Творческая идея монархии и младоросская агитация

В рубрике «Русская публицистика» предлагаем вниманию читателей статью известного эмигрантского монархического деятеля А.Башмакова, посвященную полемике с «неомонархической» идеологией эмигрантской партии младороссов.

Глубокий разлад между так называемыми «младороссами» под водительством А. Л. Казем-Бека и сложившеюся за долгие века творческою идеологиею русского национального царизма все более увеличивается.

После целого ряда безусловно недопустимых деклараций эта зияющая моральная пропасть растет с каждым днем.

Укрепляется в сердцах исстрадавшейся эмиграции убеждение, что под видом пресловутого «стопроцентного» монархизма скрывается несомненная моральная зараза, прямо ведущая к разложению русского монархизма.

Эта зараза грозит главным образом той злополучной молодежи, которая никогда не видела России и была лишена чарующей, воспитывающей силы родной земли.

От нее спасается лишь та наиболее зрелая часть молодого поколения, которая по счастливой случайности ускользнула от волн всепроникающего большевизма и от того грубоватого уклада духа, который является наиболее благоприятствующей почвой для развития этого лжеучения.

Для того, чтобы юные души могли спастись от этой заразы, нужно прежде всего достигнуть хотя бы малой доли критического отношения к предлагаемому учению; нужно, чтобы в уме успела родиться любовь к изучению истории родной земли; нужно пройти через период вдумчивого отношения к той мудрости веков, которая так красочно вылилась в творческой строительности целых поколений. Нужно, наконец, чтобы успела сложиться в сердце глубокая привязанность к светлым достижениям наших предков.

И тогда только неминуемо должна вылиться неудержимым возгласом восторженная мысль:

«Хороша история нашей России! Мы ею должны гордиться… Не променяем ее на прошлое какого бы то ни было другого народа!».

На первых порах младоросского движения, когда их вечно меняющаяся «генеральная линия» еще не успела перескочить по всем румбам их астролябии, они видимо старались изобразить из себя русскую копию «фашизма», то увлекаясь типом, созданным в Италии гениальным Муссолини, то склоняясь к подражанию гитлеровскому «национал-социализму». Этот уклон на копирование фашизма у них был общею чертою сходства с другими юношескими организациями в эмиграции, которые отличались от казем-бековского типа тем, что те кружки, по крайней мере, никогда не претендовали на монополию «казенного» образца. Тогда как младороссы постоянно сваливали всю моральную ответственность за свои фантастические выдумки на высокие имена, которые – по самому элементарному чувству приличия в русской среде – всегда должны были оставаться вне партийных передряг.

Кроме того, идолопоклонство перед фашизмом казалось чем-то естественным в программе некоторых юношеских организаций, которые были ближе к республиканским настроениям и отнюдь не причисляли себя к строгим сторонникам Царской идеи. Между тем как младороссы, с самого начала своей агитации, ставили себя на позицию сторонников Монархии, постепенно принимая в свой катехизис положения, в корень подрывающие саму идею Царской власти. Мы должны раз навсегда, с полной определенностью установить, что самая идея фашизма исторически выросла на почве отрицательного отношения к полноте прав Монарха.

В Италии она была угрозою, с которою, волею-неволею, должны была помириться королевская власть, ради избежания пролития крови; ибо организация, созданная бывшим социалистом Муссолини, поставила вопрос ребром: «Либо согласитесь превратиться в тень Монарха, либо уйдите с престола!»

А в гитлеровской Германии произошло еще более резкое явление. Тут формула: «Хейль Гитлер» совершенно устранила собою все предполагавшиеся комбинации к возвращению Гогенцоллернов.

Скрывать внутреннюю, анти-монархическую суть фашизма нет никакой логической возможности, разве только в условиях абсолютного политического недомыслия.

