою Иван Лукьянович, со свойственной ему прямотой, предупреждал Фюрера, что война против России и против Русского народа приведет к разгрому и гибели Германии!». Немцы не могли понять, как может «герр Золоневич» отказываться от предложенного ему поста министра пропаганды в правительстве независимой Белоруссии. Солоневич ответил, что предпочитает должность швейцара у министра пропаганды Всероссийского правительства.
Но и без желания Солоневича его имя и, главное, его книга «Россия в концлагере» активно использовалась в пропагандистких целях. На оккупированных территориях она распространялась очень широко.
Об отношении к гитлеровскому режиму и «акции генерала Власова» Солоневич писал после войны немало (писать что-либо «политическое» во время войны ему запретили немецкие спецслужбы), я не вижу оснований ему не верить.
- Белорус по происхождению, русский националист по сути Иван Солоневич - яркий пример реальности триединства русского народа (самоотождествление его с русскими очевидно из его работ). Сейчас, что во всем ужасе продемонстрировали события на Украине, концепция триединства де-факто ушла в прошлое, но еще всего век назад она была реальностью. Возродится ли она, или единый великорусский народ окончательно разделился на три братских… да, братских, но все-таки самостоятельных народа с собственной исторической судьбой?
- Еще раз: все-таки не националист, а империалист, это важно уяснить. Солоневич, конечно, называл себя и националистом, но при этом всегда отмечал, что настоящий русский национализм – это национализм имперский.
Второе замечание: единый русский народ, состоящий из великороссов, малороссов и белорусов и еще ряда субэтносов.
Наш народ разделен сегодня лишь искусственными границами (произвольно проложенными большевиками), административными по сути. Нормальные люди никакого разделения не чувствуют и не проповедуют. На Украине, да, за какие-то 20 лет вырастили новый людей, не помнящих родства и живущих в мире мифических представлений и о прошлом, и о сегодняшнем дне. Даже коммунисты не достигли таких «успехов» в этом постине дьявольском деле. Ведь во времена СССР все-таки украинец не считал великоросса врагом и оккупантом, ментальное отличие было на уровне «псковичи круче новгородцев».
«Украинизация» советской власти не удалась. Сегодня она торжествует в европейски-ориентированной Незалежной. Есть тупиковые ветви развития человечества, типа неандертальцев. Есть выродки и среди русского народа.
- В Вашем жизнеописании Солоневича большое внимание уделено его юношеским годам в Гродненской области и вообще в Белоруссии. Из воспоминаний, фотографий, газетных отчетов рисуется картина яркой, интересной, бурной жизни – творческие вечера, спортивные общества, газеты, национальный вопрос и так далее - которую невозможно назвать провинциальной. Как это контрастирует с нынешним состоянием этих мест – ухоженных, милых, но таких скучных (мне приходилось там бывать). Речь, конечно, не только о белорусской глубинке. Создается ощущение иного качества жизни, шедшего, наверное, в том числе и от количества – детей в семье, молодежи в целом. Это здоровое движение – куда оно ушло из нашей жизни? Может ли оно вернуться?
- Тут вопрос еще и в личности самого Солоневича. Человек с активной жизненной позицией всегда будет в эпицентре общественной жизни. Но, наверное, Вы правы, общий градус общественной активности в предререволюционной Российской Империи был высок. Здесь можно увидеть и плюсы, и минусы. Все-таки значительная часть общества под лозунгами прогресса призывала к революции. И своего, кстати, добилась, ужаснувшись затем последствиям.
Мне трудно судить о современной Белоруссии, но, например, в современной России те, кто жаждет общественной активности, имеют точки приложения сил.
Но, конечно, активность активности рознь. С одной стороны, всегда существует искус впасть в антигосударственнические заскоки. С другой стороны, и некоторая апатия общества – это тоже своего рода реакция на последствия революций: как бы не вышло еще хуже. Это если брать чисто политический аспект.
Если же говорить о действительно общественной деятельности, то и в самой что ни на есть провинции можно увидеть положительные примеры. Например, в прошлом году я ездил на премьерные показы фильма «Последний рыцарь Империи» в Самару и Новокуйбышевск. Последний – типичный моногород с населением около 100 тысяч человек. Возник в советское время, соответственно первый храм появился уже в наше время. Молодой деятельный батюшка, крепкий приход. Не только церковь построили, но и отдельное здание для культурно-просветительского центра: и кино можно посмотреть, и концерт организовать, и детишкам есть где свои творческие таланты проявить. Вот оно, здоровое движение в нашей жизни, идущее не сверху, а из народных глубин.
Или другой пример. Один мой хороший знакомый как-то автостопом долгое время путешествовал по российской глубинке. И сделал он такое наблюдение. В тех населенных пунктах, где был православный храм и не просто наезжающий время от времени, а постоянно живущий священник, жизнь разительным образом отличалась от невоцерковленных мест. В этих последних царило пьянство и прочее непотребство. А там, где хотя бы часть жителей составляли церковную общину, если не благолепие царило, то по крайней мере - нормальная человеческая жизнь.
