Пушкин – политический мыслитель
В нашей постоянной рубрике воспроизводим статью известного русского публициста Борис Башилова, который в особом представлении не нуждается. Данный материал – это его первый подход к пушкинской теме, которая впоследствии была блестяще развита в «Истории русского масонства» (глава «Непонятый предвозвеститель»).
Достоевский назвал однажды Пушкина «великим и непонятым еще предвозвестителем». Пушкин как политический мыслитель – эта огромная, интересная и чрезвычайно современная тема ждет своих исследователей. До настоящей поры все историки русской общественной мысли прошли мимо этой темы, от правильной трактовки которой во многом зависит политическое будущее нашего народа. Пусть многих удивит столь необычное сочетание слов, Пушкин и политический мыслитель! Как это мало вяжется с банальным взглядом на Пушкина, как счастливого баловня своего гения, блестящего поэта, живущего вдохновением, минутой, творческим порывом, чей образ так мало похож на традиционное представление о политическом мыслителе. Но это тем не менее так. Пушкин является одним из наиболее оригинальных и зрелых политических мыслителей своего времени. И как поэт, и как политический мыслитель Пушкин намного опередил свое время. И если для многих это неожиданное открытие, то надо сказать, что проблема изучения Пушкина не с левых, а с национальных объективных позиций принесет еще немало неожиданных и любопытных открытий.
***
Если говорить, например, о духовной трагедии Пушкина, то трагедия эта заключается вовсе не в столкновении гениального поэта с «коронованным деспотом Николаем Первым», как это обычно изображается, а в том, что Пушкин и культурно, и политически был намного впереди своего времени. Конфликт Пушкина – это не конфликт революционера с деспотическим царем, а конфликт гения с действительностью, которую он по духовному складу своей натуры и своего политического мировоззрения опередил на века.
Пушкин и Николай Iлюбили и уважали друг друга. Николай Iбыл Царем, понимавшим обязанности монарха как служение нации, смотревшим на роль Царя как на роль слуги государства. Пушкин был убежденным монархистом. Конфликт заключается в том, что Пушкин, которого Николай Iназвал самым умным человек России, был действительно умнее Николая Iи глубже понимал проблемы государственного строительства. Нападки Пушкина на отрицательные черты современной ему действительности (а всякая действительность всегда имеет отрицательные черты) относятся вовсе не к идее самодержавия и не к конкретному воплощению этой идеи в виде императора Николая I, а к тому, как эта идея искажалась на практике.
***
Негласная цензура революционных кругов, всегда по своей суровости намного превосходившая цензуру официальную, так запугала пушкиноведов, что они, боясь обвинения в реакционности и черносотенстве, боялись коснуться запретной темы о Пушкине как политическом мыслителе.
До октябрьской революции первую и единственную попытку коснуться этой темы сделал редактор первого посмертного издания сочинений Пушкина П. В. Анненков, являющийся и первым пушкиноведом по времени, в своей статье «Общественные идеалы Пушкина» («Вестник Европы», 1888 г., т. III– ошибка автора, на самом деле 1880 г., № 6 – прим. «Монархиста»).
После октябрьской революции С. Л. Франком написана небольшая, но чрезвычайно ценная работа «Пушкин как политический мыслитель. К работе приложены заметки князя Вяземского о политическом мировоззрении Пушкина. Работа С. Франка, небольшая по объему, но блестящая по содержанию, пробивает громадную брешь в указанной теме. Вот по существу и все, чем мы располагаем в области изучении политического мировоззрения гениальнейшего русского поэта.
***
Что же касается пушкиноведов в СССР, то никто из них, конечно, и не смеет и помыслить о том, чтобы показать политическое мировоззрение национального поэта таким, каково оно есть на самом деле, т. е. национальным.
Написать правду о политическом мировоззрении Пушкина, значит вбить осиновый кол в утопическое бунтарство русской интеллигенции, в результате которого погибло национальное государство, за судьбу которого всегда так боялся гениальный поэт. Написать правду – значит вскрыть истину, кто и как постарался украсть у русского народа замечательного политического мыслителя, о котором Гоголь сказал, что Пушкин представляет собою духовный тип русского человека 200 лет спустя.
