О монархических настроениях подсоветских людей в 1940-е годы

В настоящее время монархические симпатии в России достаточно слабы, а большинство просто очень смутно представляет, что такое монархическая государственность. Республиканцы совершенно произвольно экстраполируют такое отношение на весь советский период. В том числе и на время, когда подсоветские люди еще помнили, что такое реальная Царская власть.

Период советско-германской войны достаточно освещен в современной исторической науке. Однако работы, посвященные оппозиционным настроениям в СССР, касаются главным образом национальных движений на окраинах либо Русского освободительного движения генерала А.А.Власова.

Монархизм, если и упоминается, то только как «реакционная» идея отдельных лиц или небольших маргинальных групп (например, «помещиков»), которая не могла отвечать устремлениям широких масс подсоветского населения. Известны слова, сказанные генералом Власовым одному старому белому генералу: «Поезжайте в мою деревню, там вы найдете еще одного монархиста – моего отца».

Этот взгляд вполне разделяют многие исследователи того периода. Говоря о монархической идее, они понимают ее в узко-политическом контексте, как программную установку политической партии. Не замечая того, что эта идея в первую очередь связана с религиозным мировоззрением русского народа, неотделима от Православия, а в практической плоскости являет собой не партийную догму, но многовековой опыт государственного строительства.

Монархические настроения

Советское государство с момента своего создания пыталось при помощи террора и пропаганды истребить из сознания народа само воспоминание о Царской власти. Казалось, за 20 лет советского господства эта цель была достигнута. Тем не менее ситуация была не столь однозначна. Лучшее тому подтверждение – феномен Ивана Солоневича, который как он сам говорил, проповедовал Народную Монархию от имени подсоветского мужика. В воспоминаниях и статьях, опубликованных в Русском Зарубежье, можно найти примеры проявления монархических настроений.

Так, журналист Николай Февр описывает свою встречу на Псковщине с бывшим красным партизаном, разочаровавшимся в коммунизме и с тоской вспоминающим жизнь при Царе.

Борис Ширяев повествует о колхознике, который как величайшую святыню хранил серебряный рубль, выпущенный к 300-летию Дома Романовых; о всевозможных апокрифических историях о спасении Государя или кого-то из членов Царской Семьи, с которыми подсоветские люди связывали надежды на освобождение от большевиков и восстановление Национальной России.

Наконец, известна история создания соратником Бельгийского отдела Российского Имперского Союза-Ордена Н.Сахновским монархического добровольческого отряда, получившего название Российское народное ополчение.

Подобных свидетельств можно привести немало. И они подтверждают наличие в то время заметных монархических симпатий, прежде всего, среди старшего поколения. Для людей, помнивших Царскую Россию, Монархия не была чем-то отвлеченным. Они могли сравнивать дореволюционную жизнь с реалиями СССР. И эти сравнения были не в пользу советской системы.

Условно эту группу населения можно разделить на две части:

- Убежденные монархисты, чье мировоззрение было основано на религиозных взглядах, знании исторического опыта России, и не зависело от внешних факторов. Трагический опыт Гражданской войны и большевицкой диктатуры только укрепил их принципы;

- Более широкий спектр населения (вплоть до бывших большевиков, разочаровавшихся в коммунистической идеологии и практике), для которой религиозные или общественно-политические вопросы не играли ведущей роли. Их поведение и взгляды диктовались практическим жизненным опытом и условиями быта. Монархические симпатии этой части населения были вызваны уничтожением коммунистами экономической и политической свободы, падением жизненного уровня, постоянным назойливым вмешательством властей в личную жизнь. Не говоря уже о полном бесправии людей и терроре власти.

Однако, трудно на основе разрозненных воспоминаний и отрывочных свидетельств делать широкие обобщения. Восполнить этот пробел помогает отчет о тайном социологическом опросе, проведенном по инициативе германских оппозиционных кругов весной-летом 1943 года. Руководитель одной из групп, проводивших опрос, И.Толаненко, опубликовал свои воспоминания «Невозможная миссия» в парижском журнале «Возрождение» (№ 53, 1956). В них автор рассказывает, что 2 июня 1943 года он был вызван к коменданту Харькова, и ему было предложено создать группу из нескольких человек, которой поручалось в течение месяца выяснить настроения населения ряда областей юга России, и собрать исчерпывающие данные по 5 пунктам:

1. Почему население, встречавшее с радостью германские войска, сейчас в массе своей явно враждебно немцам.

2. Выявить ошибки, допущенные немецким командованием.

