Вектор державного строительства

С благословления Митрополита Петербургского и Ладожского Варсонофия в приходе Крестовоздвиженского казачьего собора состоялась конференция «Державный завет святого Владимира. К 1000-летию преставления святого равноапостольного Великого Князя Владимира Крестителя». Организаторы предложили собравшимся рассмотреть исторические события, связанные к Крещением Руси, традиционные идейные основы Русской государственности, их реализацию в исторической практике и актуальность в настоящее время. Публикуем несколько докладов, прозвучавших на конференции.

Русской государственности к моменту вокняжения в 978 году в Киеве Владимира Святославича было всего 116 лет. Это от призвания в Новгород легендарного Рюрика. Если же считать от вокняжения Вещего Олега в Киеве, то и того менее – 96 лет. Владимир был представителем всего лишь четвертого поколения Рюриковичей, а на престоле единой Древней Руси – третьего.

Прадед его, Рюрик, лишь положил начало династии. Дед, Игорь, с бабкой, св. равноап. великой княгиней Ольгой заложили основы единого государства восточных славян. Отец, Святослав, посвятил себя решению внешнеполитических задач юной державы. Владимиру же предстояло найти идеологическую основу русской государственности, задать вектор державного строительства нашей страны.

«Сила (Божия) совершается в немощи (человеческой)» (см. 2 Кор., 12, 9). Промысел Божий ведет и каждого человека, и государства, выстраивая внешние обстоятельства так, чтобы они как бы подталкивали к принятию определенных решений, которые впоследствии оказываются судьбоносными. Так, решая насущные проблемы, стоящие перед формирующимся Русским государством, князь Владимир предопределил ее судьбу на многие века.

В состав Руси к концу Х века входили племена полян, словен, кривичей, радимичей, дреговичей, древлян, волынян, вятичей и др. Совсем недавно эти племена, по словам летописца, «имеху бо обычаи свои и закон отец своих и преданья, кождо свой нрав» и жили «особе», «кождо с своим родом и на своих местах, владеюще кождо родом своим». Несмотря на определенное этническое родство, очевидно, что необходимого для существования единого государства ощущения гражданско-политической общности эти племена не имели. Объединяла их лишь власть великого князя, опиравшаяся на дружину.

В верованиях славянских племен дохристианской Руси единства не было. Языческие верования были у них достаточно различны. Главными божествами у словен и кривичей был Велес (Волос), у полян – Перун, у северян и дреговичей – Дажбог, у древлян – Хорс и т.д. Все они являлись племенными богами.

Разноголосица в верованиях отнюдь не обеспечивала идейного единства подданных. Первой попыткой решить эту проблему стало сведение Владимиром племенных богов в единый пантеон – настоящий древнерусский Олимп. «Постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребряну, а ус – злат, и Хърса, Дажбога, и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь», – сообщает летопись под 980 годом. Киев, будучи политической столицей, превращается и в религиозный центр. На роль главного божества выдвигается «столичный» Перун, что явно имело политическую подоплеку.

Однако и в результате этой реформы попытка культовой консолидации не удалась. Почитанием Перуна божества других племен не отрицаются. Реформа восточнославянского языческого культа была, выражаясь современным языком, лишь попыткой синкретического экуменизма. Признание племенных богов не исключало ни их соперничества в сознании людей, ни соперничества племен на политической арене молодого государства.

В восточнославянском языческом культе сложилась ситуация, похожая на политическое положение в северо-восточной Руси перед призванием Рюрика. Согласно «Повести временных лет», славянские и финские племенные союзы словен, кривичей, чуди и мери в 862 году изгнали варягов, которым ранее платили дань. Но после этого между ними самими начались усобицы, для прекращения которых они решили пригласить князя со стороны («и реша себе: князя поищем, иже бы владел нами и рядил ны по праву»). Иными словами, для прекращения распри и обеспечения политического единства понадобился арбитр, равноудаленный от участников конфликта.

Практически такая же задача в связи с неудачной попыткой реформы языческого культа встала перед Владимиром. Другой причиной, вынуждавшей искать веру «на стороне», было то, что племенные верования были не только «центробежными», но и догосударственными, что никак не могло способствовать идейному укреплению единства молодой державы, государственно-правового сознания народа. Соответственно, возникала необходимость поиска веры, во-первых, в единого бога, и во-вторых, вероучения, имеющего свою политическую идеологию, учение о власти.

Согласно «Повести временных лет», до Крещения Руси имел место «выбор веры». Очевидно, что действие это рассматривалось Владимиром сквозь призму решения государственных задач, которые перед ним стояли. Соответственно, ислам и иудаизм подходили мало. Единоверческих стран-союзниц в сфере политических интересов Киевской Руси практически не было. Хазарский каганат, верхушка которого приняла иудаизм, был разгромлен Святославом; он же превратил Волжскую Булгарию в данника, удачный поход на нее совершил и сам Владимир в 985 году. Иудаизм – сугубо племенное исповедание еврейского этноса, для полиэтнического древнерусского, по сути уже имперского, государства, он, безусловно, не подходил. Кроме того, ни та, ни другая религия не имели государственного учения, которое удовлетворяло бы задачам, стоявшим перед Русью.

Оставалось христианство, формально еще не разделившееся, но уже явно сформировавшее восточную и западную традиции. Оно не было чем-то сугубо новым для молодой Руси. Ряд авторов считает, что киевские князья Аскольд и Дир и часть народа приняли крещение в Киеве в 860-х годах. Первым правителем единого Древнерусского государства, достоверно и официально принявшим христианство, стала княгиня Ольга, бабка Владимира, крестившаяся в 955 году в Константинополе.

