О чувстве меры и исторической справедливости Еще раз о церковно-государственных отношениях при Петре I

(Окончание. Начало в №70)

Ученье – свет!

То, что вопрос с образованием стоял очень остро, ясно как из приведенных выше слов св. Димитрия Ростовского (кстати, одним из первых его действий на ростовской кафедре было открытие духовного училища), так и по тому, сколько предпринималось попыток организовать хоть какое-то обучение духовенства. Самой заметной из них было основание в Москве Славяно-Греко-Латинской академии в 1685 г. Незадолго до этого, в 1681 г. в Москве греческим иеромонахом Тимофеем была создана «Типографская школа» при Типографских казенных палатах. В 1682 г. Сильвестром (Медведевым) были основаны Заиконоспасские схолы, влившиеся затем в Академию. Некоторыми владыками создавались и епархиальные училища. Но ни системного подхода к образованию, ни стабильности в работе этих заведений не было: они создавались, упразднялись, преобразовывались и т.д.

Духовный Регламент Петра I, ставший основой его реформ в церковной сфере, давал указание об учреждении специальных духовных школ для подготовки священников. В разделе «Дела епископов» сообщается, что «вельми ко исправлению Церкви полезно есть сие, чтоб всяк Епископ имел в доме, или при доме своем школу для детей священнических, или и прочих, в надежду священства определенных».

Вводилась обязательность обучения для сыновей священнослужителей и причетников; необученные подлежали исключению из духовного сословия. Согласно Регламенту, епархиальные духовные училища должны были содержаться на средства архиерейских домов и доходов с монастырских земель.

При жизни Петра I духовные училища семинарского типа постепенно создавались в разных городах России. В Петербурге в 1721 г. открыты были сразу две школы: в Александро-Невской Лавре, другая – на р. Карповке. В 1721 г. открылась также семинария в Нижнем Новгороде, в 1722 г. – в Харькове и Твери, в 1723 г. – в Казани, Вятке, Холмогорах, Коломне, в 1724 г. – в Рязани и Вологде, в 1725 г. – во Пскове.

К.Товбин в своей статье живописует латинское влияние, которое водворилось в создаваемых Петром Iшколах, и указывает на причину – засилие среди преподавателей малороссийских кадров, подвергшихся католическому влиянию у себя на родине. Что ж, для части семинарий – это, может быть, и верно. Но возникает вопрос: где было взять других педагогов, если в великороссийской части страны системы образования не было вообще?

Малороссийский опыт создания учебных заведений (которые, кстати, были оплотом идейной борьбы с латинством) имеет более длительную историю. В XVI-XVIIвв. немало школ и училищ было основано при православных братствах на территории Речи Посполитой. Одна из самых крупных – во Львове. В 1615 г. при типографии Киево-Печерского монастыря под покровительством архимандрита Елисея Плетенецкого был создан кружок Киевского Богоявленского братства, переросший в школу. В 1631 г. архимандритом Киевско-Печерской лавры, митрополитом Киевским и Галицким Петром Могилой была основана Лаврская школа. Через некоторое время после их объединения, учебное заведение получило статус Академии (1659 г.).

Кроме того, по сути, масштаб латинского влияния малороссийских преподавателей сильно преувеличивается. Действительно, некоторые их воззрения можно отнести к воздействию католицизма, но сами-то они католиками не были, и именно в Малороссии Православная Церковь имела наибольший опыт практического противостояния засилию латынян, поддерживаемых государственной властью. То есть проникновение в православную среду отдельных католических заблуждений – не было сознательным увлечением папежской ересью, но следствием некой «диффузии», непроизвольного смешения вероучений.

И последнее, о чем хотелось бы сказать по этой теме. Спаситель говорит: «По плодам их узнаете их» (Мф. 7,16). Именно семинарии и академии, начало которым положил Петр I, дали Церкви в XIX– начале ХХ в. целый сонм русского «ученого монашества», трудами которого развивалась духовная жизнь, возрождалась богословская мысль, рос авторитет Церкви и в народе, и в государственной жизни. Конечно, любая формализация имеет свои минусы – жизнь духа не облекается в жесткие формы, но лучше системное духовное образование, чем «свободное» невежество и раскольничье псевдохристианское начетничество.

Ликвидация патриаршества

Главный объект критики церковной деятельности Петра I– ликвидация патриаршества. Это действие трактуется некоторыми как «бесчинное самовластное насилие», и даже «разрушение канонического строя Церкви».

Безусловно, эта мера нанесла очень сильный удар по влиянию Церкви на жизнь России – прежде всего в сфере государственной жизни, и, как и многие другие действия Петра I(антимонашеские мероприятия, конфискация церковных ценностей, ограничения для белого духовенства и пр.) может и должна подвергаться критике, но здравой и предметной. По сути, ни «самовластием», ни «нарушением канонического строя Церкви», реформа ее управления не была.

Причины ликвидации патриаршества общеизвестны. В церковной среде были очень сильны оппозиционные настроения в отношении петровских реформ, и царь не хотел давать этой оппозиции естественного главу в лице патриарха.

Первым его действием в этом отношении было отложение «до лучших времен» избрания первосвятителя после смерти патриарха Адриана (1700 г.). Местоблюстителем стал митр. Стефан (Яворский). На данном этапе, по сути, не произошло вообще никакого изменения системы церковного возглавления.

Но время шло, а массовой поддержки в церковной среде западническим реформам не наблюдалось. Тогда Петр I, в целях защиты преобразований «на перспективу», решает кардинально решить вопрос с церковной властью. К 1720 г. разрабатывается Духовный регламент, подпись под которым ставят 6 митрополитов, 1 архиепископ, 12 епископов, 48 архимандритов, 15 игуменов и др. В том же 1720 г. царь собирает архиерейский собор, на котором председательствует лично и который утверждает регламент.

