Что такое интеллигенция?
В этом выпуске «Монархиста» в рубрике «Русская публицистика» мы публикуем (с сокращениями) статью Владимира Мержеевского, посвященную социальному слою, роль которого в русской истории велика и заслуживает пристального внимания.
Один из русских артистов, в своих воспоминаниях, так пишет о первых днях Февральской революции и его встрече с Леонидом Андреевым. «Мы столкнулись с ним на углу Моховой и Невского… «Вот, – сказал он с присущим ему подергиванием плеч и вбиранием воздуха, как-то шумно внутрь, нервным судорожным движением ноздрей… – Революция... Ведь это мы с Павлом Николаевичем Милюковым задумали… Прихожу я к Павлу Николаевичу и говорю ему: пора начинать… Ну и начали… вот видите сделали…» Он посмотрел на себя, на мимо идущих людей и продолжал: «Свобода… а вот никак ее почувствовать не могут… плечей разогнуть не смеют. Все еще сгорбленные и сутулые. Свобода… не могут еще понять ее»…
Скоро и сам Леонид Андреев, по пьяному делу устроивший революцию, хорошо почувствовал эту «свободу» и бежал в Финляндию. Оттуда он посылал по всему миру призыв о помощи, но мир остался глух. Андреев, когда произносил свою тираду, был пьян, что было, кажется, для него нормальным состоянием в последние его годы жизни в Петрограде, но пьян он был не один, опьянена была вся Россия, будучи отравлена привитым ей революционным ядом. Сохранил ли трезвость председатель совета министров кн. Голицын в тот момент, когда кричал генералу Хабалову: «Пожалуйста, не стреляйте». Были ли в здравом уме генералы в ставке, когда стали на сторону бунтовщиков и приняли все меры, чтобы войска с фронта, несмотря на категорический приказ Государя Императора, на подавление восстания не были посланы. Император Николай Павлович покончил с бунтом декабристов двумя пушечными выстрелами, ибо в 1825 среди генералов не было изменников, в 1917 году они оказались, и пушки не стреляли. Хотели свергнуть Царя и свергли, не понимая, что удар направлен был не против Него, но против России.
Но если даже признать, что революция восторжествовала благодаря измене главнокомандующих фронтами, оказавших ей поддержку, то пьяный Андреев отчасти прав, когда утверждал, что революция была начата им вместе с Милюковым. Добавив только: при поддержке всей остальной интеллигентной России.
Интеллигенция и образованное общество не суть синонимы. Интеллигенция есть часть образованного общества, которая у нас в России целиком была оторвана от родной почвы. Она была антинациональна, антипатриотична, пропитана революционным духом и свободомысленна. Но свободомыслие никогда нельзя путать со свободой мысли. Совсем напротив, в известном смысле это есть рабство духа и подчинение его позитивным и рациональным началам. Попробуем же определить, что такое интеллигенция? Разрешить этот вопрос будет совершенно своевременно, ибо на страницах «передовой» нашей газеты «Новое Русское Слово» этот вопрос оживленно обсуждается и даже было организовано публичное собеседование на эту тему, в котором приняли участие и некоторые профессора…
Покойный Александр Амфитеатров этот вопрос об интеллигенции разрешал просто: «Интеллигент, – говорил он, – это тот, который заправляет рубаху в штаны, а не носит ее навыпуск». В его время приблизительно так и было, но все признаки, указанные им, чисто внешние и допускают исключения. Например, Лев Толстой, который также принадлежал к интеллигенции, носил рубаху навыпуск. Но шутки в сторону.
В свое время Иванов-Разумник, сам интеллигент, даже книжку написал – «Что такое интеллигенция», в которой построил такую формулу: «Интеллигенция есть этически – антимещанская, социологически – внесословная, внеклассовая, преемственная группа, характеризуемая творчеством новых форм и идеалов и активным проведением их в жизнь в направлении к физическому и умственному, общественному и личному, освобождению личности».
Завернуто здорово, формула весьма туманная, которую даже и сам Иван из разумников, если бы захотел, то не смог бы изложить общепонятным русским языком, но и она дает возможность кое-что себе уяснить. По мысли Иванова-Разумника, интеллигенция есть преемственная группа (орден), которая стремится к утверждению личности, в которой и крупицы не остается духа, который только и дает человеку «образ и подобие Божие». Хотя и в зашифрованной форме, Иванов выразил ту мысль, что интеллигенты могут быть узнаны по присущей им всем без исключения некоторой отталкиваемости от начала Божественного и утверждения человека как начала всего. По внешности вы не отличите интеллигента от просто образованного человека. Одет он по-европейски, и старая, знакомая нам из детских книг, фигура классического чорта с рогами и хвостом, хотя и сродни интеллигенции, но не совсем. Черти к интеллигенции не принадлежат: им недостает для этого образования.
