Ирина Федорова: «Русский человек должен жить в России»

В мае сего года в Санкт-Петербурге и в Москве прошли премьерные показы документального фильма «Возвращение» (кинокомпания «Два капитана», режиссер Р. Ершов, автор сценария И. Воронин). Героиня фильма – Ирина Олеговна Федорова (урожд. Ржевская), старший соратник-руководитель Российского Имперского Союза-Ордена, – рассказывает в нем о судьбе своей семьи, жизни русской эмиграции, возвращении в Россию. «Монархист» публикует выдержки из ее монологов, по большей части те, что не вошли в фильм.

О РОДСТВЕННИКАХ

Дедушка, папин отец, Василий Николаевич Ржевский был присяжным поверенным Московской судебной палаты. Он окончил юридический факультет Киевского университета. Бабушка, урожденная Каймовская, польского происхождения, католичкой была, а потом перешла в православие.

Отец Олег Васильевич Ржевский родился в Москве в 1915 году.

Самой важной частью жизни семьи Ржевских было их имение Борисовка в Льговском уезде Курской губернии.

В 1917 году пришлось из Москвы уже уехать, опасно было оставаться. И уехали они сначала в Борисовку и там прожили год, а когда Белая армия уже стала отступать из Курска, они вместе с Белой армией отступали. Исход из имения, 14 лет дяде, и 4 года папе моему. Он бегает повсюду, он ничего не осознает, что происходит. Дядя же все прекрасно уже понимает.

Потом Киев, потом исход из Ялты. Они уходили в неизвестность. И только в море узнали, что французы будто бы предоставили им место в Константинополе. Несколько дней пожили там, а потом другие корабли пустились по разным местам Европы. И наша семья попала в Филуме, городок, который теперь называется Триест.

Потом уже перебрались в Белград. Король Александр очень любил Россию, он сам окончил пажеский корпус в Петербурге.

Мама моя, Чекмарева Анастасия Михайловна, родилась в Югославии в 1924 году. Ее отец Михаил Николаевич Чекмарев окончил Лицей в Санкт-Петербурге, был дипломатом Императорской России – при английском дворе, при греческом, потом был назначен в Персию, говорил свободно на девяти языках. Бабушка, Людмила Тихоновна Лагутина, окончила Смольный институт. Повенчались они в Санкт-Петербурге.

Югославия стала маленькой Россией. Синод, три кадетских корпуса, такое же количество институтов для девочек, русско-сербская гимназия. Русские инженеры строили мосты, русская эмиграция очень помогла в благодарность за то, что король Александр так их принял.

Папа учился в русско-сербской гимназии. А после этого поступил в Белградский университет.

Когда немцы завоевали Белград, папу из университета забрали ипослали работать на завод, который находился в австрийских Альпах.  А через год папа вернулся в Белград и маме сделал предложение, ей было 17 лет. Папа сказал: «Станочка, или сейчас, или никогда».

О ВОЙНЕ

Когда немцы стали нападать на русские земли, это было двойственное чувство: это наша родная земля, ее оккупируют; но, с другой стороны, Гражданская война никогда не заканчивалась для большинства людей, которые 20 лет уже прожили на чужбине. И многие еще мечтали, надеялись, готовились, серьезно готовились. Кадетские корпуса воспитывали молодых людей, которые в любой момент должны быть готовы освобождать Родину от коммунизма.

Советское для нас было то, что нас выкинуло, то, что от нас избавилось, Для первой волны эмиграции советские войска были носители того ужаса, против которого белая эмиграция воевала.

Но я расскажу историю семьи моего мужа, которая очутилась в Берлине. Когда вступили в войну американцы, они бомбили по-настоящему. И каждый день шла бомбежка, и был издан приказ, что стариков и детей из города надо вывезти. Их семью: бабушку, няню и троих детей, младший был мой муж, ему 4 года было, вывезли на восточную сторону Берлина. И бабушка с собой взяла портрет Государя Императора Николая II.

Пришли советские войска. И вот входит офицер в их маленькую комнатку, здесь няня, дети и бабушка. Видит он портрет Государя и говорит: «А ну-ка

 снять этого кровавого Николая». На что бабушка, немка по происхождению, Видеман ее фамилия, Цецилия Федоровна, говорит этому офицеру: «А ты, красавец, расстреляй меня, переступи через мой труп и тогда делай, что хочешь». Он просто был совершенно растерян, он не знал, как реагировать. Он отослал своих солдат, сказал, уходите вон. Выстрелил в воздух несколько раз. Сказал всем тихо сидеть, как будто их здесь нет. Он к ним вечером приходил, узнал, что родители попали в английскую зону. Он связался как-то с тем лагерем, поздно ночью их под сено спрятал, вывез из советской зоны в английскую и восстановил семью. Георгий Александрович (Федоров – прим. И. В.)  говорил, это был царский офицер, но только у него другие были пуговицы на мундире.