***
«…Пушкин стоит на великом переломе, на гребне исторического перевала. Россия заканчивает собирание своих территориальных и многонациональных сил, но еще не расцвела духовно: еще не освободила себя социально и хозяйственно, еще не развернула целиком своего культурно-творческого акта, еще не раскрыла красоты и мощи своего языка, еще не увидела ни своего национального лика, ни своего безграничного духовного горизонта. Русская интеллигенция еще не родилась на свет, а уже литературно западничает и учится у французов революционным заговорам. Русское дворянство еще не успело приступить к своей самостоятельной, культурно-государственной миссии; оно еще не имеет ни зрелой идеи, ни опыта, а от 18 века оно уже унаследовало преступную привычку терроризировать своих государей дворцовыми переворотами. Оно еще не образовало своего разума, а уже начинает утрачивать свою веру и с радостью берет «уроки чистого атеизма» у доморощенных или заезжих вольтерианцев…»
«…Русское либерально-революционное дворянство того времени принимало себя за «соль земли» и потому мечтало об ограничении прав монарха, неограниченные права которого как раз тогда сосредоточились, подготовляясь к сверхсословным и сверхклассовым реформам: дворянство не видело, что великие народолюбивые преобразования, назревавшие в России, могли быть осуществлены только полновластным главой государства и верной, культурной интеллигенцией; оно не понимало, что России необходимо мудрое, государственное строительство и подготовка к нему, а не сеяние революционного ветра, не разложение основ национального бытия; оно не разумело, что воспитание народа требует доверчивого изучения его духовных сил, а не сословных заговоров против государя…»
«…А призвание его состояло в том, чтобы принять душу русского человека во всей ее глубине, во всем ее объеме и оформить, прекрасно оформить ее, а вместе с нею – и Россию. Таково было великое задание Пушкина: принять русскую душу во всех ее исторически и национально сложившихся трудностях, узлах и страстях; и найти, выносить, выстрадать, осуществить и показать всей России – достойный ее творческий путь, преодолевающий эти трудности, развязывающий эти узлы, вдохновенно облагораживающий эти страсти…» (И. А. Ильин. «Пророческое призвание Пушкина». Торжественная речь, произнесенная в Риге 27 января/9 февраля 1937 г.).
*
Раскройте любую из так называемых «Историй русской общественной мысли». Напрасно вы будете искать там имя Пушкина. Это вполне понятно потому, что то, что до сих пор выдавалось за историю русской мысли, является на самом деле историей русских идей или, если хотите еще точнее, историей политических заблуждений и политического обезьянничества радикальной части русского общества. В этих историях под микроскопом любовно и тщательно исследуются все мысли таких гигантов политической мысли, как Добролюбова, Ткачева, Лаврова, но Пушкина в оных историях нет.
***
История русской общественной мысли в синодик своих святых зачисляла только тех, кто честно выполнял натуральную повинность по разрушению России, кто судил о исторических судьбах России, о внутренней и внешней политике ее правительства с «безответственной позиции угнетенного раба», в уме которого никогда не ночевала мысль о том, что всякий член нации несет ответственность за судьбы своей родины. Добролюбовы, Писаревы, Ткачевы – все, кто зачислены в русские мыслители – никогда не обладали государственным сознанием, никогда не умели занять патриотическую позицию, при которой, находясь в оппозиции правительству, они не переходили бы ту черту, за которой начиналась оппозиция к России или отбывание натуральной повинности по разрушению своей страны.
***
Духовная эволюция Пушкина, это путь преодоления крайностей русской натуры, которые являются одним из главных источников наших исторических бед.
«…От разочарованного безверия к вере и молитве; от революционного бунтарства – к свободной лояльности и мудрой государственности; от мечтательного поклонения свободе – к органическому консервативному; от юношеского многолюбия – к культу семейного очага. История его личного развития раскрывается перед нами, как постановка и разрешение основных проблем всероссийского духовного бытия и русской судьбы…» (И, А, Ильин. «Пророческое призвание Пушкина»).
***
Когда Пушкину было 18 лет, он думал, как 30-летний человек, – заметил однажды Жуковский.
***
После свидания с Пушкиным Николай Iсказал: я беседовал с умнейшим человеком России.
***
«Когда он говорил о вопросах иностранной и отечественной политики, можно было подумать, что слышите заматерелого в государственных делах человека», – написал Адам Мицкевич в журнале «Глоба» в своем некрологе о Пушкине.
***
«Если сам Пушкин думал так, то уж верно, это сущая истина», выразился однажды Гоголь.
***
Своеобразное политическое мировоззрение Пушкина, в котором оригинально сочеталась любовь к национальной традиции, к непрерывности общественного развития, отвращения к бунтарству, революции и власти толпы органически связывалась с любовью к свободе личности. Все это результат углубленного изучения русской истории и истории запада.
***
Расставаясь в зрелом возрасте с наивным бунтарством и романтическим социальным фантазированием, от которых многие русские политические деятели не сумели освободиться до настоящей поры, Пушкин стал политическим мыслителем, в мировоззрении которого сочетается то, чего никогда не могли сочетать в себе представители русской революционной мысли и революционных кругов: любовь к свободе личности, любовь к национальной традиции и трезвое государственное сознание.
***
Налет политического радикализма у Пушкина кончился в Кишиневе, где он встретился с участниками греческого восстания. Увидев рыцарей греческой свободы, Пушкин пишет А. Раевскому: «Меня возмущает вид этих подлецов (cesmisеrables), облеченных священным званием защитников свободы». Но окончательно как политический мыслитель Пушкин созревает в селе Михайловском. Работая над «Борисом Годуновым», изучая историю русской смуты, а позже первый из современников в местах Пугачевского восстания, познакомившись с архивными материалами, Пушкин пришел к мысли, которой никогда больше не изменял. Мысль эта состоит в том, что фундаментом русского политического бытия может явиться только монархия, как единственная форма государственности, отвечающая русской истории и русскому национальному характеру. Вот почему имя Пушкина отсутствует в истории русской политической мысли.
