Девиз на княжеском гербе Барклая-де-Толли звучал очень скромно: «Верность и терпение» — верность Царю и России и терпеливое снесение всяческих невзгод и обид со стороны окружавших его людей.
Этот великий полководец и патриот России претерпел немало от горячих голов, чей «глубокий патриотизм» бросался людям в глаза. Даже национальная принадлежность полководца настойчиво искажалась. «Немец», да и только. А между тем, герой войны 1812 г., своими историческими корнями принадлежал Шотландии. Подобно Я.В.Брюсу, М.Ю.Лермонтову и многим другим замечательным людям, ставшим достоянием русской истории и культуры. Барклай – это видоизмененная шотландская фамилия Беркли, носителем которой был, в частности, знаменитый философ – основоположник солипсизма, крайней форме субъективного идеализма в его религиозной форме.
Своих благородных предков Барклаи выводили от барона Роберта Беркли, упоминание о котором относится к 1086 г. Полный титул носителей этого рода Беркли оф Толли из графства Банф в восточной Шотландии. Это обстоятельство дало основание позднее носить им фамилию Барклай-де-Толли.
В 1621 г. Питер, исповедовавший протестантизм и выступавший против династии Стюартов, выехал из Шотландии в герцогство Мекленбург. Оттуда потомок Питера Иоган Стефан в 1664 г. переехал в Ливонию и поселился в Риге. Его сыновья стал и офицерами шведской, а позднее русской армии. Отец полководца Вейнгольд-Готард родился в Риге в 1726 г. Бедный офицер, вышедший в отставку в чине поручика, он не имел ни земли, ни крестьян и вынужден был стать мелким арендатором. В 1760 г. он поселился в Литве, на маленькой мызе Памушисе. Здесь у него 13 декабря 1761 г. родился третий сын Михаил. Так как имя Готард в переводе на русский язык означает «Богом данный», то впоследствии его сына стали называть Михаилом Богдановичем. Несмотря на аристократическое происхождение, отец полководца «приобрел дворянское достоинство чином офицерским». Мать полководца, Маргарита Елизавета, урожденная фон Смиттен, происходила из семьи шведских дворян, имевших родовое имение Бекгоф неподалеку от города Валга.
Когда мальчику исполнилось три года, отец отправил его в Петербург, где он жил и воспитывался в доме дяди по матери бригадира русской армии фон Вармелена. Тот нанял ему хороших учителей и сам занимался с племянником, подготовляя его к воинской службе. Маленький Михаил с ранних лет выделялся серьезностью, прекрасной памятью и способностью к математике и истории. Его характер отличался честность и прямотой, а также упорством и хладнокровием. Служить Барклай стал с четырнадцати лет в Псковском карабинерном полку в чине гефрейт-капрала, а через два года получил звание корнета. С 1786 г. он становится адъютантом принца Фридриха Ангальта, приходившегося дальним родственником Екатерины II, человека просвещенного и образованного, и вскоре под его началом получает боевое крещение в боях под Очаковым. 6 декабря 1788 г. в сильные морозы начался штурм крепости. Одной из штурмовых колонн командовал принц Ангальт. После упорного и кровопролитного штыкового боя, в котором Барклай был в первых рядах наступающих, солдаты ворвались в крепость. За Очаков Барклай получил свой первый орден – Владимира 4-й степени, очаковскую медаль и первый штаб-офицерский чин – секунд майора. После участия в сражении под Каушанами и взятия крепостей Аккермана и Бендер, Барклай переводится на шведский театр военных действий. Летом 1788 г. шведский король Густав III объявил войну России и в непосредственной близости от Петербурга начались боевые действия шведского флота, а в юго-восточной Финляндии появились шведские войска.
Весной 1790 г. главнокомандующий русскими войсками граф Н.И.Строганов вызвал Ангальта в действующую армию и поручил ему взять хорошо укрепленную крепость Керникоски, расположенную западнее Выборга. 18 апреля во время атаки принц был смертельно ранен – пушечным ядром ему оторвало ногу. Барклай находился рядом со своим начальником. Умирая, принц передал свою шпагу Барклаю, который с тех пор с нею никогда не расставался. За отличие в бою под Керникоски Барклай получил звание премьер-майора и был переведен в Санкт-Петербургский гренадерский полк. В 1794 г., командую батальоном этого полка, он был отправлен в Польшу. В боях против повстанцев под Вильно Барклай был произведен в подполковники и награжден орденом св. Георгия 4-й степени. Через четыре года он становится полковником и становится командиром 3-его егерского полка. С этим полком он был связан почти до конца жизни, будучи командиром, а затем шефом бригады и дивизии, куда входил этот полк. До 1812 г. этот полк был единственным, кому принадлежали две боевые награды – серебряные трубы за битвы под Прейсиш-Эйлау и за отличия в войне со Швецией в 1808-1809 гг.