В силу такой очевидности, - появление с таким громадным успехом безусловно гениальной фигуры Муссолини, без малейшего противодействия сторонников монархизма в Италии, должно быть признано следствием целого ряда причин, тесно связанных с историей итальянского народа. Таковыми являются:

1) Слабость и кратковременность корней Савойской династии, которая имела за собою слишком недавнее происхождение (не более одного века полного расцвета);

2) отсутствие традиций (за целые 15 веков), в силу коих народное благо никогда не осуществлялось, в представлениях итальянцев, королевской властью; оно всегда реализовалось в мелком масштабе и дробилось в бесконечных потугах крошечных государственных образовании полу-республиканского характера;

3) наконец, смелое выдвигание рукою Муссолини великих традиций древне-римской эпохи явилось единственным традиционным символом возрождения народа из векового политического ничтожества.

Ничего подходящего к этой конструкции мы не видим в русской истории. У нас фашизм, сравнительно с великолепною творческою силою самодержавной царской власти, является лишь пустым звуком. А тем более ничтожна подражательная тень фашизма, проводимая людьми, не только не имеющими каких бы то ни было заслуг перед русскою землею, но даже по возрасту и по отсутствию оконченного образования заслуживающими скорее всего квалификации «политических недорослей».

Разумеется, одна только личная неподготовленность к какой бы то ни было серьезной задаче не есть еще смертный грех на дебете младоросского движения. Им можно только поставить в упрек, что верхний их слой продолжает топтаться в полумраке противоречивых афоризмов, когда первая молодость этих вождей уже миновала. В эти годы наше поколение так называемых «стариков» давно уже принялось за реальный труд на самых разнообразных путях государственной и общественной деятельности, занимая ответственные посты, всегда воодушевляемые любовью к родному народу и преданностью нашему Монарху. У них все же остается капитал юных сил, который нами истрачен за много десятилетий служения России «не за страх, а за совесть». Они еще могут, хотя с большим запозданием, нагнать время, ими потерянное на политическую болтовню. Но для этого необходимо, чтобы они начиная со своих вождей, вдумались в трагизм своего положения обездоленных самою революциею, отнявшую от них то, что было дано нам своевременно в нормальной России и лишившей их возможности докончить свое образование. Ведь близко то время, когда нас на свете не будет, и они – на Родине будут уже не «младороссами», а «старороссами», от которых сама жизнь потребует непосильных для них трудов и творчества.

Желаю им заблаговременно сосредоточить свою мысль на том, что за минувшие 75 лет все верхи русского государственного аппарата, в подавляющем большинстве, были людьми, получившими все блага высшего университетского образования.

С одною «политграмотой», хотя бы и младоросского переиздания, - далеко не уедешь. Русский народ, после жестоких страданий, пережитых им за время революции, заслуживает лучшей участи, нежели попасть в руки самонадеянных недоучек, презирающих всякий умственный труд. Тяжела была бы ответственность тех его будущих вождей, которые изобразили бы собою «рецидиву неграмотности» в государственной жизни России!

Не подлежит сомнению, что младороссы не сразу решились выступить с полной откровенностью на путь явного разрушения главных основ Царской идеи, прикрываясь мнимым «стопроцентным» монархизмом. Установление хронологических вех этой эволюции не поддается точному учету. Тем не менее, насколько мне <уда>ется определить, это превращение из огромной переписки, соединенной с многолетним моим служением на посту Парижского Представительства, я считаю зимние месяцы с 1929 руна 1930 год приблизительно тою эпохою, когда разрушительная деятельность младороссов перешла в первый раз к несомненной активности. Именно за это хвремя произошло их тесное сближение с капитаном 1 ранга Г. К. Графом. Произошло ловкое сочетание сил, направленное к разрушению всякой надежды на соединение двух расходившихся полюсов монархической работы за рубежом. Наконец, произошло утверждение целой серии актов, самым губительным образом отразившихся на жизнедеятельности «Государева Совещания», которое до того с честью исполняло значительную строительную. Работу, длившуюся с 1925 до конца 1929 года. Этими актами совершенно была дезорганизована конструкция этого полезного учреждения. Но было заменено сложною сетью Комиссий, составленных из членов, рассеянных по всему земному шару. К этим Комиссиям была прикомандирована вся головка младороссов; наконец, Казем-Бек назначен был 15 декабря 1929 г. «консультантом Государева Совещания».

