ЗА ЧЕРТОПОЛОХОМ

Автор: 
Краснов П. Н.
  
   Вечером того же дня Коренев звонил к Дятлову. В щелку приотворенной двери показалось бледное лицо с жидкими взлохмаченными волосами.
   --А! Коренев. Очень кстати, -- отворяя дверь, проговорил Дятлов. -- Я только что о вас думал. Входите, входите сюда.
   Он провел Коренева в дальнюю комнату и тщательно запер двери. Здесь, у большого массивного стола, был привинчен металлический верстак, валялись сверла, долота, напильники, пол усыпан был стальными опилками, пахло едким запахом серной кислоты.
   --Ну что? -- сказал Дятлов, вглядываясь в лицо Коренева, искаженное мукой. -- Отказала? Я так и знал. Отказала потому, что царская дочь. Прекрасно, Коренев, прекрасно... Я все думал, кому открыть свою тайну, потому что подленькое-то честолюбие осталось и захотелось в историю перейти, имя свое увековечить этим террористическим экспериментом! Думал, мисс Креггс, но с ее гуманизмом выдаст, разболтает во имя непротивления злу. А вы? Ведь я и вас спасаю... Она не идет за вас потому, что царская дочь, да?
   --Да, она не может выйти замуж. Я думаю, что она права, -- сказал Коренев.
   --Отлично, отлично, -- в каком-то нервном возбуждении говорил Дятлов. -- А если завтра она не будет царской дочерью -- тогда другой оборот. И этим вы будете мне обязаны. Когда-нибудь вы опишете, вы нарисуете мой подвиг в назидание другим революционерам. Пресса всего мира заговорит обо мне.
   --Я вас не понимаю, Демократ Александрович, -- сказал Коренев. -- Как не царская дочь?
   --Мерси, Коренев, что Демократом меня назвали. Боялся, что по фамилии. Эти полгода я тоже кое-что сделал, кое-что обдумал, обмозговал. Не только "Обойденных жизнью" написал. Хотя и в "Обойденных" есть уже маленькое достижение революции - Демократ! Недаром меня так назвали. Вся власть народу! А на пути -- царь. Я тут пробовал, изучал, искал помощников. Нет, Коренев, все -- лакеи, угодники, идиоты, мерзавцы. Царь -- помазанник Божий, да и все тут, вера какая-то дикая. А кругом эта византийщина, блеск, красота и милость, милость!!! А тут, как назло, землей объелись, все собственники, голоду не знают -- довольны. Христианская вера подсобляет. Ну, замучился. Сам, один. Думал, думал и нашел. Вся Русь на Царе и Боге... Бога-то не сковырнешь так сразу. И вот изучал я историю. Надо царя... Поняли?
   --Ничего я не понимаю, -- сказал Коренев и, стоя у станка, разглядывал большой, тяжелый напильник. -- О чем вы говорите, чем занимались вы? Что это за инструменты, столь несвойственные вашей мирной профессии?
   --Мирной, Коренев? Ошибаетесь. Перо и меч одинаково сильны. Перо подымает меч, и меч опускается перед пером. Слово и дело. Перо -- это слово, меч -- дело! Я пробовал слово -- не слушают. Тут даже евреи, и те благонамеренны. Погромов, что ли, боятся? И я надумал. Я сам сменю перо на меч.
   Дятлов был в сильном возбуждении, казался странным, почти сумасшедшим. Он подошел к шкафу и достал из него небольшой круглый предмет.
   --Старая знакомая штучка, -- сказал он. -- Сколько раз метали мы такие в партийных противников во время свалок на демонстрациях. Но эту сам сделал. Без химика Берендеева обошелся. Тринитротолуол -- это старая выдумка. Здесь всего полфунта его, но есть и новость. Когда я брошу эту штуку, кругом на сто шагов никого не останется. Ну и я погибну. Но это неважно. Я сделаю то, что нужно человечеству. Я уничтожу мещанское счастье. Я разобью эту кукольную монархию, и вам, Коренев, я дам то, о чем вы мечтаете!
   --Что надумали вы, несчастный человек? -- сказал Коренев и впился руками в напильник.
   Лицо его стало смертельно бледно.
   --Подвиг разрушения.
   --Подвига разрушения нет! Лишь в созидании, лишь в победе подвиг.
   --Ерунда... Слушайте, Коренев, слушайте и чувствуйте, что, идя на это дело, я о вас все-таки подумал. Не следовало бы, но по старой дружбе я подумал. Тут, в ящике стола, мое воззвание, вы обнародуете его потом.
   --Дятлов! Вы сошли с ума. Я не понимаю, что хотите вы сделать.