К этому времени окончательно сложился характер будущего полководца и сформировались его нравственные принципы. Происходя из бедной семьи, не имея ни крепостных, ни земельных угодий, живя лишь на скромное жалование, Барклай был сердечно расположен к своим подчиненным и выгодно отличался от большинства офицеров, видевших в солдатах тех же деревенских холопов, которых они оставили в своих имениях. Отличался он от них и своим образом жизни. Если у многих офицеров вино, карты, волокитство и безделье было их уделом вне строя, то Михаил Богданович свое свободное время посвящал чтению и систематическим занятиям военной наукой. Именно в эти годы сформируется его облик просвещенного офицера, врага палочной дисциплины, произвола и рукоприкладства. Через десять лет эти принципы Барклай постарается претворить в жизнь в самых широких масштабах. 13 марта 1799 г. «за отличную подготовку полка» Барклай был произведен в генерал-майоры.
Впервые с наполеоновскими войсками Барклай столкнулся в сражении под Пултуском 14 декабря 1806 г. Командуя 77-м Тенгинским полком, тремя полками егерей и пятью эскадронами улан, он в ожесточенном сражении с колоннами маршала Ланна сумел удержать занимаемые позиции. За это сражение он получил орден Св.Георгия 3-й степени. Но в сражении под Прейсиш-Эйлау он был тяжело ранен пулей в правую руку. Во время лечения его посетил Александр I. Он прислал в Мемель, где находился Барклай, своего лейб-медика Джеймса Виллие, который спас руку, произведя операцию и вынув из раны 32 осколка кости. В дальнейшем эта рана часто давала о себе знать. Даже на парадных портретах (напр. Дж. Доу) Барклай изображается придерживающим левой рукой раненую руку. Так состоялось знакомство Государя с Барклаем. Проникшись уважением к этому умному и храброму человеку, Государь награждает его орденами Св. Анны I степени и Св. Владимира 2-й степени, а затем он был пожалован в генерал-лейтенанты и назначен начальником 6-й дивизии. Прусский король пожаловал Барклаю орден Красного Орла.
Уже в те годы Барклай серьезно задумывался о возможной войне с Наполеоном. Он понимал, что силы Наполеона, покорившего всю Европу, несравнимы с возможностями русской армии, и только тактика заманивания неприятеля вглубь страны и уничтожения его армии тактикой партизанских налетов в сочетании с голодом и холодом, могут обеспечить победу над сильнейшим врагом. Но главное – это беречь русского солдата. Гуманизм и политическая мудрость уже тогда определяли стратегию начинающего полководца.
В ноябре 1807 г. Россия, привязанная по Тильзитскому договору к политике Франции, объявила войну Англии. В то же время Александр I предложил Швеции примкнуть к антианглийской коалиции. Шведский король Густав IV отказался и вернул российскому императору орден св. Андрея Первозванного. Это явилось поводом для объявления войны, которая началась в феврале 1808 г. вступлением русских войск на территорию Финляндии. В этой войне Барклаю было поручено командование 6-й пехотной дивизией, которая овладела финским городом Куопио, а 4 марта 1809 г. начала переход через Ботнический залив. Дивизия прошла за двое суток более ста верст. Не желая обнаружить себя, солдаты спали на снегу, не разжигая костров. Жестокая зимняя буря разметала глыбы льда, по которым солдатам приходилось карабкаться, попадая то в глубокий снег, то скользя по наледям. 12 марта город Умео был без боя взят Барклаем, что привело к быстрой капитуляции Швеции. Современники справедливо уподобляли этот подвиг русских войск переходу Суворова через Альпы. За успехи в русско-шведской войне Барклай был произведен в генералы от инфантерии и награжден орденом Св. Александра Невского. В походе 1809 г. проявилась еще одна черта Барклая – гуманное отношение к противнику, особенно к мирным жителям. Когда его войска вступили на землю Швеции, он издал приказ, в котором были такие слова: «Не запятнать приобретенной славы и оставить в чужом краю, память, которую бы чтило потомство». Это был военный приказ и его неукоснительного выполнения Барклай жестко требовал, ибо его отличала нетерпимость к беспорядку и распущенности. А в отношении к мирным жителям он также следовал заветам Суворова: «Обывателя не обижай! Он нас поит и кормит. Солдат не разбойник».
