Заметки на полях современности
К вопросу о российской нации
Недавно на самом высоком уровне вновь была озвучена идея о формировании российской политической нации.
Инициатива естественным образом была встречена в штыки значительной частью общества, особенно – представителями русских национально-ориентированных объединений, что, впрочем, неудивительно. «Профессиональные» антикоммунисты углядели в этой идее попытку создать второй «советский народ».
Многие обрушились с критикой на само слово «россиянин». С.Говорухин, успевший за свою политическую жизнь покочевать от Демпартии России через «Отечество – вся Россия» и поддержку коммунистов до «Единой России», и вовсе назвал это слово «отвратительным». Националисты, разумеется, возмутились в том смысле, что «никогда мы россиянами не были, а только русскими».
Мне представляется, что такая реакция в значительной степени обусловлена эмоциональной, а не вдумчивой оценкой инициативы.
Во-первых, с исторической точки зрения, слово «россияне» вошло в употребление по крайней мере с начала XVIII века. Употребляли его архиепископ Феофан Прокопович (например, в «Слове на погребение Петра I» он вопрошал: «До чего мы дожили, о россиане? Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем!»), А.Суворов («Горжусь, что я – россиянин»), А.Сумароков, М.Ломоносов, Н.Карамзин и др. Означало это словно точно то же самое, что и «русский».
При этом речь, в сущности, шла не об этническом происхождении, а о подданстве. «Русскими» (и, соответственно, «россиянами») считались и А.Остерман, и М.Барклай-де-Толли (этнические немцы), и М.Лорис-Меликов (армянин), и К. Кауфман-Туркестанский (австриец), и А.Чарторыйский (поляк) и т.д. Не говоря уже о белорусах и малороссах.
Во-вторых, на основные мировые языки слова «русский» и «россиянин» переводятся одинаково – le russe (французский), der Russe (немецкий), Russian (английский) и т.д. То есть на взгляд иностранца это совершенно тождественные понятия. Больше того, в их обывательском представлении к «русским» относятся и молдаване, и казахи, и грузины, и т.д.
В-третьих, пожалуй, самое важное – большинство критиков совершенно не задумываются о том, зачем, собственно, выдвигается эта инициатива. Основная версия – вполне конспирологическая: это коварный план, чтобы отобрать у русских людей их законное природное имя. Зачем это понадобилось нынешним властям, особенно учитывая нынешний «патриотический» тренд (а ведь даже большевики, когда разыгрывали эту карту, сняли запрет со слов «русский» и «патриот») – остается не очень ясным.
Если же немного отвлечься от мыслей о тайных замыслах темных сил и посмотреть на задачи, которые сейчас ставит перед собой власть, можно увидеть, что одной из них является консолидация общества, нивелирование межнациональных трений, обеспечение единства самоидентификации, что особенно важно в условиях международной напряженности. И делать это приходится в рамках конституционно-закрепленной концепции многонациональности России.
С этой точки зрения, основная задача инициативы – превратить в «россиян» отнюдь не русских (историческая справка показывает, что они россияне, так сказать, по умолчанию), а татар, калмыков, бурятов, дагестанцев и пр. При этом избежав обвинений в «насильственной русификации», связанных с этим провокаций и межнациональных трений. Такой подход вполне позволяет представителям разных народностей сохранять свою этническую самоидентификацию на локальном, так сказать, уровне, и стать частью единой нации в общероссийском и международном масштабе.
В-четвертых, интерпретация «российской политической нации» в качестве реинкарнации «новой исторической общности – советского народа», на мой взгляд, совершенно некорректна. «Советскость» народа, по замыслу большевицких идеологов, была призвана а) подчеркнуть НЕ-русскость и б) показать его роль зародыша будущей интернациональной «земшарной республики советов».
Коммунисты трогательно культивировали (разумеется, под своим чутким руководством) национальное своеобразие, традиции и культуру всех народов бывшей Империи, кроме русских (великороссов). К прилагательному «русский» полагались только такие существительные, как «валенок», «матрешка», «балалайка», максимум – «зима». Русские должны были стать полностью денациолизированной прослойкой между «братскими народами».
Результаты эксперимента, к сожалению, впечатляют. После падения коммунизма национальное самосознание и единство русских в разы уступало уровню этнической самоидентификации представителей «национальных республик» (в т.ч. в автономиях РФ, что одно время даже грозило ее распадом). Второе катастрофическое следствие – сохраняющееся по сей день восприятие значительной частью русского народа советской власти, как «своей». Культивация местечкового национализма в союзных республиках позволило их жителям быстро отказаться от самоотождествления с советчиной.
Очевидно, что задача «российской политической нации» прямо противоположная: корректно расширить историческое русское самоназвание на весь народ России. Называть же башкир или удмуртов просто «русскими» а) этнически-некорректно, б) породило бы обвинения в «насильственной русификации» и в) вызвало новую волну гнева тех же самых русских националистов, которые возмущались бы тем, что «всяким инородцам» присвоили «святое русское имя».
