Иван Солоневич против НТС

Огосударствление промышленности, сегодня является и трендом развития российской экономики (хотя такая концепция и не озвучивалась никогда официально), и важнейшим элементом борьбы за «социальную справедливость» как со стороны прямых и косвенных наследников большевицкой партии, так и у «национальной оппозиции». В связи с этим публикуемый доклад А.Сорокина на XVI конференции «Иван Солоневич – идеолог Народной Монархии» приобретает особую актуальность.

Одной из замечательнейших черт публицистики И.Л. Солоневича является, на мой взгляд, высокий градус полемичности его статей. В отличие от многих других современных ему авторов русского зарубежья, Иван Лукьянович отнюдь не стремился к бесконфликтности, приравнивая такое стремление к беспринципности. Поэтому с самого начала своей журналистской деятельности в эмиграции он постоянно и, в большинстве своем весьма основательно, критиковал, критиковал  и критиковал. В каком-то смысле он имел на это полное право – его жизненный опыт охватывал и дореволюционную Россию, и революцию с Гражданской войной, и подсоветский СССР 1920-1930-х годов, и Русское зарубежье 1930-1940-х.

Первая волна эмиграции не имела поревлюционного опыта, вторая – дореволюционного. Солоневич стал как бы «полуторным поколением», в чем состояло его преимущество. До войны одним из главных объектов критики И.Л. Солоневича был Союз младороссов, созданный в 1923 году и распущенный в 1942-м. Вернее объектом полемики была просоветская младоросская идеология, предлагаемая России, как зарубежной, так и подсоветской, в качестве альтернативы коммунистической идеи. Если в двух словах охарактеризовать эту идеологию, то достаточно сказать, что Союз младороссов в эмиграции называли Второй советской партией, под первой разумея ВКП(б).

После войны место младороссов заняли солидаристы, члены Народно-трудового союза российских солидаристов, ранее наызвавшегося Национальным союзом нового поколения (основан в 1930 году), а до того Национальны союзом русской молодежи за рубежом. За это их иногда называли «нацмальчиками».

Солидаристов, как и младороссов явно объединяло публично провозглашаемое неприятие опыта старшего поколения, обвинение его в поражении в Гражданской войне и неспособности эффективно противостоять большевизму.

Солоневич же видел иное общее в позициях его обоих противников – принятие в той или иной степени идей социализма, некий новый социализм, отличный от реального социализма терминологией, но не сущностью отношений «власть-народ». К тому же, в отличие от младороссов, солидаристы проповедовали эти идеи, окончательно отбросив внутренне противоречивый младоросский тезис о сочетании советского содержания с монархической формой. В 1946 году, после завершения войны с Германией, во время которой пропаганда солидаристской идеологии была наиболее активна на оккупированных территориях и в частях Руссой Освободительной Армии, т.е. среди советских граждан, НТС принял новую программу (до Солоневича текст дошел, по-видимому, в 1948 году). Программу, если так модно выразиться, республиканско-демократическую.

Республиканизм солидаристов был понятнее новым эмигрантам (второй волне русской эмиграции) и, в перспективе, на примере явных бытовых преимуществ западных республиканских общественно-политических моделей, должен был стать ближе подсоветскому обывателю будущих поколений. Собственно, последнее обстоятельство и обусловливает актуальность критики Солоневичем идеологии солидаризма, потому что представителями этих самых поколений являемся мы с вами, тех поколений, которые выбрали ложную республиканскую альтернативу и не смогли по тем или иным причинам воплотить то, за что всю жизнь боролся Иван Лукьянович, не смогли после формального окончания советского периода вернуться на исконный русский путь православной монархии. И одной из причин этого является недостаточное, мягко говоря, знакомство с творчеством И.Л. Солоневича.