3. Определить, какие меры необходимо принять для исправления ситуации.

4. Точно выяснить действительные устремления социальных групп:

а) желательный государственный строй России;

б) крестьянский и рабочий вопросы;

в) национальный вопрос и украинская самостийность.

5.Указать необходимые меры по пресечению партизанщины.

Как пояснил комендант, эта информация предназначалась для меморандума гражданских и военных деятелей, которые желали изменения пресловутой «восточной политики» партийного руководства Третьего Рейха. Особенно он настаивал на объективности ответов, без сглаживаний и умолчания фактов. И.Толаненко, снабженный необходимыми пропусками и документами, собрал группу из четырех человек. Распределив районы деятельности, они на следующий день покинули Харьков. Опрос проводился в Харьковской, Днепропетровской, Сумской областях и на Донбассе. 25 июня члены группы собрались в Харькове и в течение недели обрабатывали собранный материал. Опрос показал, что население считало необходимым создание Русского правительства и Русской антикоммунистической армии (с русским командованием и в русской форме). Было установлено резко отрицательное отношение к украинскому сепаратизму и агентам ОУН, прибывшим из Галиции. Все опрошенные социальные группы высказывались за единую Россию.

Наиболее интересными и неожиданными стали ответы на вопрос о форме правления.

Крестьяне практически поголовно высказывались в пользу Монархии. И.Толаненко отмечает: «Должен сказать с полной искренностью, что ни я, ни мои коллеги никак не ожидали услышать в 1943 году восхваления Царского режима и безусловного желания Монархии, как идеального, по их понятию, строя правления в России».

Рабочие не показали подобного единства. Старые рабочие, помнившие дореволюционную жизнь, тоже высказывались за Монархию. Для рабочих среднего возраста и молодежи желательна была демократическая федеративная республика (правда, понятие о демократии у них было своеобразным). Монархия представлялась им как произвол бюрократии, эксплуатация, отсутствие гражданских прав и социальных гарантий (здесь явно видны клише, которые вбивала в головы советская пропаганда). Но при этом лично к Императору Николаю II они относились с симпатией. И в случае, если бы новый Царь гарантировал специальным манифестом права и социальные гарантии для рабочих, то они были готовы принять такую монархию («Мы знаем, что лично сам Царь нас не обманул бы и в обиду не дал бы»).

Советская интеллигенция в целом была враждебна Монархии и мечтала о республиканском строе по примеру Западной Европы.

Помимо закрепления земли за работающими на ней и гарантий социальных и гражданских прав, крестьяне и рабочие считали необходимым, чтобы правительство во главе с Императором действовало в тесной связи с представителями трудящихся, т.е. выступали за деловое народное представительство.

Результаты исследования были переданы коменданту 2 июля. Впоследствии И.Толаненко узнал, что в мае 1943 года по заданию тех же лиц уже проводился подобный опрос. Его данные были практически идентичны результатам, полученным группой И.Толаненко. Эти данные дают нам основание утверждать, что монархические настроения не только имели место, но и были достаточно распространены среди населения европейской части России. При этом опрос не охватил ряд социальных групп – духовенство, казачество, старую интеллигенцию. А они, несомненно, в большинстве своем поддержали бы монархию.

Подсоветские люди и Дом Романовых

Одной из интересных деталей опроса было отношение к Государю. Даже та часть рабочих, которая скептически относилась к монархическому строю, с доверием относилась к Царю, видела в нем некую надсословную, надпартийную силу. Можно сказать, что Государь почитался не просто возглавителем страны или главой правительства, но в нем воплощались самые сокровенные народные идеалы – Правды, Милосердия, Справедливости.

В те страшные годы Глава Династии Великий Князь Владимир Кириллович был живым воплощением Исторической России. Он легко мог бы стать тем знаменем, вокруг которого объединились бы русские люди для борьбы со своими поработителями. Правители СССР и Третьего Рейха прекрасно об этом знали и «заботливо оберегали» их от любой информации об Императорском Доме. Но несмотря на запреты, правда о Династии достигала порабощенной России.

В.Рудинский вспоминал, что впервые услышал о Великом Князе от А.Трингама, белого офицера, служившего переводчиком в испанской «Голубой дивизии». «Я узнал, о том, что есть законный представитель Дома Романовых, ему с этого момента и отдал свое сердце!». Наверное, то же самое могли сказать многие из тех, кому довелось попасть на Запад, а потом и увидеть Государя Владимира Кирилловича.

