Путь к государственной традиции и политическая теория

Будущее России во многом предопределено тем, какую государственную модель мы строим. Если продолжим создавать то право, которое сегодня разрывает страну на части - ее территорию и политическую нацию, дробящуюся на враждебные социальные группы - гибель страны не за горами. Если мы попытаемся спасти Россию, то нам придется существенно менять те правовые установления, которые были созданы за последние полтора десятка лет и превратили государственный механизм в груду развалин.

Иное право потребует иной государственной теории, восстановления русской интеллектуальной традиции государствоведения. Для этого придется ясно прочувствовать, что право, понятое как совокупность действующих норм, подавляет теорию государства. В академических курсах Теория государства отступила в область отвлеченной философии, где продолжают сосуществовать марксистская и либеральная профессура, а ее место заняла рутинная Теория права, замешанная на либеральных идеологических догматах.

Таким образом концепция государства подчинена текущему состоянию законодательства, которое во множестве аспектов уже накопило критическую массу ошибок. В современном либеральном праве теория государства меркнет и умирает, а вместе с нею умирает и Россия - высшее образование ежегодно выпускает легиона "образованцев", не ведающих путей русского возрождения.

В патриотическом движении также присутствует опасная тенденция - неприятие права как такового и отвержение государства вместе с политическим режимом. Своего рода почвеннический нигилизм, который не в состоянии ничего добиться, поскольку также лишен продуктивного политического мировоззрения и пренебрегает политической теорией. Поэтому не в состоянии понять, что Россия - прежде всего государство (хотя и не только государство).

Государственная теория для нас является спасительным восстановлением доктрины политического бытия российской нации, а вместе с ней - российской государственной Традиции.

В условиях, когда либерализм всюду утверждает антигосударственные и антинациональные правовые нормы, национальное патриотическое движение должно противопоставить этому теорию государства - концепцию, на базе которой может быть создано иное право. Причем не умозрительное, как у либералов, а идущее от жизни и традиции. Таковая же теория невозможна без понимания русской государственной имперской традиции.

Страх обывателя Возрождению русской государственной традиции более всего мешают страхи обывателя, замешанные на частном эгоизме и либеральных идеологических штампах.

Вот наиболее привычные образцы таких страхов:

Вы хотите передела собственности? Но это же война всех против всех! Да, такая война ведется не один год - между разбойниками, захватившими куски нашего национального достояния. Это достояние русские традидиционалисты должны вернуть - прежде всего контроль за сырьевыми ресурсами и крупнейшими производствами, созданными трудами нескольких поколений. Нашей традиции чуждо государство-тунеядец, живущее только на сборе налогов. Нам жизненно важно использовать государственный аппарат насилия, чтобы пресечь коррупцию и защитить отечественного производителя.

Вы хотите ликвидации свободы слова? Да, наша государственная традиция должна быть возвращена и в этой области - растление народа и массовое сквернословие должны быть пресечены силой государственной власти.

Вы хотите, чтобы у русских появились расовые предрассудки? Мы против предрассудков. Но национальное самосознание русских - насущно необходимо, поскольку создает ту солидарность, без которой немыслимо национальное единство.

Вы хотите оккупировать бывшие союзные республики? Это же имперские амбиции! Имперский порядок - единственно возможен для организации пространств исторической России. А воссоединение этих пространств - вопрос жизни и смерти для русской цивилизации.

Вы хотите диктатуры, ликвидации демократических завоеваний? Либеральная демократия разрушает государство, завоевание России иноземной идеологией и пропагандой - тягчайшее испытание нашей жизнеспособности. Государство - единственное средство прогнать завоевателей и отразить доселе неизвестный русскому народу тип агрессии.

Вы хотите посадить на шею народу Царя! Русским надо освободить "народную шею" от разместившейся на ней кампании изменников и казнокрадов. А русская монархия - это не ярмо, а державный венец для русского народа.

Либеральная пропаганда делает все, чтобы народ оставался невежественным, чтобы у него не возникало уважения к учености, а стало быть, и желания всерьез искать причины своего бедственного положения и ответственно относиться к будущему, зависящему от каждого из нас. Поэтому русская политическая теория важна именно как восстановление интеллектуальной традиции и преодоление обывательского невежества. Теория государства, ненужная либералам, для русским традиционалистов должна стать интеллектуальным достоянием, достоинством "солдата Империи".

Либеральный нигилизм

Современный либерализм перешагивает через европейскую интеллектуальную традицию, в которой считалось, что естественный нравственный закон создавал государство и за государством признавалось национальное своеобразие. Универсализм свободы имел собственное национальное лицо.