После завершения финляндской операции Барклай был назначен главнокомандующим русской армии в Финляндии и генерал-губернатором Финляндии. На этом посту он проявил себя прекрасным организатором, наведя в армии и на присоединенных территориях твердый порядок. Он заложил добрые традиции уважительного отношения к местным обычаям, оставив о себе хорошую память в Финляндии. Опыт административного управления очень пригодился Барклаю, когда повелением Императора, он в январе 1810 г. был назначен военным министром России. На этом посту Барклай, ощущавший неотвратимость войны с Наполеоном, занялся преобразованием русской армии. На западных рубежах строились оборонительные сооружения, происходила передислокация войск, численность армии увеличилась почти вдвое. Важнейшей заслугой Барклая было создание им русской военной разведки. Начало ей положила секретная экспедиция. Она появилась в военном ведомстве в 1810 г., а с 1812 г. получила название Особенной канцелярии. Среди выдающихся представителей военной разведке следует отметить полковника А.И Чернышева, блестяще проявившего себя в Париже, полковника А.А.Закревского, поручика П.Х.Граббе и ряд других. Заслуги Барклая на посту военного министра были отмечены в сентябре 1811 г. орденом Св. Владимира 1-й степени. Существенным вкладом в дело повышения боеспособности войск Барклай считал изменение морального климата в армии. Он считал, что боевой дух армии тем выше, чем крепче узы товарищества и взаимоуважения между солдатами и офицерами. Он обратил особое внимание на положение солдат. «Армию, — писал он в одном из своих циркуляров, — отличает неумеренность в наказании, изнурение в ученьях сил человеческих и непопечение о сытной пище». Он считал совершенно недопустимым унижение человеческого достоинства солдат. «Никакие случаи не дают права посягать на честь подчиненного обидным и неприличным взысканием. Таковой поступок унижал бы звание начальника и служил бы верным доказательством его неспособности управлять людьми…» Это были не просто теоретические рассуждения. Барклай стремился провести их в жизнь, преследуя чисто практические цели. В грядущей войне предстояло сразиться с армией, где каждый солдат «носил в своем ранце маршальский жезл», где все офицеры были вчерашними солдатами. С приближением войны Барклай получил приказ сдать военное министерство своему заместителю князю А.И. Горчакову (племяннику А.В.Суворова, участнику Швейцарского похода) и направится к месту дислокации 1-й Западной армии, которой ему предстояло командовать.
Изучив общую дислокацию войск на западных рубежах, Барклай понял, что необходимо создать на западе три армейские группы – Северную, Центральную и Южную. Самой сильной должна была стать Северная группа, расположенная между Вильно и Гродно, где вероятнее всего могло произойти вторжение главных сил противника. Второй по численности планировалась Центральная группа, сосредоточенная в районе Белостока и Бреста. Южную группу решено было размесить в районе Луцка. Все эти группы должны были носить мобильный характер и помогать друг другу в случае необходимости. К моменту вторжения Наполеона 1-я Западная армия под командованием Барклая состояла из 127 тысяч человек при 550 орудиях. Ему противостояли главные силы французов под командованием самого Наполеона, насчитывающие 218 тысяч человек при 527 орудиях. Кроме того, на левом фланге «великой армии» находился 33-тысячный корпус, которому необходимо было овладеть Ригой. Им командовал маршал Жан Этьен Макдональд, также как и Барклай по происхождению шотландец, потомок эмигрантов – сторонников Стюартов, в свое время разбитый А.В.Суворовым под Треббией. Центральна группа французской армии под командованием пасынка Наполеона Эжена Богарне была сосредоточена у Полоцка и имела в своем составе 82 тыс. человек при 218 орудиях. Ей противостояла 2-я Западная армия, насчитывающая 50 тыс. человек при 170 орудиях. Ею командовал генерал от инфантерии князь П.И.Багратион – любимый ученик А.А. Суворова. Южная группа войск под командованием брата Наполеона Жерома Бонапарта, короля Вестфалии, состояла из 78 тыс. человек при 159 орудиях. Против нее была развернута третья армия под командованием генерала от инфантерии А.