Е.Чудинова: «Николай Гумилев не погиб»

В этом году исполняется 100 лет со дня убийства большевиками выдающегося русского поэта Николая Гумилева. К этой дате известная современная писательница Елена Чудинова издала книгу «Колдовской ребенок. Дочь Гумилева». Автор ответила на ряд вопросов сотрудника газеты «Монархист» Антона Громова.

- Елена Петровна, в этом году исполняется 100-летие гибели выдающегося русского поэта Николая Степановича Гумилева. Какое значение для Вас, для представителей Вашего поколения имела поэзия Гумилева. Оказала ли его поэзия влияние на Ваше творчество?

- Николай Гумилев не погиб – погибнуть он мог во время экспедиции по опасной Африке или на войне. Он же был убиен, в своей стране, в своем городе. Убиен молодым, в самом расцвете своего дарования, обещавшего еще так много. Забывать об этом мы не должны.

Своих убийц Гумилев победил. Его творчество было полностью запретным во времена моего детства и юности. Но в нем было даже больше силы, чем в прорастающей через камни траве. Почти 70 лет запрета, «несуществования»! Но мои ровесники его учили наизусть, ксерокопировали перепечатки, перепечатывали ксерокопии.

На меня он оказал влияние большее, чем кто-либо. Не только в творчестве, но и в жизни – он с детства служил мне примером отношения к ней. Когда я писала в юности роман «Держатель Знака» (где, кстати, Гумилев появляется как персонаж) я отдавала себе отчет, что мое произведение тянет на полновесную 70 статью УК РСФР. Но если пишешь про Гумилева – допустимо ли трусить?

- В литературных кругах обычно либо не упоминают, либо упоминают вскользь монархизм Гумилева. Порой интерпретируют его как «эпатаж». Как Вы полагаете, в чем причина такой «избирательной» памяти?

- Эти круги идут по мутной воде. Коллеги-калеки как завидовали Николай Степановичу в жизни и злословили его, так и продолжают в незнамо каком поколении. Будь в России в ту пору здоровое общество, здоровое литературное пространство – его монархизм был бы понятен. Но сравним ясное, религиозное, чистое мировоззрение Николая Степановича – с тем, что было модным в Серебряном веке.

Что писал Константин Бальмонт – вспомнить страшно. Его называют «пророком» за вот такие строки: «Кто начал царствовать Ходынкой, Тот кончит – встав на эшафот». Только Бальмонт отнюдь не пророк. Он просто из тех, кто этот эшафот сколачивал. Бальмонт ведь не просто писал изменнические стихи, он участвовал в революционном движении. Бальмонт – типичен, банален.

Каким контрастом звучат в сравнении с его потоками зарифмованных проклятий гумилевские строки! Самое прекрасное в Гумилеве – он вовсе не задается вопросом: блюсти ли верность? Верность для него данность. «Я бельгийский ему подарил пистолет И портрет моего Государя», пишет он мимоходом, в описании африканских странствий. Куда пришел хоть один русский – туда пришла Империя. Меня с отрочества восхищала эта простота, сложнее которой не бывает. Истинное пророчество мы найдем не у Бальмонта, а опять же у Гумилева: «Тягостен, тягостен этот позор – жить, потерявши Царя!» Это про Агамемнона, но… Так ведь и вышло. Не избыли мы еще этого пророчества. И «Рабочий» тоже пророчество.

Но ведь вот, что важно: истина всегда побеждает. Государь причтен к лику, Николай Степанович – после семи десятков лет запрета – вновь знаменит. А что осталось от «разоблачений» Бальмонта? Даже нынешние коммунисты их не пытаются гальванизировать – очень уж убога эта базарная ругань. Его стихи мертвы, по большей части. И «дурно пахнут», как все «мертвые слова в улье опустелом». А поэзия Николая Степановича обрела новое дыхание.

Другой вопрос – в достаточной ли мере творчество Гумилева, его мировоззрение поняты сегодня? Отвечу – нет. Наше общество, а в особенности литературная среда, с чего я и начала мой ответ, по-прежнему недостаточно здорово, до сих пор не выучило в полной мере кровавых уроков прошлого предательства. Если не нам, то грядущим поколениям, еще предстоят новые открытия Гумилева.

- В начале лета вышла в свет Ваша новая книга, посвященная дочери поэта Елене Гумилевой. Расскажите, пожалуйста, как появился замысел книги.

- Отвечу несколько аллегорически. Я, как в юности, мысленно обратилась к Николаю Степановичу с вопросом: что мне сделать к этой злой дате? И ответ пришел: мне самому уже ничего не нужно. Защити мою дочь.

И ведь в самом деле – все знают про Льва Николаевича Гумилева, а дочери Елены Николаевны словно бы и не было вовсе. Между тем судьба этой девочки, короткая ее жизнь столь трагичны, что о Елене необходимо не только писать книги, но и снимать фильмы. Почему она не была никому интересна? Хуже того – почему на нее клеветали? Всего двадцать четыре года жизни – но это жизнь в эпицентре самых страшных событий эпохи. В городе со зловещим и кровавым тогдашним названием – Ленинград. Страшная жизнь! Но вместе с тем жизнь Лены была полна увлекательными событиями, интереснейшим общением. Ее окружение было самым достойным. Дед Николай Александрович Энгельгардт, повлиявший на формирование личности внучки, был видным правым консервативным политиком в Российской Империи. Восхищает судьба ее матери Анны Николаевны, вдовы Николая Степановича. Но Анна Николаевна – не только вдова великого поэта. Она человек одаренный, творческий, сделавший родному городу свои собственные роскошные подарки. Сейчас я еще не расскажу о них – все это есть в книге. Я никогда не могла предположить, что мне доведется в моем творчестве коснуться леденящей темы Блокады. Но что поделать, если для моих героев Блокада оказалась их страшной судьбой?

Осенью 2019 года я посетила Санкт-Петербург. Мне удалось побывать в доме, где жила семья Гумилевых-Энгельгардтов, в стенах, где они умерли в 1941-1942 годах. Там теперь учреждение, внутри все перепланировано. Но красивая лестница, по которой я поднялась на самый последний этаж, она осталась такой же, как при жизни Гумилевых. Я посмотрела из окна – на Эртелев переулок, который видела когда-то моя героиня. Я пыталась разобраться – в какой школе Лена училась, какой храм посещала? Мне очень хотелось понять – какой же она была, эта девочка, в которой отец видел будущего поэта, как она взрослела, с кем дружила, в кого влюблялась?

Я очень надеюсь, что мне удалось выполнить наказ Николая Степановича: вывести из забвения трогательную тень его юной дочери, показать, какой она была, какой могла бы стать, если бы ей довелось прожить дольше.

- Произведения Николая Гумилева до сих пор пользуются популярностью, почти ежегодно переиздаются. Имеется несколько десятков биографий поэта и исследований, посвященных его творчеству. И в тоже время в Петербурге нет ни памятника, ни музея поэта. Не правда ли, странная ситуация?

- Не больше странная, чем то, что посреди Москвы еще стоит мавзолей. Что Вятка еще называется партийной кличкой Кострикова. Мы еще слишком многого не избыли из наследия семи безбожных десятилетий. Но, конечно же, нам надлежит бороться сейчас и за памятник, и за музей. Только так мы и можем победить – шаг за шагом.