Монтескье писал, что "законы должны находиться в таком тесном соответствии со свойствами народа, для которого они установлены, что только в чрезвычайно редких случаях законы одного народа могут оказаться пригодными и для другого народа". Консерватор Э.Берк считал, что у свободы "есть родословная, своя портретная галерея предков, ей принадлежат подписи на монументах, документы, свидетельства, титулы и права". Иными словами, мы имеем дело не с индивидуальной свободой, а со свободой нации, понятой в связи с Традицией.
Только одно из течений европейской мысли, причем наиболее умозрительное, начало соединять свободу и право, полагая, что свобода может быть реализована только в праве. Кант писал, что за человеком должно признаваться только одно естественное право - право быть свободным. Или такая "совокупность условий, при помощи которых свободу одного человека можно совместить со свободой другого по общим законам свободы". Свобода была отождествлена с благом, а благо стало, как писал Берк по поводу Французской революции, предлогом для злодейства и убийства - единственной цели и результата революционного бунта против Традиции.

Если в понимании свободы русская традиция говорит о том, что свобода имеет ценность только как свобода от греха, свобода духа, то в классическом либерализме свобода состоит в том, чтобы зависеть только от законов (Вольтер). Современный либерализм идет еще дальше - для него свобода уже не в широком понимании законности, выстраивающей в систему все социальные отношения, а в политической свободе от государства как такового. Современный либерализм берет из европейской традиции только одно из радикальных нигилистических течений: свобода понимается как торжество личности над властью (Констан).

Личность, торжествующая над властью может состояться только в обществе, где индивиды консолидируются произвольно, вне связи с каким-либо исходным принципом. И это есть федерализм в действии - современная форма уничтожения государства, современный тип антигосударственного злодейства. Федерализм как широкая автономность любого фрагмента общества, созданного случайно или для частной задачи, заведомо непрочного и не ставящего перед собой никаких стратегических задач государствостроительного характера и не признающего таких задач, оказывается доктриной дальнейшего изживания Традиции. Концепция общественного договора, интерпретированная современными либералами уже не как исходная причина образования государства (как это было в классическом либерализме), а как универсальный закон, требует зыбкости любой социальности и готовности развалиться на элементарные фрагменты, как только возникнут сомнения в целесообразности "договора". Это и есть в понимании либералов структура гражданского общества, которое становится символом противостояния государству и подчиняет принцип государственного единства принципу федеративной автономии субъектов гражданского общества. Соответственно и власть должна быть федерацией и строиться на принципе разделения властей и противопоставления их ради того, чтобы государство было ослаблено перед федералистскими и сепаратистскими силами.

Подмена целостности государства фиктивной целостностью гражданского общества была ясна русским государствоведам уже в начале ХХ века. Б.Н.Чичерин писал: "государство как единое целое есть реальное явление; общество как единое целое, есть фикция". Он понимал, что "государство есть союз абсолютный, представляющий собой высшее сочетание противоположных начал общежития личного и общественного".

Соединение общества в структурированное единство невозможно без жестких рамок для проявления свободы - закона. При этом оба начала объемлются третьим элементом - властью, которая охраняет право и закон. Над властью стоит только нравственный закон, гарантирующий подвластных от произвола и притеснений. Государство, в отличие от церкви, не есть только лишь нравственный союз, "а союз принудительный, коренное же начало, на котором зиждется всякая принудительная организация, есть не самопожертвование, которое по существу своему добровольно, а право".

Здесь русский консерватизм смыкается с европейским. Так, де Местр считал, что человека можно спасти только сковав его ужасом перед властью. Первейшая потребность человека состоит в том, чтобы его растущий рассудок оказался под двойным контролем - государства и церкви. Индивидуальный рассудок следует подчинить разуму нации.

Отличие лишь в том, что европейский консерватизм склонялся к абсолютизму, а русский - к самодержавию, ответственному положению высшей власти, подчиненной нравственной закону и правящей государством посредством права.

Монархия европейская и русская

Французский политический мыслитель XVI века Жан Боден, считал, что монарх свободен в соблюдении или нарушении собственной клятвы, соблюдении или нарушении собственных законов. Поскольку и то, и другое - обещание данное самому себе, которое может быть в любой момент пересмотрено. Монарх обязан только Богу. И то лишь постольку, поскольку он опирается на некоторую религию. Столь абсолютное понимание власти монарха отрицает даже право народа на сопротивление тирании, требуя от народа терпения и мученичества даже в самых вопиющих ситуациях, когда надо бы восстать против Зла. Гегель полагал, что народ без монарха перестает быть народом, поскольку не организован в государство. Государство народом не придумывается и не создается - государство есть данный историей факт. Таким образом, монархическая теория государства по-европейски, точно формулируя некоторые аспекты понимания власти, все же упускает нравственную задачу власти и миссии монарха. Поэтому монархия по-европейски тоже означает конец истории, только по иным основаниям, чем у либеральных республиканцев нашего времени.

Иную интерпретацию монархии дает русская политическая традиция.

Русская идея царства также почитает монарха богоподобным, поскольку требует уравнения всех сословий и социальных разрядов перед Царем - также как всех верующих перед Богом. Монарх олицетворяет единую и единственную власть. Но, также как и перед Ликом Христа бессмысленно чваниться чинами и родовитостью, перед Самодержцем все равны, но для него - все различны в их духовной ипостаси, нравственном и профессиональном потенциале, пригодном для славы Отечества народного блага.