Так что время и место – это все-таки вещи относительные.
- И еще по теме здоровья. «Я вижу только одно объяснение тому отвращению к социализму и к революции, на котором осталось все-таки подавляющее большинство русской молодежи: физическое здоровье. И, собственно, больше ничего. От словоблудия и рукоблудия мы отталкивались чисто инстинктивно. Было просто противно. Были отталкивающе противны: и стриженые курсистки революции, и ее длинноволосые студенты, их изуверство и их высокомерие… были органически противны их узкие бедра и узкие плечи, и узкие лбы, и узкие мысли. Но в совершенно такой же степени мы были противны им – вот почему примириться невозможно никогда», - пишет Иван Лукьянович в «Мировой революции, или Новом изгнании из рая». Но это же в полной мере можно отнести к нынешней ситуации в стране и мире: болезнь против здоровья, ад против Христа. Только соотношение сил, кажется, за последний век несколько сдвинулось в сторону узколобости и агрессивности. Эта взаимная «противность»-противостояние-разделение – преодолимы ли они? И нужно ли их преодолевать – или тут уж кто кого?
- Я уточню: «Мировая революция…» - название, которое дал книге Михаил Смолин. На самом деле это три части «Диктатуры импотентов», причем третья часть собрана из черновиков.
По сути вопроса: что общего у света с тьмой? Возможно ли их примирить? Мне кажется, что ответ очевиден. Если человек понимает, что есть добро, а что есть зло, разве он выберет зло? Разве предпочтет смерть жизни? Наверное, все-таки он попытается заблудших своих братьев наставить на путь истинный, а не отступит в сторону. Борьба добра со злом продолжается на протяжении всей истории мира. Когда силы зла восторжествуют на земле, Господь и прекратит эту борьбу.
Христианин не может равнодушно взирать на то, как его ближний отдается во власть греха. Такая пассивность в принципе неприемлема с православной точки зрения. И никакое «большинство» в данном случае не должно смущать.
«Делай что должно и будь, что будет» - кстати, это девиз Наследника Цесаревича Георгия Михайловича. Я думаю, что каждый православный христианин разделяет такую позицию.
- В одной из работ Солоневич, на фоне яркого описания трагической картины Февральской революции в Петрограде, дает жесткое указание по обузданию всех и всяческих революционеров: «Практическое поучение, которое можно было бы вывести из опыта первых революционных дней, сводилось бы к тому, что в эти дни все порядочные люди страны должны были бы бросить все дела и все заботы свои и заняться истреблением зловещих людей всеми техническим доступными им способами: револьверами, страхнином, крысиным ядом – чем хотите. Риск, с этим связанный, не имеет никакого значения, ибо, если вы пропустите момент первого риска, вы никак не уйдете от долгого ряда лет, где риск будет неизмеримо больше». Это в полной мере относится и к так называемым «цветным революциям», разного рода «болоткам» и прочему. Насколько применим этот совет Солоневича, учитывая, что автор завершает его короткой фразой: «Но я думаю, что этот рецепт утопичен»? Неужели общество вообще ничему не учится?
- Ну знаете, еще говорят, что история ничему не учит. А ведь это неправда, она не учит того, кто истории не знает. Я думаю, что некую прививку от революций человечество все же в ХХ веке получило. Другое дело, что надо постоянно напоминать о последствиях.
Об утопичности своего рецепта Солоневич сам говорит, но говорит он также о том, что корень непротивлении был в том, что многие ждали приказа сверху. Мол, есть где-то умное начальство, оно разберется, не допустит, накажет преступников. Так что поучение Ивана Лукьяновича, скорее, в том, что можно и нужно надеяться на Бога и на начальство, но и самим не надо плошать в тех ситуациях, когда нет тех, кто должен отдавать приказы. Это можно назвать гражданской ответственностью, политическим сознанием - суть не меняется. Государство построили не чиновники, государство построил народ – естественно, на то была воля Божья. И народ за это государство в ответе.
- Подводя итоги Второй мировой войны для России и Европы, Солоневич, перечисляя множество мифов, которыми жили страны и континенты, с горечью пишет: «Сотнями миллионов жизней оплатились наши вчерашние мифы. Во что обойдутся наши сегодняшние? Правда с большой буквы нам не дана. Но нельзя ли обойтись без сознательного вранья – с маленькой? Вот мчимся мы со стремительными скоростями на призывные огни легенды – и въезжаем в ямы братских могил. Нельзя ли установить какие-то правила политического «уличного движения»?». Огромную ответственность за мифотворчество Солоневич возлагает на интеллигенцию. За последние семьдесят лет ситуация, если и изменилась, то лишь к худшему – количество заразных мифов возросло пропорционально падению уровня среднего и высшего образования, а также морального уровня российского и западного обществ. Какова роль современных интеллектуальных кругов России и мира в обеспечении безопасности «политического уличного движения»? Или сейчас не приходится говорить ни об интеллектуалах как движущей силе политики, ни тем более о безопасности как политической категории?