Принимая во внимание ограниченность объема доклада по заявленной в заглавии теме, я вынужден обратиться только к материалам основанной Солоневичем в 1948 году газеты «Наша страна» за период до 1953 года (Иван Лукьянович скончался 24 апреля 1953 года). Хотя в №2 (стр. 6) «Нашей страны» Солоневич пишет, что «в Мюнхене то ли издана, то ли должна быть издана моя книга «Без иллюзий», в которой солидаризму посвящено много места и много внимания», данная книга до нас, к сожалению, не дошла. Но, все же, полагаю, что и этого материала будет достаточно, чтобы уяснить главный смысл солоневической критики солидаризма.

В «Нашей стране» спор со сторонниками солидаризма И.Л. Солоневич начал уже в первом номере, в статье «Восемь лет». На 2-й странице мы читаем: «Современные русские массы делятся так: а) монархисты, б) солидаристы и в) коммунисты, причем нужно отметить тот прискорбный факт, что программа солидаристов есть собственно программа коммунистическая». В обзоре прессы (стр. 4, раздел «Чтец-декламатор») мы читаем: «Солидаризм есть партия советской бюрократии, желающая удержать свои посты и не желающая сидеть в концлагерях».

В следующем, втором номере «Нашей страны», предполагая, что у части читателей могло возникнуть впечатление лишь «кавалерийского наскока», Солоневич утверждает, что «солидаризм есть настолько страшное явление, что одними наскоками от него не отделаешься». В связи с этим выявлению сути солидаризма посвящается статья под характерным названием «Компартия зарубежная», публикующаяся в трех номерах - №№2-4 (в №3 статья называется «Компартии зарубежья», в №4 – «Компартия зарубежья»).

В №2 на стр. 7 мы читаем: «солидаризм есть тоталитарная и коммунистическая партия, впитавшая в себя все “лучшие традиции” Чернышевских и Нечаевых, Рудиных и Шигалевых, Лениных и Сталиных». При этом, Иван Лукьянович тут же делает оговорку: «называя солидаристов коммунистической партией, я базируюсь только на их программе». И в другом месте: «тут надо сказать прямо и честно: дело идет о “быть или не быть”», т.к. «ЦК солидаристов объявил монархизм врагом номер первый».

Солоневич замечает, что «среди солидаристов есть очень много лично мне известных людей, которые увлечены “работой”, организацией и даже “жертвами” и которые никакими программами не интересуются никак. Они, видите ли, “действуют”. Но они имеют очень отдаленное представление во имя чего они действуют. Чаще – не имеют и вовсе никакого представления. У солидаристов есть больше, чем в какой бы то ни было эмигрантской организации количество активных и действительно жертвенных людей. Но они идут теми же путями, какими шли предшественники Ленина-Сталина и приходят к тем же результатам, к каким пришли приспешники Ленина и Сталина». «Люди, навечно завороженные “книжной сладостью”, как об этом выражались в Московской Руси, или люди, заколдованные цитатами, как это формулирую я, имеют чисто барственную привычку не замечать самых очевидных фактов» («Наша страна, №86, стр. 2).

Каким-то унаследованным от предков крестьянским, я бы сказал даже «кулацким» чутьем Иван Лукьянович за словесной завесой НТС-вской программы о Свободе и Справедливости, Праве и Добре, Народе и Труде безошибочно обнаруживает краеугольный камень настоящей, не для внешнего потребителя, идеологии солидарзма. Камень этот – вопрос об отрицании НТС частной собственности на средства производства, об экономической несвободе, как сути солидаристской конструкции, и ее неизбежном следствии – тоталитарно-террористической диктатуре экономически господствующей, паразитирующей за счет народа люмпен-бюрократии, т.е. о том же самом социализме и его полицейском (ЧКистским, ГПУшным и т.д.) государстве.

Программа НТС 1946 года, как сегодняшние Основы Программы НТС года 2000-го, предусматривала «право личной собственности на трудовой доход и трудовые сбережения, на предметы личного обихода и потребления, на жилище и предметы домашнего хозяйства, на усадебную землю в селе и городе». А вот в отношении собственности на средства производства, т.е. на то, что обеспечивает экономическую свободу, солидаристами изобретается некая «функциональная частная» собственность: «Она является частью общенационального достояния, находящейся, при условии рациональной эксплоатации, в управлении и использовании ответственного хозяина. Таким образом, функциональная частная собственность является служебной по отношению к… государству… Владение частной функциональной собственностью… допускается на условиях контроля и направления хозяйственной деятельности со стороны государства». Собственность служебная по отношению к государству - это и есть настоящая солидаристская «правда».