***
«Политическое мировоззрение Пушкина слагается из трех основных моментов:
из убеждения, что историю творят, и потому государством должны править не «все», не средние люди или масса, а избранные вожди, великие люди,
из тонкого чувства исторической традиции как основы политической жизни,
и, наконец, из забот о мирной непрерывности политического развития и от отвращения к насильственным переворотам» (С. Л. Франк. «Пушкин как политический мыслитель». Белград, стр. 31).
***
После Пугачевского бунта Пушкин написал пророческое предостережение своим современникам и потомкам:
«Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим и своя шейка – копейка, и чужая головушка – полушка».
***
Французская революция для Пушкина была не предметом восхищения, а «огромная драма» и «гадкая фарса». Пушкин испытывает ненависть к государствам, где народ властвует «отвратительной властью демократии», как во Франции. Из любви к прошлому и понимания спасительности традиции вытекают постоянные тревоги Пушкина о непрерывности государственного развития России. В «Мыслях на дороге» Пушкин пишет: «Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов без насильственных потрясений политических, страшных для человечества».
***
Пушкин жертва деспотического царского режима. Пушкин гоним и преследуем русскими царями. Так убеждали нас до сих пор. И вот этот самый гонимый Пушкин, предтеча Карла Маркса, по академику Кирпотину, в цитировавшихся уже мыслях на дороге» пишет: «Со времени восшествия на престол Дома Романовых правительство у нас всегда впереди на поприще образования и просвещения. Народ следует за ним всегда лениво, а иногда и неохотно».
В письме к Чаадаеву Пушкин соглашается с Чаадаевым только в том, что «наше нынешнее общество столь же презренно, как и глупо», что в нем «отсутствует общественное мнение и господствует равнодушие к долгу, справедливости, к праву, истине…» (Письмо к Чаадаеву, как известно, оканчивается следующими словами: «следовало бы добавить, не в качестве уступки, а ради истины, что правительство есть единственный европейский элемент России…»).
***
У якобинца, декабриста, коммуниста Пушкина мы найдем еще более странные мысли. Пушкин, например, не раз упрекал русских царей… в революционности. Петра Великого он называет «одновременно Робеспьером и Наполеоном – воплощенной революцией» («О дворянстве»).
Споря однажды с великим князем Михаилом Павловичем об указе о Почетном гражданстве, Пушкин сказал великому князю: «Вы пошли в вашу семью, все Романовы – революционеры и уравнители». Великий князь, поклонившись, поблагодарил Пушкина за то, что он его пожаловал в якобинцы.
***
Русская общественность, в страхе быть обвиненной радикальной цензурой в консерватизме, прошла мимо такого мудрого политического мыслителя, как Пушкин. И получилось то, что и должно было получиться. Антигосударственная, антинациональная позиция, занимаемая частью дворянства и значительной частью дворянской и разночинной интеллигенции, разрушила национальное государство. И смысл изживания современного национального кризиса состоит не в новом социально обезьянничании, не в заимствовании у запада новых «измов» и не в изобретении доморощенных, а в переходе с писаревско-добролюбовско-ленинско-сталинского пути на путь пушкинский. К жизни не по половинке формулы, а по пушкинской трехчленной формуле: национальная традиция – национальная государственность – национальная свобода. Только такое гармоничное, трезвое мировоззрение, свободное от крайностей социального утопизма, приведетк восстановлению России.
***
Трагическая судьба дает нам, россиянам, чрезвычайно короткие сроки для изживания нашего национального духовного кризиса. Как можно быстрее мы должны решить, с кем идейно мы будем в дни, когда станет решаться вопрос национального бытия России. Я лично уже решил. Я отказываюсь от духовных наставников из утопически-реакционного крыла русской политической мысли. Пусть вас не смущает это сочетание. Всякая политическая и социальная утопия – это не прогресс, а реакция. Где утопия – там реакция. На одном полюсе идиллическая утопия – на другом питекантропия – с электрическими мясорубками для перемалывания людей, газовыми камерами для отравления инакомыслящих и расово чуждых и прочие прелести социалистического рая на земле. На одном полюсе восторженные утопические овечки, читающие Фурье и Карлов Марксов, программы «НТС», а на другом полюсе – Менжинские, в промежутке между смакование стихов Оскара Уайльда (Менжинский очень любил Оскара Уайльда) и исполнением «Лунной сонаты» Бетховена, подписывающий смертные приговоры соотечественникам, не желающим жить в утопическом хрустальном дворце.
***
Своим духовным вождем я выбираю не Сталина, не Керенского, не Абрамовича, не Байдалакова, а – Пушкина.
Борис Башилов, «Наша Страна», № 21, 25 июня 1949 г.