Далее он идет по стопам своего отца, царя Алексея Михайловича, который для низложения папоцезаристски настроенного патриарха Никона созывал собор с участием восточных патриархов (1666-1667 гг.). Петр Iв 1721 г. отправляет Регламент Константинопольскому патриарху Иеремии III. В послании говорится: «Яко благопослушный превожделенныя Матери нашея Православно-кафолическия Церкве сын, содержащ всегда почтение к Вашему Всесвятейшеству, яко первому оные… архипастырю, по духу отцу нашему… По многому здравому рассуждению и совету, как с духовными, так и с мирскими чинами государства нашего, заблагоразсудили установить со властию равнопартриаршескою Духовный Синод, т.е. Высшее Духовное Соборное Правительство для управления государства нашего Церкви, из достойных духовных особ как архиереев, так и киновиархов…». Он просит также обсудить этот вопрос с другими восточными патриархами.

Иеремия III прислал Утвердительную грамоту от 23 сентября 1723 г. Она гласила: «Мерность наша по благодати и власти Всесвятого, Животворящего и Совершенноначальствующего Духа узаконяет, утверждает и объявляет, что учрежденный благочестивейшим самодержцем, святым царем всей Московии, Малой и Белой России и всех северных, восточных, западных и многих иных стран Государем-властителем, Государем Петром Алексеевичем, Императором, во Святом Духе возлюбленным и превожделенным нам братом, Синод в Российском святом Великом Государстве есть и нарицается нашим во Христе братом, Святым и Священным Синодом от всех благочестивых и православных христиан – священных и мирских, начальствующих и подначальных и от всякого сановного лица. Он имеет право совершать и установлят тоже, что и четверо алостольских святейших патриарших престола. Советуем, побуждаем и предписываем ему хранить и держать неизменными обычаи и правила Священных Вселенских Святых Семи Соборов и прочее содержимое Святою Церковью и пребудет непоколебимым во веки». Такого же содержания была получена и грамота патриарха Aнтиoxийского Афанасия.

Безусловно, реформа была нарушением традиции. Но можно ли трактовать ее как самочиние? Очевидно, что нет: «добро» было получено как от русских архиереев, таки и от восточных патриархов, которые никогда позднее не оспаривали православности Русской Церкви.

То же самое касается и «нарушения канонов». Ни один из канонов не указывает на необходимость патриарха для возглавления Церкви. Для этого требуется епископ, а титул его значения не имеет. Вопреки расхожему мнению, главой Синода был не Обер-прокурор («Око государево»), а Президент (впоследствии – Первенствующий член Св. Синода), первым из которых стал Стефан (Яворский).

Опять же, вопреки расхожему мнению, Петр Iне требовал признания себя «главой Церкви». Выдвигая такую версию, хулители царя обычно возмущенно напоминают, что Глава Церкви – суть Сам Спаситель, а Петр, де, «претендовал на обожествление». Это, безусловно, вздор. Во-первых, те же самые «ревнители» преспокойно именуют «главой Церкви» патриархов (или они тоже «претендуют на обожествление»?). А во-вторых, царь именовался «судией Духовной Коллегии», т.е. арбитром, выносившим суд в спорных случаях, когда Синод не мог прийти к единому мнению (между прочим, точно такую же роль на IВселенском соборе играл св. царь Константин, волею которого, вопреки позиции относительного большинства был утвержден православный Символ веры).

Таким образом, каноническая иерархическая система православного епископата сохранялась, а нарушалась – опять же – традиция. Сколько не называй созданную систему «протестантской», как это делает К.Товбин, антиканонической она не станет.

Резюме

Оставим без комментариев рассуждения о личности и деятельности Петра I, почерпнутые К.Товбиным на раскольнических Интернет-ресурсах. Изучать историю царя Петра по этим источникам – ровно то же самое, что исследовать раннее христианство, опираясь на писания талмудистов.

А вот выводы, которые он делает, нуждаются в хотя бы кратких замечаниях. В принципе, результирующие размышления К.Товбина не блещут оригинальностью, хотя обычно выдвигают их не с псевдоправых, а с откровенно левых позиций. Главная задача, по его мнению, - не допустить церковно-государственного союза, «отделить Церковь от государства».

Отметим, история не знает ни единого примера такого «отделения», которое пошло бы на пользу Церкви. Индифферентность государственной власти к Истине Божией, равное отношение власти к Церкви Божией, еретикам, раскольникам и самочинным сборищам, а также иноверцам, ведет к полному уходу власти от функций, установленных для нее Самим Господом, а в равной степени поддерживает распространение всевозможных лжеучений и претолкований. Может ли адекватный христианин требовать свободы проповеди сатанизма или язычества? Может ли он настаивать на свободе распространения лжеучений и хулы на Духа Святого? А ведь если государство отделено от Церкви, оно обязано обеспечить такое равенство.

Да, Церковь Божия может и должна существовать в нехристианском и даже антихристианском окружении. Но это не значит, что она не может стремиться к устроению всего человеческого общества по заповедям Христовым, преображению всех сфер человеческой жизни – в том числе и государственности – в христианском духе.

К.Товбин, вслед за прямыми врагами Церкви, вещает об огосударствлении Церкви, в то время когда надо говорить о воцерковлении государства. Вроде и похоже, но по существу, смысл меняется кардинально (арифметическое «от перемены мест слагаемых сумма не изменится» здесь явно неуместно), но это тема для отдельной статьи.