О русском христолюбивом воинстве

В этом номере мы републикуем статью известного эмигрантского литератора и публициста Григория Месняева, посвященную нравственному облику воинов Русской Императорской Армии.

14 июля 1904 года Высочайше был утвержден «Наказ русской армии о законах и обычаях сухопутной войны». В этом наказе, в той части, в которой он касался солдат, в частности, были такие пункты:

«2. Рази врага в честном бою. Безоружного врага, просящего пощады, не бей.

3. Уважай чужую веру и ее храмы.

4. Мирных жителей неприятельского края не обижай, их имущества сам не порти и не отымай, да и товарищей удерживай от этого. Жестокость с обывателями только увеличивает число наших недругов. Помни, что солдат – Христов и Государев воин, а потому и должен поступать как христолюбивый воин.

5. Когда окончилось сражение, раненого жалей и старайся по мере сил помочь ему, не разбирая – свой ли он или неприятельский. Раненый уже не враг твой.

6. С пленными обращайся человеколюбиво: не издевайся над его верою, не притесняй пленного и не трогай его имущества».

А как этот наказ преломлялся в жизни, на полях сражений, красноречиво говорит нижеследующее письмо, адресованное русской армии японцами. По-русски оно гласит:

«Запасный солдат Василий Рябов, 33-х лет, из охотничьей команды 284-го пехотного Чембарского полка, уроженец Пензенской губернии, Пензенского уезда, села Лебедевка, одетый как китайский крестьянин, 27 сентября сего года был пойман нашими солдатами в пределах передовой линии. По его устному показанию выяснилось, что он, по изъявленному им желанию, был послан к нам для разведывания о местонахождениях и действиях нашей армии и пробрался в нашу цепь 27 сентября через Янтай. После рассмотрения дела установленным порядком, Рябов приговорен к смертной казни. Последняя была совершена 30 сентября ружейным выстрелом. Доводя об этом событии до сведения Русской армии, не можем не выразить наше искреннее пожелание уважаемой армии, чтобы последняя побольше воспитывала таких истинно прекрасных, достойных полного уважения воинов, как означенный рядовой Рябов. На вопрос, не имеет ли он высказать что-либо перед смертью, он ответил: «Готов умереть за Царя, за Отечество, за Веру». На предложение: мы вполне входим в твое положение, обещаемся постараться сообщить, что ты так храбро и твердо шел на подвиг смерти за Царя и Отечество, и если есть что передать им от тебя, пусть будет сказано, – он ответил: «Покорнейше благодарю, передайте, что было». Перекрестившись, помолился долго в четыре стороны света, с коленопреклонением, и сам, вполне спокойно, стал на свое место... Присутствовавшие не могли удержаться от горячих слез. Сочувствие этому искренно храброму, преисполненному чувства своего долга, и примерному солдату, достигло своего предела. С почтением, капитан Японской армии...».

Геройская смерть Василия Рябова, его готовность умереть безропотно «за Царя, за Отечество, за Веру» – самым убедительным образом свидетельствует о том, что российское христолюбивое воинство – не выдумка, не официальная фикция, а самая реальная и наглядная правда.

Безусловно, Василий Рябов был не один. Примеров святой самоотверженности и высокой христианской настроенности русских воинов было, конечно, множество. Каждый участник I Мировой и Гражданской войн может вспомнить их немало.

Что касается Тюренченского боя, когда священник с крестом в руках шел впереди полка, идущего в атаку, то и здесь в полной мере сказались те черты русского воинства, которые-то и делали его христолюбивым.

Священник вел офицеров и солдат не на убийство, а на подвиг, на выполнение самого тяжкого и самого святого долга, который выпадает на долю человека. Бой не убийство, а поединок, в котором в равной мере, с обеих сторон, требуется выявление самых высоких духовных свойств человека. Убийство же предполагает, во-первых, беззащитность жертвы, а, во-вторых, – низменность побуждений, лежащих в основе преступления.