   --Тише. Тише вы. Здесь могут стены слышать. Смотрите, как светло, и ночи нет.
   Дятлов помолчал немного, потом заговорил тихо, с не свойственной ему мечтательностью.
   --Белые ночи. Может быть, уже скоро и утро. Как хорошо называли наши предки-большевики улицы города. "Проспект кровавых зорь", -- так назвали они Каменноостровский проспект, идущий мимо крепости. Там зародился настоящий, крепкий анархизм русский. И я хочу, чтобы "Набережной кровавого воскресенья" назвали тот угол Английской набережной, что ведет к новому Адмиралтейству.
   --Но, Дятлов. Если воскресенье, то не кровавое. В крови только смерть показывает свое бледное лицо. Только зелень трупа гармонирует с кровью.
   --Ерунда! Коренев... Слушайте! В крови погиб русский народ, в крови и воскреснет, и сбросит цепи рабства, сбросит иго царизма.
   -- Молчите, Дятлов. Вы не сознаете того, что говорите.
   --Нет, Коренев. Лукавыми ухмылочками, кивками сладострастными, поганенькими вздохами манит меня смерть на подвиг великий. Завтра... Завтра, ровно в одиннадцать. .. Я и о вас подумал, Коренев, потому что только завтра так все удобно сложилось. И не сегодня, не послезавтра... Завтра, ровно в одиннадцать -- так сказало мне сердце старого революционера... Стукнуло больно. О! Все продумал и все пережил!
   Дятлов был чрезмерно бледен. Но бледен был и Коренев, и тяжело дышал. Стали мокрыми пальцы, впившиеся в сталь напильника. Невольно подумал: и это орудие труда может быть орудием смерти.
   Дятлов улыбался.
   --Неужели не догадались? Завтра спуск фрегата "Радость", в честь Радости Михайловны наименованного. Я все узнал от Демидова. Когда выбьют подпорки, корабль останется держаться лишь силой трения и тонкой голубой лентой, что протянута на корме. Государь, императрица и наследник будут сидеть в большой ложе против места, где перед этим будет отслужен молебен. О, я все предвидел. Радость Михайловна пройдет с атаманом корабля на корму. Ей поднесут золотые ножницы. Она перережет ленту, и корабль по просаленному дну дока покатится вместе с ней в Неву. И вот в эту-то минуту я подойду и брошу бомбу. Чувствуете? И вся ваша монархия к чертям полетит!
   --Дятлов, вы этого никогда не сделаете!
   --Что? Какой тон!
   --Тон приказания. Давайте вашу бомбу.
   --Нет, Коренев, вы сошли с ума!
   --Давайте сейчас! Или!..
   --Что -- или? Вы грозите мне? Нет. В самом деле? Вы очумели, товарищ.
   --Давайте! Говорю вам.
   --Идите вон, Коренев. Надеюсь -- не донесете.
   --Давайте, Дятлов.
   --Коренев, мне это надоело! Я жалею, что сказал вам так много.
   Дятлов положил бомбу в шкаф, запер шкаф на ключ, а ключ положил в карман. Он все еще улыбался. Но уже тревога показалась в его глазах. -- Ну, будет, Коренев, пошутили и довольно.
   --Давайте бомбу!
   Коренев поднял напильник над головой. -- Что вы! -- успел только воскликнуть Дятлов и схватился руками за голову.
   Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Коренев стремительно опустил тяжелый напильник на череп Дятлова.
   Дятлов охнул и навзничь упал на пол, обливаясь кровью.
   В то же время раздался несмелый звонок.
   Коренев посмотрел на Дятлова. Демократ Александрович не шевелился. Из проломанного виска тихо шла кровь, и уже небольшая лужица подтекала под стул. Бледная ночь глядела в окно. Страшно было молчание только что убитого человека. Снова тихо звякнул звонок. Было ужасно присутствие кого-то живого за дверью. Коренев провел рукой по волосам, точно хотел прогнать страшный кошмар. Складки морщин легли вдоль щек. Он очнулся. Положил на стол напильник, невольно заметил, что несколько волос Дятлова прилипли к нему, и подумал: "Улика", но сейчас же лицо его приняло холодное выражение. Даже какой-то оттенок спокойной гордости был на нем. "Не об уликах думать теперь", -- он твердыми шагами прошел через маленькую столовую и в передней с пустой вешалкой и двумя простыми деревянными желтыми ясеневыми стульями отомкнул железный крюк, снял цепочку, повернул ключ и открыл дверь на лестницу.
   В дверях стояла Эльза.
  

XV