Ну и в заключение одно замечание. При создании программы формирования «российской политической нации» и внесении изменений в законодательные акты я бы непременно корректно прописал ведущую роль русского народа в образовании этой нации, а в равной степени государствообразующую роль русского народа в России как таковой.
Гражданская война…
…продолжается. Советские снова победили русских.
Многострадальный, не раз увеченный совковыми вандалами (теми самыми, которые исходят на сопли, слезы и дерьмо, сокрушаясь о «вандализме» украинского ленинопада) барельеф Густава Маннергейма демонтирован со здания на Захарьевской ул. в Петербурге и перевезен в Ратную палату – Музей I Мировой войны в Царском Селе.
Самое смешное, что на Шпалерной ул. в Питере с 2007 года стоит бюст Маннергейма, там же действует мини-музей маршала. Но раньше реабилитация большевизии в РФ не достигала такого расцвета как сейчас, и на это даже красные внимания не обратили.
Теперь же совковые вандалы резвятся, а «просвещенное общество» им потакает (как в начале ХХ века, когда революционеры убивали «слуг режима», а либералы их «морально поддерживали»), создавая тем самым благоприятный психологический климат – на сей раз для оправдания большевицких преступлений «историческими обстоятельствами».
Но на новом на барельефе «отыгрались», несмотря на то, что сам Маннергейм:
– верно служил России до революции и был вынужден уйти в отставку только из-за полного развала армии, который организовали большевики и их союзники;
– не был главой Финляндии, когда она вступила в войну с СССР в 1941 году; а став президентом в августе 1944 года уже в сентябре заключил с СССР мир, начав войну против Германии;
– остановил наступление финских войск на Ленинград с севера практически на границе СССР и Финляндии до советской агрессии 1939 года, хотя в 1941 году финны имели возможность войти в город;
– приказалфинским войскам во время блокады не обстреливать из тяжелых орудий ни Ленинград, ни Дорогу Жизни. «На Невском есть мемориальная доска «Эта сторона улицы наиболее опасна при артобстреле». Со стороны финнов не было артобстрела, потому что Маннергейм запретил обстреливать Ленинград. Немцы бомбили. Но отсутствие обстрела с финского фронта позволило прохожим иметь безопасную сторону. Это сохранило тысячи ленинградских жителей. Это был мужественный поступок вопреки всем требованиям Гитлера», – говорит автор «Блокадной книги» Даниил Гранин, между прочим, поддержавший установку барельефа Маннегейму.
Но для совков это не важно; имеет значение только то, что Маннергейм, возглавляя «белофиннов», обломал зубы большевикам в 1918 году, не дал создать на практике «Карело-Финскую ССР» в 1939-1940 годах и возглавлял армию Финляндии, когда она попыталась вернуть оккупированные СССР территории в 1941-1944 годах.
Что ж, видимо, место для памяти о порядочных людях осталось только в музеях. Площади и улицы русских городов по-прежнему отданы на поругание всякой интернациональной сволочи – Лениным, Дзержинским, Войковым, Свердловым, Кунам, и пр., и пр., – имя же им легион (Мк. 5,9).
Закон что дышло…
… куда повернул – туда и вышло.
Подумалось, что на самом деле речь в этой пословице идет вовсе не о том, что некая юридическая норма дурна или непродуманна. А об онтологических свойствах закона. О том, что (о чем бы ни мечтали наши теоретики-либералы) никакой закон не может действовать «автоматически», не может учитывать нюансов конкретной ситуации (намеренность/ненамеренность действий, осведомленность о преступности содеянного, искренность/фальшивость раскаяния и т.д., и т.п.). То есть никакой закон не будет хорош, если ведать им не будет судья, «отягощенный» моралью, милосердием, опытом и здравым смыслом.
По этому поводу вспомнился исторический анекдот времен Императора Александра III.
Некий мужик долго ходил в присутствие, но никак не мог выправить нужные ему бумаги. После недели мытарств, напившись пьяным, явился он в присутствие и стал «по матушке» крыть чиновника.
Тот взялся урезонивать мужика и, указывая на висевший в кабинете портрет Александра III, говорит:
– Негоже при портрете Государя Императора таким образом выражаться.
А мужик сгоряча да спьяну в ответ:
– Да плевал я на него.
Ну, его тут же и повязали. Оскорбление Величества – подсудное дело. Судили по закону, как положено, присудили 10 лет каторги.
А все дела об оскорблении Величества визировались лично Императором. Александр III ознакомился с делом и наложил резолюцию: «Отпустите дурака. Да передайте, что я на него тоже плевал».
А вот что примерно о том же писал А.Пушкин: «Закон – дерево; в законе слышит человек что-то жесткое и не братское. С одним буквальным исполнением закона не далеко уйдешь, нарушить же или не исполнить его – никто из нас не должен; для этого-то и нужна высшая милость, умягчающая закон, которая может явиться людям только в одной полномощной власти… Государство без полномощного Монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но, если нет среди них одного такого, который бы движением палочки всему подавал знак, никуда не пойдет концерт».
У поэта здесь идет речь о надобности для государства Государя. Но, думаю, слова эти вполне применимы и к любому исполнению закона вообще.