Впрочем, тяга была взаимной. Великий Князь пользовался каждой возможностью, чтобы встретиться с прибывшими «из-за чертополоха» соотечественниками. Он знал о горькой судьбе «остовцев» и пленных, о трудном выборе добровольцев из РОА и казачьих частей. Одну из таких встреч описал проф. С.Гротов, в ноябре 1943 года представивший Государю поручика РОА Н.С. Давиденкова: «Я представил его Великому Князю, прибывшему на похороны своего дяди В. Кн. Бориса Владимировича. Монархист в душе с детских лет, Коля проникся чувством преданности Великому Князю».

«Простота обращения Великого Князя, обаяние бархатного нежного голоса Великой Княгини разом дали мне возможность быть самим собою, без какой-либо маски, без какого либо напряжения… Осторожность в выводах и решениях, крайняя осмотрительность, предельная вдумчивость – основные черты Великого Князя Владимира Кирилловича, определенно выявленные им в полуторачасовой серьезной беседе», - так описывает Борис Ширяев свою встречу с Главой Династии и его супругой.

Мало кому теперь известно, что часть великокняжеской библиотеки (2000 томов), хранившаяся в Кобурге, была предоставлена в пользование лагерю русских беженцев в Шляйсхайме (Бавария).

Впрочем, не только Великий Князь, но и его сестра Великая Княгиня Кира Кирилловна, супруга Главы Германского Императорского Дома, своими вниманием, заботой, готовностью оказать помощь, обращала к себе симпатии подсоветских людей. Она впервые встретилась с соотечественниками в 1942 году в Данциге. Женщина-остовка, беседовавшая с Великой Княгиней, настолько была тронута лаской и вниманием Киры Кирилловны, что даже нарушила комендантский час ради того, чтобы поднести ей букет цветов. По окончании войны Великая Княгиня оказывала большую помощь соотечественникам в лагерях Ди-Пи в Западной Германии.

Монархисты в лагерях Ди-Пи

По окончании войны, в первые послевоенные годы все силы оказавшихся на Западе русских людей были направлены на выживание. Однако с началом «холодной войны» и прекращением насильственных выдач в СССР, в лагерях перемещенных лиц (Ди-Пи) начинает оживать общественная жизнь.

Появляются и политические организации. Республиканский спектр был представлен Национально-Трудовым Союзом (НТС) и власовским Союзом борьбы за освобождение народов России (СБОНР). На правом фланге были Союз Андреевского флага (САФ), объединивший воинов Императорской Армии, Белого и Русского освободительного движений, и Обще-монархическое объединение. Оно было воссоздано старыми эмигрантами в 1947 году, но в его работу активно включились новые эмигранты из СССР (беженцы, остовцы, военнопленные и участники РОД).

По результатам проведенного журналом «Посев» анкетирования выяснилось, что среди новой эмиграции примерно треть считает себя монархистами (среди старшего поколения процент монархистов составил 38%, среди молодежи – 32%).

В 1949 году на выборах в Центральное представительство Русской эмиграции победил блок монархистов и САФ. Это явно указывает на то, что среди беженцев монархические симпатии были сильны.

В Италии среди беженцев процент монархистов также был высок. Они издавали журнал «Русский Клич», в котором сотрудничали как старые, так и новые эмигранты. Много молодежи присоединилось к монархической организации Русские революционные силы (в 1938 году она откололась от младороссов) с центром в Греции.

Впрочем, новые эмигранты не только вступали в ряды старых монархических организаций, но проявляли и собственную инициативу. Так, в Париже, в 1948 году по инициативе В.Рудинского был создан Комитет объединения третьей эмиграции. Он сразу заявил от имени подсоветских людей о необходимости объединения Русского рассеяния вокруг Главы Династии и восстановления Монархии в освобожденной России. Чем не мало обескуражил парижских лево-либеральных «зубров», вызвав гневную отповедь С.Мельгунова.

Вышеизложенные факты убедительно показывают, что монархическая идея в 1940-х годах сохраняла свою привлекательность не только среди людей старшего поколения. Она привлекала и молодежь. Глава Династии пользовался авторитетом и уважением среди бывших подсоветских людей. Быть может даже в большей мере, чем среди старой эмиграции.

В случае падения коммунистического режима в России у монархистов были все шансы стать влиятельной политической силой и добиться восстановления Монархии. Боязнь иностранцев (сперва Третьего Рейха, а потом США) поставить на «монархическую карту» в борьбе против коммунистического режима, объясняется нежеланием восстановления сильной и процветающей России. А отнюдь не устарелостью или реакционностью Монархической идеи.