ЗА ЧЕРТОПОЛОХОМ

Автор: 
Краснов П. Н.
  
   Клейст проснулся поздно. Купетова на койке не было. Низкое северное солнце бросало лучи на белую занавеску с вытканными на ней двуглавым орлом и надписью "Светлана" славянскими буквами. Отдернул занавеску. Вьюга стихла. Кругом была необычайная голубизна. Далеко внизу виднелась белая земля, подернутая розовым туманом, и за ней что-то синее, прозрачное сливалось с небом. Ветер завывал в вантах корабля, потряхивал окном, в углах которого набились снежинки, тихо и мерно стучала машина. Клейст оделся и вышел в столовую. Купетов пил чай. На столе стояли белые булочки, сливочное масло, ветчина, холодная телятина и яйца.
   -- Заспались, дорогой профессор, -- сказал, здороваясь с Клейстом, Купетов.
   -- Одиннадцать часов уже. Да и правда, нигде так не спится, как на воздушных кораблях. Я раз в такую же вьюгу до самой Казани проспал, а это больше суток пути. Вы что пьете по утрам -- чай или кофе?
   --Кофе, -- сказал Клейст.
   --Вестово-ой! -- молодо, задорно крикнул Купетов. -- Кофе его превосходительству.
   --Есть, -- ответил появившийся снизу матрос с чисто вымытым блестящим румяным лицом, оскалил ровные белые зубы в веселой улыбке и сейчас же исчез на витой лестнице, ведшей в буфетную.
   --И подумаешь, -- щуря глаза и истомно потягиваясь, проговорил Купетов, -- эти молодцы живьем топили наших дедов, издевались, резали кожу, бросали в машинную топку! Сумасшествие какое-то!
   В час дня завтракали. Был розовый борщок в больших чашках, с маленькими зубчатыми ватрушками, бараньи котлетки и пунш гляссе. Перский и молодой офицер, стоявший ночью на вахте, завтракали вместе с ними. Завтрак приходил уже к концу, Купетов раскуривал батумскую сигару, которой угостил и Клейста, когда вниз спустился румяный круглолицый Антоша. Его круглые глаза вертелись, а волосы непослушно торчали ершиком. Он внес с собою редкий дух мороза, синего неба и бледного зимнего солнца.
   --Либавы нет, Семен Петрович, -- с тревогой в голосе сказал он.
   -- Я так и думал, что нас несет южнее, -- сказал спокойно Перский и встал из-за стола.
   --Мне можно с вами? -- спросил Клейст.
   --Пожалуйста. Только одевайтесь потеплее. Мороз, солнце и ветер, а ведь зимнее-то северное солнышко не греет, а пуще холодит.
   Наверху было жестоко холодно. Корабль плыл на высоте полутора верст над землей. Внизу был необъятный простор зеленовато-синего моря, по которому белыми пятнами носились льдины. Корабль несся к этому морю, оставляя за собою белую полосу земли, на которой кое-где чернели и краснели крыши селений.
   Влево, на самом горизонте, виднелась группа домиков побольше, и темная полоса дыма облаком стояла над ней.
   --Может быть, это Либава? -- робко спросил Антоша, указывая на дым.
   Перский внимательно смотрел в бинокль. Он тяжело дышал, и пар густыми струями шел из его рта.
   --Оборони Бог. Ничего подобного. Видите темную косу? Это Куриш-гаф, а город -- Мемель. Ну конечно... Мемель... Однако почти на 50 миль к югу нас снесло за ночь.
   Он подошел к карте.
   --Юго-запад, -- сказал он, -- 234.
   --Есть, -- мрачно сказал заиндевелый матрос и заворочал колесом.
   Черная стрелка пошатнулась и подалась к магнитной стрелке, корабль изменил курс.
   --Как думаете, нас снизу не видать? -- спросил Клейст.