Подготовка этих актов, внезапно появившихся, как снег на голову, происходила в величайшей тайне при Канцелярии; автором этой ломки был Н. Н. Аленников. Впрочем, творец этого изумительного плана уволен был не далее как 2 марта 1930 года. Но он успел напечатать в «Официальных Оповещениях» (под редакцией младороссов) целую серию исторических заметок, где между прочим было сказано: «Падение Династии Романовых увлекло за собою в бездну и русскую нацию». Читая такой перл исторического изложения, мы с негодованием ставили себе вопрос: «Если признается, что династия пала (?!), то какое же может быть согласование этой ложной мысли с самым основанием легитимизма, который исходит из той идеи, что Свод Законов Империи остается юридически обязательным для всех русских граждан?»

Нанесенный «Государеву Совещанию» удар явился, в сущности, ответом на мое представление от 29 января 1929 года о желательности создать на более расширенных началах «Совещательный Комитет Законной Российской Императорской Власти». Моя идея заключалась в необходимости закономерного выхода из хаотического вершения государственных вопросов, при исключительном влиянии на них Государевой Канцелярии.

После этого удара полезное учреждение было лишено всякой жизненности; оно влачило уже самое жалкое существование, пока не последовало окончательное его упразднение 22 ноября 1932 года.

Младороссы только косвенно были заинтересованы в тех актах, коими Канцелярия подрезала жизненность Государева Совещания. Но прямое участие их в закулисной работе, коей было сведено на нет всякое предположение о воссоединении обоих лагерей в русском монархизме, - установлено несомненно из тайных переписок младоросской организации.

В конце 1931 года вышла в Софии чрезвычайно поучительная брошюра А. И. Стерлигова, которая составляет в настоящее время величайшую библиографическую редкость, в виду, очевидно, принятых мер к ее уничтожению. В ней опубликовано очень убедительное письмо г. Елиты-Вильчковского от 2-го июля 1930 год, в коем он пишет по адресу некоего Шаповаленко:

«С самого начала нашей работы мы поставили себе целью реабилитировать монархизм перед лицом России, т. е. доказать, что новый монархизм не выльется в те формы, которые привели к крушению и – заслуженно или незаслуженно – одиозны населению». «Вы знаете, что из поездки в Динар ничего не вышло. Поняв, что прямо им ничего не сделать, В.М.С. (Высший Монархический Совет – ред.) стал обхаживать уже не Бриак, а парижских стариков-легитимистов. Эти последние всегда симпатизировали реакционности В.М.С…. и всегда считали «младороссов» – опасными людьми…» «Широкая публика решила бы, что Государь в благодарность за признание Его В.М.С., принял их платформу. Это был бы осиновый кол новому монархизму и разрыв между династией и Россией. Тактика младороссов вызвана желанием спасти монархизм от эмигрантщины и реставрационного авантюризма. Наше письмо сорвало объединение» (!). (Брошюра Стерлигова, стр. 14-15).

«Даешь Русскую Национальную Революцию!»

Это омерзительное междометие было пущено в ход на собраниях младороссов, с самого начала 1930 года, когда стало созревать их влияние. Незадолго перед тем (5 октября 1929 г.) они выпустили листовку, в которой прямо заявили: «Наша группа, получив официальную санкцию и одобрение Государя, выступает ныне на широкую политическую дорогу». Тогда же они отмежевались, выражениями большевицкого жаргона, от русской национальной эстетики, живительной струей протекающей от Пушкина до Тургенева и от Карамзина до Столыпина. Под логическою ловушкою невозможной национальной революции» – у них кроется прежде всего стремление к декларации: «Мы, дескать, революционеры»; а засим следует уже нелепая идея, идущая вразрез со всем историческим прошлым России. Она сводится к образу «Царя-революционера» и «Царя пролетариев», забывая, что величие царской идеи в том и состоит, что в народных идеалах она возросла как олицетворение справедливой силы, стоящей вне партий и над сословиями.

Во всех этих формулах сквозит тщательно скрываемая мысль, которую можно изложить так: «Если Царь будет революционер, он, мол, – наш, и мы его «как такового» и будем приветствовать фимиамом «стопроцентного» монархизма; а если он не будет наш, то он нам и не нужен!»