П. Тормасова. Кроме того, на юге под командованием адмирала Чичагова, находилась Дунайская армия из пятидесяти тысяч человек. Общая численность вооруженных сил России достигала 591 тыс. человек, но эти войска был и разбросаны по всей территории страны, а также на турецкой границе, на Кавказе, в Финляндии, в Закавказье, и в многочисленных гарнизонах вплоть до Камчатки. Барклай прекрасно понимал, что вести наступательные операции с такими разрозненными силами, губительно для армии. Во всяком случае, он занял единственно возможную отступательную позицию. Его армия отступала в полном порядке, умело ведя арьергардные бои и нанося противнику внезапные удары. Один из офицеров его армии писал в своем дневнике, что главнокомандующий «не дал отрезать у себя ни малейшего отряда, не потерял почти ни одного орудия, ни одного обоза, этот благоразумный вождь, конечно, увенчает предначатия свои желанным успехом». Как не похоже это благоразумное отступление с паническим бегством Красной Армии в 1941 г. А ведь товарищ Сталин утверждал, что он повторяет линию Кутузова (но ни в коем случае не Барклая де Толли) в 1812 г. А.Н. Сеславин, один из вождей партизанского движения, впоследствии писал: «Он первый ввел в России систему оборонительной войны, дотоле неизвестной. Задолго до 1812 г. уже было решено, в случае наступления неприятеля, отступать…завлекая, таким образом, внутрь России, вынудить его растягивать операционную свою линию, а через то ослабевать, теряя от недостатка в съестных припасах людей и лошадей… С первого шага отступления нашей армии близорукие требовали генерального сражения; Барклай был непреклонен. Армия возроптала. Главнокомандующий подвергнут был ежедневным насмешкам и ругательствам от подчиненных, а у двора – клевете. Как гранитная скала с презрением смотрит на ярость волн, разбивающихся о подошву ее, так и Барклай, презирая незаслуженный им ропот, был, как и она, неколебим в достижении предложенной им великой цели».
Барклай понимал, что бесконечное отступление невозможно. Но он полагал, что до соединения основных сил русской армии оно необходимо. Между тем, отношения между командующими армиями складывались не лучшим образом. Все три командующих имели одинаковое воинское звание, но Тормасов получил чин генерала от инфантерии на восемь лет раньше главнокомандующих 1-й и 2-й арм иями. По правилам чинопроизводства это считалось очень важным при определении старшинства. Очень сложными были отношения между Барклаем и Багратионом. Человек прямой и честный, горячий и бескомпромиссный, придерживающийся наступательной тактике Суворова, он не понимал происходящего и не мог примириться с беспрерывным отступлением. Уже 1 июля в письма Царю он настоятельно требовал дать Наполеону генеральное сражение. После отступления от Витебска он написал Барклаю письмо, полное упреков, утверждая, что его отход от Витебска открывает французам дорогу на Москву. Он даже пытался добиться того, чтобы его горячий единомышленник Ермолов стал начальником штаба 1-й армии. Но Ермолов как дальнозоркий стратег не смог согласиться с Багратионом и позднее писал о Барклае: « Несчастлив он потому, что кампания 1812 года не в пользу его по наружности, ибо он отступает беспрестанно, но последствия его оправдывают. Какое было другое средство против сил всей Европы?.. Я защищаю его не по приверженности к нему, но точно по сущей справедливости». А «Справедливость» была такова, сто к Смоленску подошла ровно половина «великой армии». За это время Наполеон потерял и оставил в тыловых гарнизонах 200 тыс. человек. К этому времени отношения между двумя полководцами, казалось бы, начали нормализоваться. 1-я и 2-я армии соединились. Барклай и Багратион встретились. Барклай в полной парадной форме дружески обнял Багратиона. 22 июля он писал Царю: «Отношения мои с князем Багратионом наилучшие. В князе я нашел характер прямой и полный благороднейших чувств патриотизма. Я объяснился с ним относительно положения мер, которые надлежит принять. Смею даже заранее сказать, что доброе единогласие установилось, и мы будем действовать вполне согласно». Соединение двух армий было радостно воспринято солдатами и офицерами. Барклай и Багратион на виду у всех обменивались крепкими рукопожатиями и дружескими улыбками. Барклай отдал приказ о подготовке к сражению, а 23 июля был созван военный совет, в котором участвовал Великий князь Константин Павлович, начальники штабов и квартирмейстеры обеих армий. Однако, ситуация изменилась. К Наполеону со всех сторон к Смоленску стягивались войска. Барклай отнесся к немедленному наступлению не столь безоговорочно как за два дня до этого. Закрывая военный совет, он произнес следующие слова: «Император, вверив мне в Полоцке армию, сказал, что у него другой нет. Я должен действовать с величайшей осторожностью и всеми способами стараться избежать ее поражения».