Роль священника на войне очень велика и очень непроста. От него не требуется того, что сделал священник в Тюренченском бою; его никто не обязывает идти впереди атакующих. Однако, этот высокий подвиг, проявленный им с таким мужеством и самоотвержением, как раз и говорит о том, что русское воинство было христолюбивым, ибо в противном случае порыв священника не нашел бы ответного отклика в сердцах русских воинов, которых он увлек в бой. А такой отклик был, ибо подвиг полка и проявленное им геройство – достигло в этом бою высшего своего напряжения.

Идея воинского христолюбия не исчезла вместе с крушением Российской армии. Да она и не могла исчезнуть, ибо она лежала и лежит в основе русского национального сознания.

В самом деле, то, что мы называем «белой идеей» и что является основой нашей непримиримости к поработившему Россию злу, имеет в своей основе религиозное и даже православное начало.

Проф. И.А. Ильин очень справедливо писал, что «белая идея» – это идея борьбы за дело Божие на земле, это борьба, «в которой человек, мужаясь, ищет опоры в своем религиозном опыте».

«Поэтому, писал он, – если белые берутся за оружие, то не ради личного и частного дела и не во имя свое: они обороняют дело духа на земле и считают себя в этом правыми перед лицом Божиим. Отсюда религиозный смысл их борьбы: она направлена против сатанинского начала и несет ему меч; но внутренне она обращается к Богу и возносит к Нему молитву. Господь не влагает нам в руки меч; мы берем его сами. Но берем его мы не ради себя и сами готовы погибнуть от взятого меча».

Вот прекрасные слова, которые определяют духовную сторону воинского дела. Это дело совсем не убийство, а готовность каждого воина и самому погибнуть от взятого в руки меча.

Естественно, конечно, что такое глубокое постижение воинской идеи долга и его христианской основы, – дано немногим. Большинство же самых простых, заурядных воинов, от века и до века защищавших Церковь Божию и свое Отечество, не смогли бы формулировать те чувства, которые руководили ими в их воинском служении. Но верным национальным инстинктом и внутренними зовами к высокому они знали и чувствовали правоту своего дела и высокую ценность своей принадлежности к христолюбивому воинству.

Не следует, конечно, создавать, хотя нас и ласкающие, но ложные мифы. Правда – прежде всего. Но, с другой стороны, нельзя сухим рационализмом и скептицизмом колебать то святое, на чем веками зиждилось русское самосознание; нельзя с легким сердцем разрушать Русскую Правду!

«Наша страна», №782 от 19 января 1965 г.

Об авторе

Григорий Валерианович Месняев (1892-1967) – писатель, общественный деятель русской эмиграции.

Из дворянского рода. Детство провел на семейной усадьбе при селе Астафьево, около Белева Тульской губернии. В 1909 году окончил Орловский Бахтина кадетский корпус, в 1914 году – юридический факультет Киевского университета.

Затем поступил в Виленское военное училище, по окончании которого в составе 152-го Владикавказского пехотного полка участвовал в I Мировой войне. Был тяжело ранен, за храбрость был представлен к ордену Святой Анны 4-й степени, произведен в поручики. В гражданскую войну, с августа 1919 года, состоял в Марковском полку Белой Армии; при эвакуации из-за болезни был оставлен в Ростове. Проживая в советской России, скрывал свое прошлое; работал в учреждениях здравоохранения.

С 1942 года находился на оккупированной германской армией территории. В 1943 году переехал в Баварию. В 1948 году возглавил комитет представителей местных русских эмигрантов в Баварии, который установил памятник Суворовским чудо-богатырям на месте старого русского военного кладбища в лесу около Вейнгартена.

В 1949 году переехал в США. Живя в Нью-Йорке, стал известным писателем. Автор книг «За гранью прошлых дней» (1957), «Поля неведомой земли» (1962), «По следам минувшего» (1965). Редактировал газету «Россия» (с 1963 года). Также много печатался в журнале «Возрождение» (Париж), газете «Наша страна» (Буэнос-Айрес). После смерти Бориса Бразоля (1963 год) был избран председателем Общества им. Пушкина.

Похоронен на кладбище Ново-Дивеевского монастыря (штат Нью-Йорк).