О ЛАГЕРЯХ ДИ-ПИ

Мое свидетельство о рождении выдано в центральном госпитале DP, Зальцбург, Австрия.  9 января 1948 года фрау Ржевская Анастасия родила дочку.

DisplacedPersons– перемещенные лица, то есть люди, которые остались без страны. 48-й год, уже война кончилась, но возвращаться в тогдашний Советский Союз людям первой волны эмиграции было невозможно. Ивсе эти беженцы жили в простых бараках, в ужасных условиях.

Где бы не собирались русские, первое, что они делали, это выбирали один барак для того, чтобы обустроить там церковь. устраивали алтарь, проводили службы каждый день. И всегда была русская школа, с детьми занимались русским языком, русской литературой, русской историей. Занимались в основном белые офицеры.

Тогда из Европы всех русских выгоняли, посылали в самые разные места Южной Америки, в Австралию, Новую Зеландию, куда попадут бумаги…

В бараке, где мы жили, мальчик заболел корью, был объявлен карантин, пока все дети не переболеют, никого не выпустят. Я последняя заболела. Уже прошли наши документы на Австралию, на Южную Америку. И подошли как раз наши документы в США. И доктора в больнице решили: мы ее выпустим, чтобы родители могли попасть в Америку.

О НАЧАЛЕ ЖИЗНИ В АМЕРИКЕ

Беженцев из Европы не просто так привозили, а надо было отработать свой приезд. Очень помогал Толстовский фонд. Это младшая дочь Льва Николаевича Толстого устроила на все гонорары, которые она получала за произведения своего отца, очень многим помогала в переезде из Европы.

Уехали мы в среднюю часть Америки, штата Иллинойс, в немецкую одну семью, где папа отрабатывал. Он на тракторе разъезжал и собирал кукурузу. Химик по профессии, должен был заниматься сельскохозяйственными работами.

Немец был очень доволен. Уговаривал папу: пожалуйста, оставайся у меня, я тебе определю землю, даже помогу домик построить. Но что делать русской семье в средней части Америки в кукурузных полях? Не особенно там найдешь себе с кем общаться, дядя Слава уже попал в Нью-Йорк. Пишет: «Люшка, приезжай, здесь и общество хорошее, и работу найдешь». Так мы попали в Нью-Йорк. А в Манхэттене очень плохой был воздух и всю зиму я болела, и нас вывезли за 100 километров на юг от Нью-Йорка, городок назывался Лейквуд. Там уже с 1937 года было два больших прихода Русской Православной Церкви.

BЛейквуде было много гостиниц. И в любом хорошем ресторане или гостинице обязательно был балалаечный оркестр, и были русские танцоры, певцы.

О РОЛИ ЦЕРКВИ

Американцы хорошо относились к русским. Русские в большинстве своем держались своего прихода, или своей церкви, или своего клуба, и они никому не мешали. Они были спокойные, воспитанные.

Церковь для эмиграции играла очень-очень важную роль. Это были не только религиозные нужды. А это были и нужды общения.

BАмерике только-только собиралось человек десять русских, и уже у них уже была своя маленькая часовня, свой приход, вокруг прихода была своя общественная жизнь.

Русский язык имел огромное значение. В той семье, где были бабушки и дедушки, всегда охранялся русский язык. И бабушки, и дедушки с внуками только по-русски говорили.

Другого языка в семье не было. Молитвы все были на церковно-славянском. Бабушки и дедушки все всегда с детворой молились…это было время не только что до Интернета, до телевизора. Телефоны только появились.

Основная школа была американская. Но главная была русская, церковно-приходская школа по уставам еще императора Александра Третьего, была очень-очень строгая программа, от закона Божьего до географии России.

Урок начинался с молитвы… Каждое утро мы читали «Верую». Это субботняя была школа, мы проводили там совершенно полный день занятий. Но мы большему учились, чем в американской школе, куда пять дней в неделю ходили. Основное наше образование мы все получали в русской школе.

О РУССКИХ РАЗВЕДЧИКАХ

В 9 лет я даю торжественное обещание в лагере НОРР, это Национальная организация русских разведчиков, которая берет свое начало еще с потешных Петра Великого. потом вместе с эмиграцией, распространилась по всей Европе, и в начале 50-х годов она переехала в Америку.