На следующий день обе армии все же выступили навстречу французам. Под Смоленском 180-тысячной армии Наполеона противостояло 120 тыс. русских. Барклай мучительно размышлял, можно ли при таком соотношении сил надеяться на успех и не решился дать генеральное сражение. Он приказал армии Багратиона оставить Смоленск, а сам остался прикрывать его отход. Наполеон бросил на штурм Смоленска три корпуса Нея, Даву и Понятовского. Но русские войска стояли непоколебимо. Потери французов приближались к 20 тысячам. Багратион, Беннигсен и Великий князь Константин Павлович требовали перейти в наступление. Однако, взвесив все обстоятельства, Барклай приказал оставить Смоленск. Отступление окончательно испортило взаимоотношение Барклая и Багратиона. В письмах к Царю, к Аракчееву, исполнявшего обязанности военного министра, ко всем военачальникам Багратион требовал поставить над армиями другого полководца, который бы пользовался всеобщим доверием и, наконец, прекратил бы отступление. 5 августа Император поручил решить вопрос о главнокомандующем специальному комитету, который обсудил пять кандидатур – Беннигсена, Багратиона, Тормасова, и графа Палена. Пятым назвали Кутузова, и его кандидатура была признана единственно достойной столь высокого назначения. Император принял окончательное решение 8 августа. Получив назначение, Кутузов написал письмо Барклаю, в котором уведомлял Михаила Богдановича о своем скором приезде в армию и выразил надежду на успех их совместной службы.
17 августа Кутузов прибыл в деревню Царево-Займище, куда к этому времени подошла почти вся 1-я армия. Барклай сдал командование внешне спокойно. Однако его самолюбие было уязвлено. Впоследствии он писал Царю: «Избегая решительного сражения, я увлекал неприятеля за собой и удалял его от всех источников, приближаясь к своим; я ослабил его в частных делах, в которых я всегда имел перевес. Когда я почти до конца довел этот план и был готов дать решительное сражение, князь Кутузов принял командование армией». Кутузов застал войска готовящимися к сражению — шло строительство укреплений, подходили резервы, полки занимали боевые позиции. Кутузов объехал ликующие войска и…отдал приказ отступать. Он не хотел рисковать и не мог допустить, чтобы его разбили в первый же день приезда к армии. 25 августа главные силы 1-й и 2-й армий вышли на большое поле, лежащее в 124 км от Москвы между Старой и Новой Смоленской дорогами. В центре поля раскинулось село Бородино и деревня Семеновское. На пространстве примерно в 50 квадратных километров наконец-то сошлись две армии, примерно равные друг другу по силам: русских было около 120 тыс., французов – около 135. Накануне сражения Барклай и преданный ему генерал А.И.Кутайсов, начальник артиллерии 1-й армии, провели ночь в крестьянской избе. Барклай был грустен, всю ночь писал. Кутайсов, напротив шутил, болтал и смеялся. Он не знал, что завтра его убьют, и он не доживет 4 дней до своего 28-летия.
