Русский характер
Наш характер… Как трудно не впасть в самовосхваление или самоуничижение говоря о нем. И не раствориться в словах и чувствах. Здесь можно было бы написать не один том, только ведь инфляция недопустима и в области мысли.
Наши предки, зачастую, бывали поразительно сдержанными людьми, мало заинтересованными в само-выражении, само-объяснении, и, к счастью, в самооправдании. От них вероятно не очень-то осталось ни памятников латинского уровня риторики, ни всё объясняющих словарей германского образца, ни , столь порой настойчивого, желания вообще само-проявиться.
Значит ли то, что они растворялись в нирване, либо в коллективе, либо в чем-то еще, более или менее безликом? Нет, отнюдь! Это значит, что они видели себя действующими более или менее правильно, по-божески, как положено, не хуже других.
Это значит, что они созидали. Поразительное дело, но иногда настоящий созидатель, скажем плотник, живописец, или портной, немногословен, просто не имеет нужды в словесном излиянии, выражает чаемое не словесными способами, а то и препоручает словесно высказываться другим.
Что же созидалось нашими предками?
Обычно в таких случаях принято начинать с государства, но я предпочту иное измерение.
Дух
Нашими предками созидалась Церковь. Значительная часть нашего национального творчества – именно обрядоблюдение и храмоздательство. Немалая часть нашей культуры, – если не имеет прямую относку к обряду и обиходу веры, так способна с таковыми соотнестись. А что находится вне обряда, не перекрывается церковностью, не освящается, – то имеет отчасти факультативный или приватный характер. Иногда и заведомо «сниженный».
Так или иначе.
И да, очень верно отметил один иностранец, что «русская Церковь во многом была полковой церковью». Военное дело в нашей нации совершенно неотделимо от веры. Святые воины. Святые князья. Святые защитники. Среди самых почитаемые святых, – воители запечатленные на иконах с оружием. Те самые окопы, где атеистов нет. И где понятно, какова чья вера. Лучшие полководцы нашей истории были глубоко верующими людьми, и нередко сами были храмоздателями.
Наши классические каменные храмы, суть своего рода укрепления, а иные монастыри являются крепостьми и замками гораздо в большей мере, чем казённые, государственные укрепления. (Для сомневающихся напомню о таких значимых городах как Суздаль и Великий Устюг, где собственно кремли незначительны, но вот монастыри-форты составляют реальную каменную мощь). Настоящий город в России имеет именно что значительный храм, желательно не один. Настоящее село то, где сел каменный храм, а деревня это где есть только деревянный.
Наша история не знала настоящего клерикализма (Владыке Никону не простили не поспешную книжно-обрядную реформу, а именно «Священство выше Царства»). Но в ней храмоздатель, обиходчик храма, храмовый староста, – это служения, способные украсить любого человека, от мелкого хозяина до аристократа. И в ней духовенство, – едва ли не «точка кристаллизации» сословного общества. Да, именно оно! Оно же, – несмотря на постоянные попытки доказать обратное, – зачинатель народного образования, отечественного права, и ведущий заказчик народного ремесла. Но, притом, именно русская церковная история не знала церковного налога: церковную десятину со времен Владимира Святого платили только сами владетельные князья из своих доходов.
Вспоминаются сетования одного русского политэмигранта что-де на что-то кроме храма в зарубежьи не столь просто собрать денег даже с небедных людей. Вспоминается и то, насколько наше беженство ХХ века оказалось миссионерством. Вспоминается и попытка староверов-беспоповцев устроить «бессвященносословную Церковь», провалившаяся в сектантщину.
Возможно, именно в силу храмоздательности нашего характера, слово «сектант» приобрело в нашем языке негативную, чуть не оскорбительную смысловую нагрузку (впрочем, и даже несколько вынужденное единодушие стало некоей нормой публичной жизни?)
Душа
Нашими предками созидалось государство. И дело прежде всего в сословной Монархии, – ведь само слово «Государь» является тут исходным, – а также в Большом Пространстве, в повышении длительности бытия. Такое пространство невозможно собрать без совершенно определенных черт характера: готовности к самопожертвованию, сверхусилию, к противостоянию нежданным вызовам, и да, к искренней духовной радости, порой тоже нежданной, непредсказуемой, притом и щедрой. Посюстороннее благоустройство видится притом иной раз вторичным, неуместным, делишками среди пространных деяний и неотложных дел.
Государство предполагает иерархию. Притом, иной раз, иерархию до самого рядового уровня, до уровня мастера, техника, десятника. Наши землепроходцы сплошь и рядом не имели изящной формы и отточенного порядка службы, но должны были иметь достойных помощников. Целый ряд успешных для нашего народа дел и деяний предполагает, что у вождя имеется достойный ведущий помощник, – как на корабле, как в полярной экспедиции, но не как возглашает догма единоначалия либо догма коллегиальности.
Государство предполагает специализацию. Но, для случая Большого Пространства, совсем не узко понимаемую. Пахарь должен уметь промыслить зверя. Воин должен уметь разведать дороги. Инженер должен уметь разобраться в смете. Собственник должен уметь установить право. Да, чтобы всё работало и не нуждалось в постоянной переустановке, нужна добротная инфраструктура, – от дорог до аптек, от крепостей до амбарцев. Её надо уметь умыслить.
Государство предполагает деятельное самоуправление, – есть Верховная Власть, есть приближенные к Ней люди, с их делами, а есть дела решаемые на месте, местной волей, местной властью, местной верой. И нужен определенный характер, чтобы государство не расползлось по кочкам да углам, чтобы места не давили одно другое, и чтобы местности притом знали одна другую!
Тело
Среди наших достижений, проявляющих наш характер, в ряде случаев мы не вполне способны выбрать, так сказать, прикладные, именно в силу величия Церкви и Государства. Духа и Души. Но я бы смело указал на… кухню.
Кстати вспомним, что по-старому делопроизводитель у нас называется «стряпчим», Трон, – «столом», выучка есть и вос-питание, а приём гостя – у-гощение, есть именно совместная снедь! Может, и хорошо, что у нас не возникла , например, своя обрядность чайной церемонии (в Аргентине например возникла!), обряды это всё же для религии, а людское общение дело не столь самодостаточное.
Наша кухня прежде всего нацелена на труд, на питание ради дела. Но оно должно означать радость и сопровождается благодарностью Богу и хозяевам стола.
Наше питание, когда может воздесться над уровнем выживания, разнообразно, изящно, да притом и уважительно к материалу, иные кулинарные изощрения видятся нам изуверством.
С другой стороны, наша кухня обычно не предполагает экономию топлива, воды и приправ. Да даже и времени за столом. Оттого на основе нашей кухни непросто создать «фаст-фуд».
Наверное, мало какой народ мира может притом похвастать таким богатством грибной, ягодной и рыбной кухни, это ещё не считая травяной «аптеки». Я совсем не удивляюсь тому, насколько наше экономическое преобразование в 2000-е сопровождалось кулинарным развитием, исходило из пищевой отрасли, и приводило к образованию глобально значимых предприятий именно в ней! Столь же неудивительны современные русские успехи в фармацевтике, если вспомнить именно кухню!
Вот что стоит напомнить о том, как через наши деяния раскрывается наш характер.