Идеи декабристов: история и современность

Идеи декабристов: история и современность

В отечественной историографии (особенно, послереволюционной) декабрьское восстание 1825 г. всегда занимало особое место. В сущности, это - совершенно правильно. Ведь несмотря на то, что по форме это был очередной дворцовый переворот, каких в российской истории ХVIII в. было немало (недовольство дворянства выразилось в стремлении “посадить” на Русский Престол угодного аристократии кандидата в лице Великого Князя Константина Павловича); сущность декабрьского мятежа была куда глубже - изменение самого государственного устройства Российской Империи. Предыдущая подобная попытка, предпринятая “верховниками”, заставившими Императрицу Анну Иоанновну в 1730 г. подписать “кондиции”, ограничивавшие Царскую власть в угоду дворянству, не только закончилась неудачей, но и не носила открытого, “социального” характера.

Поэтому совершенно неудивительно, что и в либеральной, и в революционной историографии властно утвердилось непременно позитивное отношение к идеологам и участникам декабрьского мятежа. Идеологические шоры не давали исследователям объективно относиться к противоборствующим сторонам в этом социально-политическом конфликте. С одной стороны были “пламенные революционеры” (в советской традиции) или же благородные мечтатели и романтики (в традиции либеральной), а с другой -реакционный, ограниченный “царь-изувер” Николай Палкин, как его подленько обозвал идол интеллигентствующей публики конца ХIХ в. Лев Толстой.

Целью данного доклада является попытка с высоты нашего нынешнего исторического опыта непредвзято разобраться в идеологии декабристов и в том, что дали бы России “благородные борцы с крепостным правом”, приди они к власти. Конечно, историю переписать нельзя и сослагательного наклонения она не знает, но только изучая ее мы сможем объективно разбираться и в современных нам событиях. Существует расхожая фраза, утверждающая, что “история учит только тому, что она ничему не учит”. Это, разумеется, не так, но научить чему-то история может только того, кто ее знает. К сожалению, уже давно, с середины ХIХ в. (а отнюдь не только после катастрофы 1917 г.) русская историография фактически находится в плену у либерально-революционной интеллигенции, и пробраться к истине сквозь нагромождения идеологической дезинформации куда как не просто.

В начале не могу не сказать несколько слов о морально-нравственной стороне вопроса. Можно было бы начать с нарушения дворянами-офицерами присяги верности своему Государю (возражение, что они не еще присягали Николаю I, поистине, не серьезно; всем известно, что будущие декабристы намерены были убить Императора Александра I). Но слова о долге и чести, о фактическом нарушении церковного обета вроде бы православными людьми, к сожалению, не в чести у отечественных историографов.

Обратимся к более очевидным вещам. Уже полторы сотни лет никого почему-то не удивляет, что ни один из этих “благородных борцов с рабством” не освободил своих крепостных. Казалось бы, если ты уж такой противник рабской зависимости “мужичков”, - покажи пример -освободи имеющуюся у тебя “крещеную собственность”. Тем более, что юридическая база для такого акта была создана Императором Александром I, издавшим в 1803 г. Указ о “вольных хлебопашцах”. Но нет, говорить о “свободе” на заседаниях масонских лож или в великосветских салонах (попивая шампанское и закусывая ананасами, купленными на доходы со своих “именьишек”) - это одно, а действительно освободить своих рабов - совсем другое. А один из наиболее “пламенных” декабристов - П.Каховский, убивший героя Отечественной войны 1812 г. генерал-губернатор Санкт-Петербурга М.Милорадовича - вообще незадолго до мятежа проиграл последних своих крестьян “в картишки”, так что, видимо, терять ему было нечего, “кроме своих цепей”. Эту замечательную “двойственность” мировосприятия в той или иной мере сохранили все последователи декабристов в борьбе с Русской государственностью. Начиная с “разбуженного” декабристами А.Герце-на, который вел борьбу с крепостным правом (на прибыли со своих имений) и с Царским правительством (даже не конфисковавшим эти имения), и заканчивая идеологом анархизма князем П.Кропоткиным и самим “вождем мирового пролетариата” В.Ульяновым-Ленином (также не брезговавшими доходами со своей собственности).

Достойно упоминания и такое благородное деяние декабристов, как обман наивных и доверчивых солдат, которых они подвигли выступить “за законного царя Константина и жену его Конституцию”. Николай Бестужев в своих записках совершенно откровенно описывает с каким хладнокровием он и его единомышленники взялись за обман солдат, после заседания членов Тайного общества 27 ноября: “Рылеев, брат Александр и я... решились все трое идти ночью по городу и останавливать каждого солдата... и передавать им... что их обманули не показав завещания покойного царя, по которому дана свобода крестьянам и убавлена до 15 лет солдатская служба. Это положено было рассказывать, чтобы приготовить дух войска...”. Поистине - благородное дело идеалистов-романтиков! То, что солдатам, неведавшим, что творят, придется отвечать за участие в бунте - несущественно: “цель – оправдывает средства”.