Такой условный «стопроцентный» монархизм соединяется с тем, что младороссы выкидывают из исторического облика русского царизма все, что было дорого в глазах народа и неразрывно связано с наиболее значительными этапами в тысячелетнем историческом процессе собирания русской территории вокруг Москвы. Например, ментальность младороссов прямо противоположна словам Богдана Хмельницкого, начертанным на его киевском памятнике:

«Волим под Царя Московского, Православного!».

Между прочим, следует обратить внимание на странные утверждения из младоросской идеологии, опубликованные в начале 1930 года в вып. 1-ом их «Ежемесячника»:

1) «Монархия (как Верховная Власть) уживается со всеми видами правительственной власти: с диктатурой (?), с демократией (?), с аристократией (?!)…».

2) «Сердечное влечение к старой русской жизни идет вразрез с требованиями рассудка и со здравым смыслом (!)»

3) Высказывается младороссами осуждение даже «чувству скорби об утраченной старой России» (!!) – и наконец,

4) додумавшись до совершенно бессодержательного понятия царской власти и до полного разрыва этой власти с историческим прошлым нашей земли родной, без малейшего упоминания о столь важном факторе органического роста России, каким является Православие, младороссы считают себя призванными к тому, чтобы – «не восстанавливать, а устанавливать Монархическую Верховную власть».

Когда пройдут десятилетия и настанет время для историков собрать все материалы к правдивому освещению нашей эпохи, главным образом с принятием в расчет всех закулисных факторов, нас придавливающих, мне думается, что потомство добрым словом помянет Государя Кирилла Владимировича как человека, несомненно боровшегося, насколько он мог, против оплетавшей его паутины. Его чувства и благородное настроение болящего сердца о ранах русской земли – в моих глазах – вне всякого сомнения.

После десятилетия ближайшего с ним общения я выношу чувство, пересилившее горечь тех годов, когда выяснилось Его полное отчуждение и лишение меня во всем Своего одобрения. Кризис наступил 11 (24) января 1932 года, когда мне дана была аудиенция в Сен-Бриаке, и тогда, в течение долгих часов, произошла обстоятельная беседа между мною и Их Величествами. Я высказал, со всею откровенностью, все то, что я думаю о младоросской идеологии. Мне пришлось тогда перенести всю тяжесть такого разговора, в котором, я чувствовал, что причиняю скорбь Государю Кириллу Владимировичу, и в заключение я счел нужным заявить следующее:

«То, что я Вам докладываю, может вызвать в Вас тяжелое настроение. Но я смотрю на это, как на выполнение моего священнейшего долга. Вы можете в любой момент уволить меня. Но я Вам даю слово, что я выдержу до конца, ибо кто же Вам будет говорить правду, если я уйду от Вас?!»

И данное Им слово я сдержал честно, вплоть до 25 июня 1934 года, когда последовало мое окончательное увольнение.

После сведения на нет всех моих упорных трудов, длившихся целые 10 лет, на почве защиты юридического легитимизма в революционную эпоху, в моей памяти запечатлелся в незабываемом виде тот облик Государя Кирилла Владимировича, который я имею перед собой в лучшей его фотографии: с глубоко-скорбным выражением подлинной душевной муки, а на ней начертаны дивные и меткие слова:

«Россия гибнет, с тревогой ждет она избавления.

Кирилл».

Это мало похоже на младоросскую «политграмоту»!

В качестве многолетнего Его сотрудника я считаю несомненными следующие две истины, которые я кладу в основание всего дальнейшего анализа пережитой страницы истории:

1) Государь Кирилл Владимирович долго, невидимо, но искренно и недвусмысленно боролся против оплетавшей Его кривды, и – в силу этого подсознательного сопротивления, достигнут был девятилетний срок моего пребывания на посту парижского Его представителя, несмотря на бесконечные интриги, периодически подтачивавшие все корни моей деятельности. Это был, однако, рекорд продолжительности, сравнительно со всеми достижениями предыдущих выдающихся и светлых людей, которые (словно из пулемета) наверняка – рано или поздно выбивались из строя.

2) Кроме того, в моих глазах выяснилась несомненная необходимость постоянно различать то мнимое единомыслие (между Государем и младороссами), которое упорно и крикливо ими провозглашалось уже 6 или 7 лет подряд, во всех их изданиях, – и подлинные убеждения Государя Кирилла Владимировича.