«На восходе солнца, — писал адъютант Барклая, генерал фон Левенштерн, — Барклай в полной парадной форме, при орденах и в шляпе с черными перьями стоял со своим штабом на батареи позади деревни Бородино…Ядра и гранаты буквально вырывали землю на всем пространстве. Барклай проехал…перед Преображенским и Семеновским полками. Молодцы гренадеры приветствовали его, спокойно стоя, с истинно военной выправкой». Здесь же, на бородинском поле, произошло примирения Барклая и Багратиона. К сожалению слишком поздно. Багратион был тяжело ранен, когда подоспели посланные Барклаем подкрепления. Лежащий на земле Багратион, увидев возле себя Левенштерна, сказал: «Скажите генералу Барклаю, что участь армии и ее спасение зависит от него. До сих пор все идет хорошо. Да сохранит его Бог». В сражении под Бородиным Барклай проявил исключительную храбрость. Он лично водил в атаку кавалерию. Под ним пало четыре лошади, возле него убило двух офицеров и девять ранило, но он не вышел из боя, пока сражение не закончилось победой. 21 октября 1812 г. за участие в сражении при Бородино Барклай был награжден орденом Св. Георгия 2-й степени. Поздно вечером Кутузов вызвал к себе Барклая и приказал готовиться к продолжению сражения на следующий день, однако в полночь Барклай получает от Кутузова приказ об отступлении. В последние дни августа русская армия подошла к Москве. Здесь в деревне Фили, 1 сентября состоялся военный совет, обсуждавший вопрос о целесообразности нового сражения для защиты Москвы или оставления Москвы без боя. Первым выступил Барклай. Он сказал: «Главная цель заключается не в защите Москвы, а в защите Отечества. Оставлять столицу тяжело, но если мужество не будет потеряно, и операции будут вестись деятельно, овладение Москвой, может быть приведет неприятеля к гибели. Беннигсен, Ермолов, Уваров и Дохтуров, выступившие вслед за Барклаем, отвергли идею отступления и требовали нового сражения. Выслушав всех участников военного совета, Кутузов сказал: «Вижу, что мне придется платить за разбитые горшки, но жертвую собой для блага Отечества. Приказываю отступать». Так в самую решительную минуту точки зрения Кутузова и Барклая-де – Толли, полностью совпали. Это свидетельствует о том, что стратегия Кутузова, в конечном счете, явилась продолжением стратегии Барклая. Кутузов уехал вперед, поручив Барклаю организовать отступление армии через Москву. После Бородинского сражения, где потери русских превысили сорок тысяч человек, было нецелесообразно деление войск на две армии. Остатки армии Багратиона были слиты с армией Барклая, но его собственная должность стала чисто условной — над всей армией находился главнокомандующий. К тому же Михаил Богданович забелел лихорадкой и 19 сентября подал Кутузову рапорт об увольнении его с должности командующего 1-й армией.
Любопытно отметить такой факт. В.А.Жуковский, находившийся при армии как офицер московского ополчения, в сентябре – октябре 1812 года пишет свое знаменитое стихотворение «Певец во стане русских воинов», в котором воспеваются подвиги русских генералов, в основном участников Бородинского сражения, но среди них нет имени Барклая-де-Толли. Поэт называет десятки героев, причем имена некоторых уже, забыты, но большинство имен история сохранила. Это и «Вихорь-Атаман, вождь невредимых Платов», и Ермолов, «витязь юный», и Раевский «слава наших дней», и Витгенштейн «Петрополя спаситель», и Фигнер, и Сеславин, и Коновницин и, конечно же, Багратион, и многие другие, среди которых и такие сомнительные герои, как «Нестор-Бенигсон! И вождь, и муж совета» и Пален «Чести сын», вошедшие в историю, как цареубийцы. Конечно, в те годы имена убийц Императора Павла не предавались огласке, но «муж совета» Беннигсен, яростно выступавший в Филях против Барклая и, заметим, Кутузова, едва ли достоин столь высокой чести. Беннигсен был одним из немногих гвардейских офицеров, кто в момент покушения на жизнь Императора был трезв и хладнокровен. Именно он обнаружил спрятавшегося за каминной ширмой Павла, что и определило судьбу последнего. Можно различно оценивать роль Павла в истории России, но цареубийство заслуживает однозначной оценки. Правда, во время Бородинского сражения Беннигсен действительно проявил свойственную ему по природе храбрость, но не большую, чем Барклай. Почему Жуковский отказал в этом Барклаю остается загадкой для литературоведов.
24 сентября 1812 г. Барклай писал царю из Калуги: «Государь! Мое здоровье расстроено, а мои моральные и физические силы до такой степени подорваны, что теперь здесь, в армии, я, безусловно, не могу быть полезным на службе…и эта причина побудила меня просить у князя Кутузова позволения удалиться из армии для восстановления моего здоровья. Государь! Я желал бы найти выражения, чтобы описать Вам глубокую печаль, снедающую мое сердце, видя себя вынужденным покинуть армию, с которой я хотел жить и умереть…».