Выбор восточной традиции христианства «Повесть временных лет» незамысловато объяснят большей красотой церковной службы. «Не знали – на небе или на земле мы», – сказали посланцы Владимира. Думается, выбор был обусловлен более прагматичными аргументами.

Прежде всего, это удаленность стран западной традиции от Руси. Взглянем на сопредельные страны. Греки и болгары принадлежали к восточной традиции. Венгрия еще официально не приняла христианство (как, кстати, и Швеция с Норвегией). Польша приняла крещение в 966 году, причем Мешко I, не желая попадать в зависимость от Священной Римской империи германской нации, крестился от чешских епископов, находившихся тогда еще под влиянием восточной традиции. В 967 году папа Иоанн XII воспретил назначать на кафедру в Праге лиц, принадлежащих «к обряду или секте болгарского или русского народа, или славянского языка». Так что «западнообрядных» союзников по соседству с Русью не было.

Немаловажно и то, что использование Римской церковью в качестве богослужебного языка исключительно латыни совершенно не способствовало решению стоящей перед Владимиром задачи широкой миссии и перемены веры целым народом. Это, конечно же, имело не меньшее значение, чем красота богослужения.

Необходимо отметить еще два важных момента. Княгиня Ольга крестилась под именем Елена, т.е. при крещении ей было дано имя святой равноапостольной царицы, матери св. Императора Константина I Великого. Крестным же отцом княгини стал сам Император Второго Рима Константин VII Багрянородный. Этот факт имеет важное политическое значение.

Примечательно и такое обстоятельство. Аудиенция киевской княгини проходила не так, как это обычно было принято в отношении иностранных правителей или послов крупных государств. Ольга подошла к трону и не упала перед императором ниц, как это полагалось и как сделала ее свита, а осталась стоять и так беседовала с Константином VII. Затем Ольгу отдельно приняла Императрица, которую русская княгиня приветствовала лишь легким наклоном головы.

Дело тут в том, что крестницастановилась в определенном смысле членом семьи восприемника. Со своими крестниками и их родителями восприемники вступают в отношения, которые именуются духовным родством. И Ольга почиталась как дочь Императора.

Это проливает свет на примечательный политико-матримониальный аспект выбора Владимиром Святославичем христианской веры по византийскому образцу. Именно Империя, несмотря на некоторое сокращение ее влияния к Х веку, была носительницей многовековой государственно-правовой культуры. Неотъемлемой частью и во многом фундаментом этой культуры было каноническое право. Это право, в случае крещения и женитьбы Владимира на единственной сестре императоров, делало Владимира, принявшего при крещении имя Василий (василевс – титул ромейских государей), зятем (квази-братом, ибо муж и жена, в соответствии со Св. Писанием, – одна плоть) императоров и наследником престола Второго Рима.

Надо отметить, что на руку царевны Анны претендовали и представители иных династий. Переговоры с Византией о браке с ней своего сына и наследника Оттона II вел император Священной Римской империи германской нации Оттон I Великий, и в 972 году они увенчались успехом. Однако Анне не довелось стать германской императрицей. Императоры Василий II Болгаробойца и Константин VIII уговорили ее отправиться к «тавроскифам», как называли византийцы русских.

Очень важно осознавать, что подобный высокородный брак не был честолюбивой прихотью Владимира. Благодаря нему Рюриковичи вставали в один ряд с первейшими монаршими Домами Европы. Уже дочь Владимира Добронега-Мария становится королевой Польши, а внучки, дочери Ярослава Владимировича Мудрого: Елизавета – королевой норвежской, Анастасия – королевой венгерской и Анна Ярославна – королевой Франции. Международное признание достоинства русской династии способствовало и внутренней консолидации Руси, осознанию ее народом своего политического единства.

Связи Рюриковичей с Византией не прервались. Внук Владимира, великий князь Киевский Всеволод Ярославич взял в жены дочь императора Константина IX Мономаха. Уже в XV веке великий князь Московский Иоанн III Васильевич браком своим с Софьей Палеолог не только установил новые связи Дома Рюриковичей с представительницей последней византийской династии, но и ознаменовал этим браком идею восприятия Русской державой роли Третьего Рима.

Политико-матримониальный аспект крещения Руси, его значение для тысячелетней истории нашей государственности, конечно же, не могли быть полностью осознаны великим князем, выбор православной веры стал результатом более промысла, чем сиюминутного человеческого расчета. Но, по воле Божией, именно он определил основной вектор государственно-правового строительства русской державы.

Православное царство, византийская государственная традиция со временем все более и более становилась образцом для Руси-России. Учение Православной Церкви о симфонии властей заложило фундамент политико-правового сознания русского народа.

В результате вероисповедного выбора святого Владимира, союз неслиянных и нераздельных Церкви и Царства в лице Патриарха и Государя утвердился в нашем Отечестве как основное начало политической жизни, как государственно-правовой принцип – отличавший нашу православно-монархическую державность от папоцезаристского католического или цезарепапистского протестантского Запада.

И если в некоторые периоды российской истории от этого принципа, в силу разных причин, имели место отступления (политические претензии Патриарха Никона и, как ответ на них, синодальная реформа Петра I), то приверженцами русской православной политической традиции они всегда расценивались в качестве подлежащих исправлению нарушений основного державного правила.