Не менее примечательно поведение декабристов во время следствия. Подавляющее большинство из них с готовностью доносило о своих единомышленниках, еще не известных следственной комиссии. Несостоявшийся “диктатор” С.Трубецкой радовался, что не пошел на Сенатскую площадь (тоже, кстати, весьма благородный поступок), а то “мог бы сделаться истинным исчадьем ада, каким-нибудь Робеспьером или Маратом, поэтому в раскаянии благодарю Бога”. “Певец декабризма”, поэт К.Рылеев “Признавался чистосердечно... что преступной решимостью своей служил самым гибельным примером”. Е.Оболенский пишет Николаю I: “Сознавшись, я имею совесть спокойной, я падаю, Ваше Величество, к Твоим ногам и прошу у Тебя прощения не земного, но христианского... Отец Твоих подданных, посмотри в мое сердце и прости в Твоей душе Твоему заблудшему сыну”. А вот письмо к Государю Никиты Муравьева: “Ваше Величество, я знаю, что не имею никакого права на Ваше милосердие, но... доставь им (матери и жене) мои письма; они будут, по крайней мере,.. чувствовать весь ужас моего преступления”. Сам П.Пестель уверяет: “Все связи и все проекты, которые связывали меня с Тайным обществом, порваны навсегда; умру ли я, останусь ли жив, я отошел от них навсегда. Я не могу оправдаться перед Его Величеством; я прошу только Его милости: пусть Он соблаговолит использовать в мою пользу самое прекрасное право своей короны - помилование и вся моя жизнь будет посвящена признательности и безграничной привязанности к Его Лицу и Его Августейшей Семье”. Любопытны и слова из письма к Николаю I Каховского (который, между прочим, по поручению Рылеева собирался убить Государя): “Я люблю Вас, как человека, от всего моего сердца я желаю иметь возможность любить Вас, как Государя”.

А где же убежденность в правоте своих идей? Где же благородная готовность отдать даже жизнь свою для дела освобождения крестьян? Впрочем, конечно, не было бы ничего лучше, если бы все эти красивые слова произносились от чистого сердца, если бы раскаяние тронуло сердца людей, нарушивших присягу и изменивших своему долгу. Хочется верить, что для кого-то из них это так и есть. Но как похожи эти слова на плачь Робеспьера, отвозимого на гильотину бывшими соратниками или на раскаяние “старых большевиков”, валявшихся в ногах у своих палачей и готовых на все, ради сохранения собственной жизни.

Но вернемся все-таки к идеологии декабристов. Точнее сказать, - к идеологиям, поскольку сколько-нибудь четкого идейного единства у Тайных обществ не было. Согласие было только по нескольким пунктам - уничтожение Самодержавия, захват власти и ликвидация крепостного права.

Весь этот джентльменский набор был, разумеется, обильно сдобрен национально-патриотической фразеологией. Как справедливо подметил крупнейший современный богослов и историк протоиерей Лев Лебедев: “Этот национальный “оттенок” еще раз говорит об известном факте: национализм (с его громкими националистическими теориями и лозунгами) - такое же порождение и оружие масонства, как и интернационализм”.

Взгляды на грядущее устройство России у декабристов были самые разнообразные. Из всего многообразия идеологических концепций явно можно выделить две - наиболее характерные и проработанные -изложенные в относительно умеренной “Конституции” Никиты Муравьева и достаточно радикальной “Русской Правде” П.Пестеля. На них мы остановим свое внимание.

Никита Муравьев был одним из лидеров т.н. Северного общества. И хотя у него были сторонники и на юге, но его влияние нельзя даже сравнивать с весом Пестеля, который был фактическим диктатором Южного общества. Большинство “южан”, да и значительная часть “северян”, пребывали под постоянным идеологическим давлением Пестеля, который практически не терпел инакомыслия. Ярким выражением этого была дискуссия о форме правления в России. Когда Пестель в 1824 г. прибыл в Санкт-Петербург для создания единой идеологической платформы, в качестве которой он предлагал свою “Русскую Правду”, предполагавшую республиканский строй, он заметил колебания многих “северян”, традиционно выступавших за ограниченную монархию. Чувствуя нерешительность многих заговорщиков он ударил по столу кулаком и воскликнул: “Так будет же республика!”. Смущенные столь явным давлением, “северяне” ответили согласием.

В чем декабристы были поистине единодушны, так это в подготовке цареубийства. Об этом восторженно пишут все советские историки. Даже современный западный историк Патрик О’Мара, либерально настроенный, во всем сочувствующий заговорщикам и оправдывающий их действия, вынужден признать, что в этом вопросе заговорщики были совершенно единомысленны. Выдвигались различные планы убийства Императора Александра I в 1817, 1821, 1823, 1824 и 1825 гг., Наследника Цесаревича Константина Павловича в 1824 г. и Николая I в ходе декабрьского бунта 1825 г. По разным причинам эти проекты либо отвергались самими заговорщиками, либо не могли быть осуществлены по независящим от мятежников причинам.

Но перейдем к специфике идеологических концепций, подготовленных для России вождями декабристского заговора.

Вопрос государственного устройства Никита Муравьев предполагал отдать на откуп “Земской думе”, своего рода “учредилке”. В “Конституции” же Муравьева в общих чертах изложена концепция ограниченной дуалистической монархии. Но и здесь есть интересные особенности. Принимая во внимание, что Императора предполагалось убить или пожизненно заточить в тюрьме, а Императорскую Фамилию выслать за пределы России без права возвращения, возникал вопрос о новом Царствующем Доме. Где же изыскать новую династию Российских Государей? Ответ прост: в качестве нового “императора” “Великий Собор” должен был выбрать “достойнейшего”. А раз “царя” можно выбрать, то, в случае неповиновения “Собору”, его можно и перевыбрать . Таким образом, вместо хоть и ограниченной, но законной Монархии, декабристы, сторонники Никиты Муравьева, собирались установить в России олигархический образ правления – своего рода диктатуру знати, закамуфлированную псевдомонархической надстройкой. Не правда ли эти идеи весьма созвучны идеологии современных лжемонархистов-“соборников”?