Четыре признака характеризуют собой интеллигенцию, и при отсутствии одного из них человек интеллигентом быть не может. Эти признаки следующие: 1. – Наличие образовательного ценза, 2 – отрицание церковного начала (употребляя современное словечко, скажем: антиклерикализм), 3 – оторванность от родной страны и устремленность к безличной и безнациональной цивилизации (беспочвенность) и 4 – отрицательное отношение к российской исторической государственной власти.
В свете этой группировки интеллигентные признаки делаются совершенно понятными и определенными. Интеллигент обязательно образован, но не всякий образованный человек является интеллигентом. Аксаков, например, интеллигентом не был, Константин Леонтьев не был, Победоносцев и подавно, ибо несмотря на свою ученость, был привержен русской национальной культуре, был верен Церкви и Престолу. Не был интеллигентом и Владимир Соловьев, хотя и был кумиром интеллигентной молодежи, по той причине, что принадлежал Церкви, хотя и был политически «передовым» и отчасти оторванным от родной почвы. Не были интеллигентами Достоевский, Столыпин, Розанов, Катков, а Герцен им был, также типичные интеллигенты: Чернышевский, Милюков, Ленин, Луначарский, Маклаков. Сталин нет, по той причине, что неуч. Личность хотя и деклассированная и безбожная, но совершенно необразованная. Поэтому и Хрущева к интеллигенции причислять никак нельзя. Но революция, вообще говоря, под советами, с интеллигенцией постепенно покончила: она оказалась больше ненужной.
Главная масса интеллигенции оказалась в изгнании, и это обстоятельство объясняет нам многое. По сути дела эмиграция должна была бы быть контрреволюционной (каковой была французская), но на самом деле этого нет. Интеллигентная закваска сделала свое, и мы имеем эмиграцию, которая по сути является левой. Все скрытые и открытые приверженцы февральской революции всегда играли в эмигрантской общественной жизни выдающуюся роль, а теперь мы дошли до того, что происходит идеализация и тех, кто способствовал октябрьскому перевороту. Отсюда болезни эмиграции, которая по сути ничто иное, как проявление революционного бреда. Чем же другим можно объяснить в эмиграции князей, которые отреклись от прошлого, отреклись от содержания той России, которая дала им и силу и славу, генералов, которые отреклись от присяги, забыли исторические лозунги, которым служили, запретили в военных организациях державный гимн и исключили из них монархистов. «К старому возврата нет», – повторяют они революционные зады, забывая, что идейное убожество непредрешенческой программы, подсунутой им врагом России, интеллигентом Струве, не требует опровержения. Непредрешенчество им «новой России», о которой они мечтали, не принесло, и от всего прошлого осталась пустая кличка «превосходительство», по меткому выражению проф. Краинского, и бесславный путь к могиле…
«Владимирский Вестник», Сан-Паулу (Бразилия), № 84, август 1960 г.
ОБ АВТОРЕ
Вышеприведенный текст был опубликован без подписи, как редакционный. Но нет никаких сомнений, что его автор – Владимир Данилович Мержеевский (1897-1975) – бессменный редактор-издатель журнала «Владимирский вестник», выходившего с 1948 по 1968 год.
Он родился в Новозыбкове (Черниговская губерния). В 1918 году окончил реальное училище в Георгиевске (Терская область). Высшее образование получал в Рижском политехническом институте (дипломную работу не защитил). В 1926 году эмигрировал в Бразилию.
С самого начала пребывания в Сан-Паулу принимал участие в церковной жизни и в 1931 был избран членом приходского совета и казначеем Свято-Николаевского православного прихода и исполнял эти обязанности более 40 лет. По его инициативе, после его личного доклада на имя митр. Антония (Храповицкого), Архиерейский Синод РПЦЗ принял решение о создании в Сан-Паулу (Бразилия) архиерейской кафедры. После этого стал членом Епархиального совета от мирян.
Вместе с архиепископом Феодосием основал Епархиальную типографию, которая просуществовала более 20 лет, и пожизненным попечителем которой был назначен. В типографии печатались журналы «Сим Победиши» и «Владимирский вестник», было издано более 30 книг православно-монархического содержания.