Прощаясь со своим адъютантом В.И.Левенштерном, Барклай сказал: «Великое дело сделано. Теперь остается только пожать жатву… Я считаю Наполеона разбитым с момента его вступления в Москву. Я передал фельдмаршалу армию сохраненную, хорошо одетую, вооруженную и недеморализованную. Это дает мне наибольшее право на признательность народа, который теперь, может быть, бросит в меня камень, но позже отдаст мне справедливость». Камень, в буквальном смысле, бросить в него собиралась пьяная чернь под Владимиром, где Барклай проезжал, направляясь в свое имение. Толпа грозилась расправиться с Барклаем, считая его изменником и виновником в смерти умирающего Багратиона. Адъютант полководца А.А. Закревский, обнажив саблю, заставил ямщика быстрее ехать. Это событие заставила Барклая взяться за составление т.н. «Записок», в которых он подробнейшим образом описывает свои действия, утверждая, что отступление проводилось им по плану, принятому заранее в Петербурге, а не было его произвольным решением. Из Владимира Барклай двинулся в свое эстонское имение Бекгоф, где находился до конца января 1813 г.
Между тем, в связи с отстранением адмирала В.П.Чичагова от командования 3-й армией по болезни, Кутузов по согласованию с Императором призывает Барклая в действующую армию. Наступает новый период в жизни Барклая. 4 апреля, после ожесточенного артиллерийского обстрела, капитулировала Торунь, а 23 апреля, уже после смерти Кутузова, армия Барклая вошла во Франкфурт-на-Одере. 7 мая в бою под Кенигсвартом, продолжавшемся несколько часов, армия Барклая уничтожила до 3 тысяч человек и захватила в плен более 2 тысяч.. За бой под Кенигсвартом Барклай был награжден орденом Св. Андрея Первозванного и прусским орденом Черного Орла. После неудачного для русско-прусских войск сражения под Бауценом, главнокомандующий русской армией после смерти Кутузова, Витгенштейн был заменен Барклаем. Причем, сам Витгенштейн не только рекомендовал Барклая на свое место, но и писал Царю, что он «почтет за удовольствие быть под его начальством».
При вступлении Барклая на этот пост военные действия были приостановлены, т.к. с 23 мая по 29 июня действовало перемирие, во время которого оформилась новая антинаполеоновская коалиция в составе России, Пруссии, Австрии, Швеции и Англии. Весь дальнейший ход событий представляется сплошным триумфом Барклая. Командуя русско-прусским резервом объединенной союзнической армии, он 18 августа в сражении под Кульмом разгромил французский корпус генерала Вандама. Эта была первая победа после смерти Кутузова. За эту победу Барклай был награжден орденом Св. Георгия 1-й степени и австрийским Командорским крестом Марии Терезии.
При Кульме героически проявили себя дивизии под командованием А.И.Остермана-Толстого, Н.Н.Раевского, М.А.Милорадовича и, особенно А.П.Ермолова. Прусский король учредил знаменитый Кульмский крест, среди награжденных им был и Барклай-де-Толли. 4-7 октября в знаменитой «Битве народов» под Лейпцигом, Барклай успешно командует частью Богемской армии (русско-австрийскими войсками). Наградой полководцу после Лейпцигской битвы стал графский титул.
В январе 1814 г. войска под командованием Барклая уже на французской территории успешно сражались с французами у деревни Ла-Ротьер. За победу в этом сражении Барклай вместе с Блюхером и Шварценбергом был награжден золотой шпагой с алмазами. 19 марта союзные войска вошли в Париж. Барклай становится 41-м русским фельдмаршалом. Шведский король Карл XIII ( в прошлом наполеоновский маршал Бернадот) наградил его орденом Меча 1-й степени. Именно этот орден бросается в глаза на знаменитом портрете Барклая работы Дж. Доу. Летом 1814 г. русские войска стали возвращаться на Родину. Барклай вновь принимает командование 1-й армией. После бегства Наполеона с острова Эльба русские войска были вновь двинуты во Францию и в августе 1815 г. вступили в Париж. В сентябре в Вертю – в 120 км от Парижа был устроен смотр русской армии, блестяще подготовленный Барклаем. Успех смотра превзошел все ожидания. За образцовое состояние армии Барклай получил княжеский титул. Его заслуги были отмечены многими европейскими монархами. Людовик XVIII наградил его орденом Почетного Легиона 1-й степени, Нидерландский король Вильгельм I – орденом Св. Вильгельма, король Саксонии Фридрих Август I – орденом Св. Генриха, а принц-регент Великобритании – орденом Бани 1-й степени. Несмотря на то, что точка зрения Барклая часто не совпадала с мнением высших сановников, авторитет его у Императора был настолько высок, что это не сказывалось на его положении. Да и сам Барклай превратился в военачальника такого масштаба, который уже решал вопросы боевой подготовки и обучения войск в тесной связи с вопросами общественной жизни. Его волновали вопросы положения крестьян, проблемы военных поселений, судьбы солдат, вышедших в отставку. Оставаясь верным слугой Царя, он хотел быть также отцом для солдат. Стремился сделать их жизнь достойной человека, не дать расцвести насилию, жесткости и произволу. Наряду с требованиями строгой дисциплины и добросовестного отношения к службе Барклай требовал бережного отношения к людям, воспитания в них храбрости, выносливости и любви к опрятности. Его негативное отношение к военным поселениям обеспечивало Барклая на всю жизнь стойкую враждебность Аракчеева.