   --Машина идет без шума. Ведь самолеты или ваши цеппелины почему видят? Потому что они шумят. Услышат шум винта, задерут головы кверху и ищут, кто шумит. А нас не слышно. Да и летим над морем. А что, французов боитесь? И когда вы сломите этот нелепый коридор?
   --Ох, уже и не знаю, когда, -- сказал Клейст. -- А вы бывали здесь?
   --Бывал ли я? -- сказал Перский. -- Вы, господин профессор, играете в шахматы?
   Клейст понял, что вопрос его был некстати, и согласился сыграть партию с атаманом. Игра затянулась, наступили сумерки. В окно каюты видно было море густого синего цвета, берегов не было видно.
   В 6 часов обедали.
   --А вы не приляжете, господин профессор? -- сказал Купетов. -- В Берлине будем около четырех часов утра. Это время, когда рабочий Берлин еще не встал, а гулящий уже лег, а ведь нам надо спуститься в город так, чтобы нас никто не видал, а то пойдут разговоры, запишут газеты, а я этого пуще всего боюсь. Наврут такого!
   Но Клейст не лег спать. Он был слишком взволнован. Уже очень необыкновенно это все было. Вчера в это время он с Кореневым, Дятловым и Эльзой были на прощальном обеде у Демидовых. Вчера он сидел в уютной столовой на Офицерской улице, за столом, накрытым скатертью и уставленным яствами, вчера говорили тосты и пожелания, а сегодня он приближается к бурно-кипящему политической жизнью Берлину. Вчера на все государева воля, царь, обожествленный народом, приказ свыше, кучка разумных старых людей, ведущих политику страны по старине, чтобы сытно и тепло было, а сегодня... Клейст покинул Берлин с министерством из левых социалистов, кого застанет он теперь? Правые партии стремились захватить власть в свои руки. Марка снова катастрофически падала. Английский фунт дошел до стоимости трех тысяч шестисот марок, наверху спекулировали на валюте банки, внизу умирали от голода рабочие, Steuer достигал восьмидесяти процентов заработной платы. Ожидали переворота. Кого застанет он теперь в Берлине? Бравого шуцмана в имперской каске или "товарищей-коммунистов", обмотанных пулеметными лентами?
   Клейст сидел над книгой, взятой им в каюте. Книга была Евангелие. С самого далекого детства не читал он эту запрещенную в Западной Европе книгу и поражался глубоким смыслом учения Христа.
   --Если бы мы шли за Ним, -- прошептал он, -- если бы шли!..
   --Подходим к Берлину, -- сказал кто-то за дверью. Спавший одетым на койке Купетов заворочался и сел.
   --А? Что? Уже к Берлину подходим? Который час? -- спросил он.
   --Три минуты четвертого, -- сказал Клейст, оделся и вышел на мостик.
   Громадная полоса огней занимала весь горизонт. Мировой город медленно надвигался из тьмы. На корабле были погашены огни. Окна каюты наглухо задраены суконными занавесями. Винт работал бесшумно, и корабль, как птица, парил над городом.
   На столе в рубке поверх морской карты Европы лежал большой Pharus-Plan(Многоцветный план (нем.)) Берлина. Желтые улицы резкими полосами бежали по нему.
   --А, очень кстати, господин профессор, -- сказал Перский, бывший наверху. -- Покажите совершенно точно, где ваш дом.
   Клейст отыскал Uhland-Strabe и показал ее Перскому.
   --Отлично. Если я не ошибаюсь, эти три темные пятна среди зелени лесов -- это Вейсен-зее, Оранке-зее и Обер-зее.
   --Совершенно верно, -- сказал Клейст. -- Мы идем вдоль Грейфсвальдер-штрассе?
   --Да.
   Корабль заметно опускался. Зеленые медные крыши собора, шлосса, музеев, изгибы реки уже намечались среди фонарей. Улицы были пусты. Ни трамваев, ни такси нигде не было видно. Штадтбан не ходил. Город спал глухим предутренним сном.