Устраивались детские летние лагеря. За девять недель успевали cнами пройти всю историю России, Закон Божий, русскую литературу, были строевые занятия. В лагерях нас воспитывали царские офицеры или офицеры Добровольческой армии. Так что все песни Добровольческой армии я знаю наизусть. Плюс еще все старые кадетские песни от «Фуражки» до «Едут, поют юнкера гвардейской школы».

О ПОЕЗДКЕ В СССР

Окончила я среднюю школу в 1966 году. В 18 лет мы поступали в университет, я знала заранее, что пойду по преподаванию русского языка и литературы, это семейная была такая традиция.

В 1967 году был один в Америке Индианский университет, у которого была официально организована программа, по которой студенты, аспиранты, преподаватели русского языка, это 100 человек, все вместе приезжало в тогдашний Советский Союз.

Я узнала, что меня приняли в эту программу. Папа мой сказал: «Я ни цента не заплачу за твою поездку. Если дадут стипендию, университет тебе заплатит за это, тогда езжай». Конечно, рассчитывать на полную стипендию было очень тяжело.

Тогда я к дедушке. У нас семья была строго патриархальная, и все происходило только с разрешения дедушки. Хотя он в то время уже 9 лет как не вставал после мозгового удара. Бабушка не отходила от его кровати. 9 лет человек, страдал, но продолжал быть главой семьи. Любой праздник, любой важный совет – все совершалось рядом с дедушкиной кроватью.

– Деда, – говорю, – есть вот такая возможность, поехать в Россию на пять недель.

– А куда?

– Петербург, Кавказ, Киев...

– В Киеве будешь? Поставь за меня свечку.

То есть дедушка уже дал разрешение. Почему в Киеве? Во-первых, его университет, во-вторых, они с бабушкой там венчались во Владимирском соборе.

Когда я уезжала, все наши бабушки, на папу моего нападали: «Люша, что ты делаешь? Ее там загонят в концлагерь». А одна мне говорила: «Иришка, только на Красной площади «Боже, храни царя» не пой».

1967 год – это был рассвет советской власти. Представьте 19-летнюю наивную, вспыльчивую девушку. Мы приехали из Финляндии, переезжали границу в слезах. Мы дома! Мы первый раз вышли в Выборге, мы уже на своей земле.

Я приехала в Петербург, почему-то я чувствовала себя совершенно как дома. Я ходила по улицам, как будто бы я здесь раньше была. Что-то было неожиданное. Тогда было очень много красных этих всяких знамен, и транспарантов, и плакатов. Но почему-то, когда я проходила, там только что была буря, и гроза сносила все красные знамена.

Я садилась на трамвай. Села не в ту сторону, блуждала по Санкт-Петербургу (он для меня был Петербург), и невероятно устала... И в трамвае я засыпаю, у меня клонится голова. И сзади меня одна дама говорит своему мужу: «Ах, бедняжка, отработала свою смену на заводу и устала».

Первым храмом, который я посетила в России, был Никольский собор. Мы с подругой пришли и увидели переполненный храм среди недели. Наизусть все пели акафист святителю Николаю…. Мы так с ней разревелись. Наша жизнь всегда устраивалась вокруг храма. Но там мы в Америке могли свободно молиться. А тут люди, люди, которых могли арестовать или даже убить, они страдали за веру, они приходили в храмы. Я увидела веру и любовь к своей стране, которая должна была быть убитой, но она еще существовала.

Мы были американские студенты, которым старались показать все только самое лучшее. Водили в «Асторию», А в Москве, кажется, был «Будапешт»,  какой-то китайский ресторан. Но с другой стороны, прикрывали. Скажем поедешь в Загорск, тебя поставят в список. А что такое? Ну, за Москвой там одно местечко. А это же Троице-Сергиевская лавра, мечтой моей жизни было посетить мощи преподобного Сергия.

Больше я видела хорошего, чем плохого. Я хотела видеть хорошее, мне жалко было народ, которому приходится страдать.

Я вернулась в Америку и разъезжала по разным городам, читала доклады, показывала фотографии. Тогда ведь не было видео. И люди с удовольствием просто слушали мои впечатления о поездках по России. Некоторых я до слез доводила. Бедные старушки задавали мне вопросы типа: «А вот в Москве на такой-то улице, вот такой-то дом еще стоит?» Но я, конечно, всегда успокаивала, что там он стоит. Хотя я и не была уверена.

Подготовил И. Воронин

Окончание в следующем номере