Весной 1818 г/ Барклай отправился в Германию для лечения на водах. Проезжая через Восточную Пруссию он тяжело заболел и 13 мая 1818 г. скончался. Это случилось недалеко от города Инстербурга. Оттуда траурный кортеж отправился в Ригу. Там в присутствии генерал-губернатора маркиза Паулуччи была отслужена заупокойная панихида. Через несколько дней гроб с прахом полководца привезли к месту вечного упокоения – в родовое имение его жены Елены Ивановны Барклай, урожденной Смиттен. Здесь в 1823 году вдова полководца соорудила великолепный мавзолей, построенный по проекту архитектора А.Ф.Щедрина. Скульптурный портрет полководца и многоплановый барельеф, посвященный вступлению русских войск в Париж, выполнены профессором Петербургской академии художеств, скульптором В.И. Демут-Малиновским.
Личность полководца привлекала к себе не только скульпторов и художников. Судьба Барклая, исполненная трагизма и величия, с давних пор занимала великого Пушкина. За полгода до смерти поэта в период его гражданской и творческой зрелости, он создает свой поэтический шедевр, стихотворение «Полководец». Это не просто панегирик Барклаю. Это яркое философское и поэтическое полотно, вызвавшее восторженные отклики современников. Пушкин с гениальной прозорливостью вскрывает «загадку» Барклая. Для Пушкина Барклай – это человек «непроницаемый для взглядов черни дикой». В отличие от замечательного поэта В.А.Жуковского, в своем стихотворении прославляющего тех, к кому фортуна оказалась в данное время благосклонной, Пушкин видит глубже и шире. Его Барклай, укрепленный убеждением собственной правоты, идет своей дорогой дальше, оставаясь «неколебим пред общим заблужденьем». Он вынужден был передать бразды правления Кутузову: «И на полупути был должен, наконец, безмолвно уступить и лавровый венец, и власть, и замысел обдуманный глубоко, и в полковых рядах сокрыться одиноко». Там, говорит поэт, он «как ратник молодой, искал ты умереть средь сечи боевой». А между тем, Кутузов, идя той же дорогой, что и Барклай, «стяжал успех, сокрытый в главе твоей».
Эта же идея, была сформулирована Пушкиным и в прозе: «Его отступление, которое ныне является ясным и необходимым действием, казалось вовсе не таковым: не только роптал народ ожесточенный и негодующий, но даже опытные воины горько упрекали его и почти в глаза называли изменником. Барклай, не внушающий доверия войску, ему подвластному, окруженный враждой, язвимый злоречием, но всегда убежденный, молча идущий к собственной цели и уступающий власть, не успев оправдать себя перед глазами России, останется навсегда в истории высоко поэтическим лицом». В своих симпатиях к Барклаю Пушкин не был одинок. Достаточно вспомнить слова поэта – партизана Д.В.Давыдова, которого трудно упрекнуть в нерешительности и осторожности: «Барклай-де-Толли с самого начала своего служения обращал на себя всеобщее внимание своим изумительным мужеством, невозмутимым хладнокровием и отличным знанием дела. Эти свойства внушили нашим солдатам пословицу: «Погляди на Барклая и страх не берет».
«Зачинатель Барклай» и « совершитель Кутузов», так назвал их памятники у Казанского собора Пушкин, посетивший перед самой смертью мастерскую выдающегося скульптора, выходца из крестьян Б.И.Орловского (Смирнова) – ученика великого Торвальдсена. С шекспировской силой и проникновением поэт завершает свой стихотворение словами: «О люди! Жалкий род, достойный слез и смеха! Жрецы минутного поклонники успеха! Как часто мимо вас проходит человек, над кем ругается слепой и буйный век, но чей высокий лик в грядущем поколенье поэта приведет в восторг и умиленье».