Существует подробная официальная справка о высказанных Им руководящих мыслях с самого начала (еще в качестве «Блюстителя Престола») до 1929 года. В них нет никакого совпадения с тем губительным для идеи царской власти мировоззрением, которого теперь придерживаются младороссы.

Но и за более поздние годы повторяется та же самая внутренняя нетождественность духа.

Возьмем, например, № 40 <Младоросской> «Искры» от 5 августа 1934 года.

Сверху напечатано:

«Царь и Советы – будущее нашей страны». А под этой лживой рубрикой «подставлен» двуглавый орел и затем – следует воззвание Государя Кирилла Владимировича, заключающее в себе совершенно бесспорные истины о том, что на нашей Родине наступает, несомненно, эпоха неминуемого падения коммунизма в силу его непосильной борьбы против национальных и «извечных устоев жизни».

Ясно, что тут изображены параллельно две независимые одна от другой, принципиально разнородные мысли. Но общее впечатление навязывается читателю, будто Государь гнет свою линию к укреплению «советчины», которую русский народ ненавидит всеми силами души.

Если, вслед за таким сравнением двух различных настроений политической мысли, мы перейдем к рассмотрению огромного числа официальных бумаг, исходивших от начальника Государевой Канцелярии, капитана 1 ранга Г. К. Графа, с утверждением, что такова «подлинная воля Его Величества», то окажется несравненно большая степень совпадения с идеологией младороссов за весь период с 1929 по 1934 год, и притом такое совпадение, которого я никогда не замечал при личном общении с Государем Кириллом Владимировичем.

Чтобы не быть голословным, ограничусь одним-единственным примером.

В «Руководящих Указаниях» за № 5 от 21 ноября 1931 года Г. К. Граф пишет следующее:

«То чувство, которое создалось у белых… (эмиграции) против «красных» (всего русского народа) – понятно: оно есть следствие гражданской войны. Но это чувство уже давно надо было отбросить, ибо нельзя стремиться спасать Россию, тая в себе чувства мести и презрения к ее народу».

«Все вышеизложенное характеризует работу, руководимую Его Величеством, и то одобрение, которым пользуется работа Союза Младороссов, всецело исповедающих Его взгляды и жертвенно и энергично работающих в направлении их осуществления».

В действительности мы видим полное тождество между капитаном 1 ранга Графом и Казем-Беком. Но совершенно иное мы услышали из уст Государя Кирилла Владимировича, когда был на квартире П. Н. Крупенского, 7 февраля 1932 года, прием людей нашей группы (около 40 человек), и Государю было угодно разъяснить подлинный смысл Его «Обращения к русским людям», опубликованного накануне нового, 1932 года.

Государь сказал, что самую идею «сближения с новым человеком» Он понимает не иначе, как в смысле доверия к тем людям в России, которые страдают под игом большевиков, а вовсе не в смысле ставки на тех сотрудников Сталина, которые сейчас составляют «руководящий класс».

Таким образом, с несомненностью выясняется, что бесчисленные «руководительные» канцелярские бумаги, напечатанные за подписью Г. К. Графа, способствовали в сильнейшей степени к увеличению значения младоросской организации; но вместе с тем, эти бумаги не могут считаться равносильными документами с подлинными выражениями самого Государя.

С другой стороны, получив чрезвычайное распространение среди эмиграции, те из этих канцелярских произведений, которые прямо создавали недвусмысленную защиту «советчины», – нанесли самому делу монархизма огромный нравственный ущерб, ибо есть в числе истин, выработанных русской историей, такие убеждения, которые не могут меняться в зависимости от приказания, из чьих бы уст ни исходило такое давление.

А к числу этих велений духа русской истории, которым присвоена краса незыблемой правоты, следует превыше всего ставить идею русского, православного Царя!

Журнал «Часовой», №152-153, август 1935 года

Об авторе

Башмаков Александр Александрович (1858–1943) - антрополог, палеонтолог, этнограф, правовед и публицист. До революции возглавлял Русскую партию народного центра. В эмиграции – видный деятель легитимистского движения, в 1920-1930-е годы член Совещания по вопросам устроения Императорской России (Государева Совещания), представитель Императора Кирилла Владимировича в Париже.