Именно оно, государство (т.е. чиновники, каковыми в будущем мнила себя НТСовская верхушка) будет решать рационально ли эксплуатируются находящиеся якобы в частной собственности средства производства, ответственным ли (уж, не перед бюрократией ли, в первую очередь) является хозяин, насколько он следует указанному государством направлению и с пониманием ли относится к формам и способам осуществляемого государством контроля. А если что не так, то и лишить Степку Иванова самой что ни на есть «частной» функциональной собственности и отправить его зарабатывать на собственность личную.

Перед изложением самой критики Солоневичем солидаристской идеологии необходимо сделать маленькое отступление. Многие, исходя из школьного курса истории, предполагают, что после отмены крепостного права крестьянин мог встать и пойти, куда глаза глядят. Однако, все было не так просто. Крестьянин был членом сельской общины (мира) и именно община владела землей, время от времени перераспределяя наделы между крестьянскими хозяйствами. Так считалось справедливым – эти пять лет мне заболоченная низинка, следующие пять лет – тебе. Подати, включая выкупные платежи за землю, платили всем миром, под солидарную ответственность (круговую поруку). Поэтому уйти крестьянин мог только с согласия сельского схода, да и еще, естественно, терял право на надел. Ситуация стала меняться благодаря аграрной реформе Императора Николая II (Столыпинской). На 1 января 1916 года из 13,5 млн крестьянских домохозяйств выделилось из общины и получило землю в единоличную собственность 1,436 млн (10,6%). Ходатайства о закреплении земли в частную собственность были поданы более чем 6 миллионами домохозяйств из существовавших 13,5 млн. То есть почти половина крестьян стали или готовились стать единоличниками, частными собственниками средств производства, к которым, как правило, подлежал применению их собственный труд. Таким образом, не менее чем половине населения в самые ближайшие годы предстояло стать тем, что нынче называют средним классом. Классом – носителем практики, идеологии и психологии экономической свободы, частной хозяйственной инициативы. Именно этот экономически самостоятельный класс должен был стать прочной опорой в выполнении монархом – носителем верховной власти задачи удержания бюрократии в рамках служилой функции, в предотвращении захвата бюрократией экономического господства.

В результате политики коммунистического террора в деревне, а одним из первых декретов советской власти был декрет о земле, отменяющий всю частную собственность на землю, в том числе крестьянскую, уже крестьянами выкупленную, этот нарождающийся класс был численно сильно сокращен и обращен в результате коллективизации в сельскохозяйственных рабов. Но и в середине прошлого века, к 1949-му, например, году крестьяне (включая работников совхозов, числящихся в социальной группе рабочих) составляли более половины населения страны. А во второй половине населения вчерашние крестьяне, прежде всего не вернувшиеся в деревню, а осевшие в городах фронтовики, также составляли значительную долю. Солоневич надеялся, что «кулацкий» инстинкт у них, еще сохранился. Ведь с момента коллективизации прошло всего лишь двадцать лет и были живы те, кто помнил доколхозные времена, а то и Царя. Поэтому Иван Лукьянович в своей критике экономических идей солидаристов говорит, в первую очередь, о крестьянах, о противоречии программы НТС их интересам. Хотя мы и сегодня можем с полным успехом применить его аргументы к любому, стремящемуся к свободе частной хозяйственной инициативы, от обыкновенного «бомбилы» до «владельца заводов, газет, пароходов» (не властного назначенца, конечно же). Да и наемный рабочий, следуя логике Солоневича, должен быть объективно заинтересован в свободе приложения принадлежащей ему собственной рабочей силы, определения ее стоимости на основе рыночных механизмов, в том числе через реальные профсоюзы, а не через пресловутую «школу коммунизма».

(Окончание в № 105 и 106)