   Перский рукой указывал направление кораблю, и так же молча матрос вертел рулевое колесо. Корабль шел почти над крышами домов. Широкое Унтер-ден-Линден было пусто. Два извозчика дремали на углу Фридрих-штрассе. Какой-то подвыпивший человек в цилиндре шел по середине бульвара. Золотая статуя Победы, как живая, неслась навстречу, показалась широкая аллея с разрушенными коммунистами памятниками королей и императоров, от которых остались только белые постаменты да груды мрамора. Корабль плыл над темными ветвями дубов, лип и каштанов Тиргартена. Он шел так низко, что Клейсту казалось, что он касается днищем их вершин. Высокие шпили колокольни Гедехтнис-Кирхе прошли мимо в уровень с палубой, и видны были ажурные просветы ее. Большие дома Курфюрстендамма стояли темные, точно нежилые. Ни одно окно не светилось в них. Вот и Уланд-штрассе. Корабль круто повернул направо. Машина остановилась, корабль стал как бы тонуть в воздухе, плавно опускаться вниз. Перский не снимал руки с ручки воздушного телеграфа. То и дело мелодично звенел колокольчик, уведомляя, что приказ дошел до машины, внизу что-то шипело и вздыхало, винт стоял неподвижно. Мимо Клейста снизу вверх проплыли окна его квартиры с опущенными занавесами, потом кабинет зубного врача, сквозь стекла показалось кресло, накрытое белым чехлом, и какие-то машины. Корабль дрогнул и остановился. Шурша, развернулась лестница. Два матроса с вещами Клейста сбежали по ней на улицу и натянули ее.
   --Прощайте, дорогой профессор, -- сказал атаман.
   --Прощайте! Прощайте, -- торопливо говорили Купетов, Антоша и Иван Иванович.
   Они были взволнованы и торопились.
   Клейст, путаясь в полах шубы, спустился по лестнице, и едва он ступил на мостовую, матросы проворно взбежали наверх, лестница свернулась, и корабль быстро, с легким шипением, взмыл кверху и исчез, точно растаял в небе.
   Все было как сон. Все четыре месяца были как сон.
   Клейст перенес свой чемодан и пакет с папиросами к подъезду и надавил пуговку звонка. Пакет с папиросами не был сном. Два человека бежали к нему.
   --Черт,-- крикнул первый, хватая Клейста за грудь, -- откуда вы взялись?
   --Как откуда, я звоню у своей квартиры, -- отвечал порядком перетрусивший Клейст.
   --А воздушный шар? -- воскликнул второй.
   --Какой шар?
   --Мы от самой Гедехтнис-Кирхе бежим за ним. Он завернул сюда.
   --И вдруг человек!
   --Проснитесь, товарищ, вы хватили лишнее.
   --А это что за вещи?
   --Не ваше дело, товарищи. Мои вещи.
   --Украли, поди-ка.
   --Отродясь этим не занимался. Я член рейхстага Клейст. Это и привратница подтвердит.
   Клейст, освободившись из рук держащего его, неистово стучал в окно.
   --О! Доннер веттер (Черт возьми! (нем.)), -- послышалось наконец оттуда. -- Кто еще ломится сюда? Hyp фюр хершафтен, мейне херрен (Только для господ, господа (нем.)). Все жильцы уже дома.
   --Фрау Фицке, разве вы не узнаете меня? -- сказал Клейст, нагибаясь к окну.
   -- Ах, херр профессор, но откуда вы взялись?
   --Пришел пешком с вокзала Зоо, -- говорил Клейст.
   --Ах, ах, как же так? Устали, поди-ка.
   -- А шар? -- сказал настойчиво первый. -- Вы прилетели на шаре.
   --Вы очумели, товарищи, -- сказал, протискиваясь мимо закутанной в платок привратницы, Клейст. -- Вы очумели. Где же он?
   --Но я не пьян. Я видел, как он летел.