ТРИ ГОДА В БЕРЛИНСКОМ ТОРГПРЕДСТВЕ
ТАМАРА СОЛОНЕВИЧ
ТРИ ГОДА В БЕРЛИНСКОМ ТОРГПРЕДСТВЕ
Издательство «Голос России»
София — 1938
ЛИНДЕНШТРАССЕ № 21-25
Одна из крупных артерий Берлина, соединяющая Бель-Алльянс-Платц с восточной частью города, — Линденштрассе. По правой стороне, пройдя огромное здание, в котором раньше помещался «Форвертс», перейдя Хольманн-Штрассе, вы подходите к четырехэтажному массиву страхового общества «Виктория». Красивое здание, с характерной для берлинских домов графитовой крышей, рассчитанное на столетия, с толстыми стенами и импозантными антрэ.
Это Линденштрассе № 21-25. В этом прекрасном здании помещалось до 1935 года «Торговое Представительство СССР в Германии». Веймарская республика и социал-демократический режим в Германии предоставляли советскому правительству и Коминтерну широкое поле деятельности. Торговые отношения между Германией и СССР процветали, ассигновывались трехсотмиллионные кредиты, большевики лихорадочно вывозили в Германию мороженых гусей, яйца и хлеб, отнимая все это у несчастного, голодного русского мужика, и ввозили машины и оборудование для того, чтобы вооружиться до зубов. Как теперь оказывается — вооружиться против той же Гер-
-6-
мании. Звучит парадоксально, но выходит так, что Германия своими собственными руками и силами своих собственных инженеров вооружила СССР против самой себя.
Под прикрытием полпредства и торгредства советские агенты с невероятной и дьявольской ловкостью вели пропаганду, увеличивали тираж «Роте Фане», вскармливали компартию и всяческие ее филиалы, пока не пришел Гитлер и его штурмовики, положившие конец большевицкой свистопляске.
После 30-го января 1933 года, т. е. после прихода к власти Гитлера, торгпредство на Линденштрассе стало худеть и чахнуть. Сперва у большевиков, правда, были еще надежды на то, что правительство Гитлера долго не продержится. Но время шло, правительство крепло, завоевывая все новые и новые позиции. Большевикам надо было искать новых друзей, а главное — вербовать в других странах наивных пролетариев, чтобы составить единый фронт против ненавистного национал-социализма. И так как существующая в СССР «монополия внешней торговли» всегда была учреждением более политическим, чем экономическим, — заказы были переданы постепенно в другие страны, и гуси поехали вместо Германии в Англию. Великолепное помещение на Линденштрассе, за которое уплачивалось в год больше полумиллиона марок, было, скрепя сердце, очищено, а жалкие остатки торгпредства перекочевали в собственный, советского правительства, дом (по сравнению с домом «Виктории» — домик) № 11 на Литценбурген-
-7-
штрассе, в Вестене. Там оно упокояется и поныне. Из 1200 служащих осталось теперь едва ли больше ста пятидесяти. Sictransitgloriamundi.
Волею судеб мне пришлось проработать в берлинском торгпредстве с января 1928 г. по март 1931 года, т. е. в самый разгар его деятельности. В эти годы на здание Линденштрассе, 21-25 были устремлены взоры многих и многих сотен германских купцов и промышленников. Ежедневно его посещали бесчисленные продавцы, покупатели, агенты и посредники. И каждый из них, переступая порог этого дома, чувствовал себя несколько неуверенно, как бы на вражеской территории.
В десять часов утра и в пять часов вечера отворялись массивные двери, впуская или выпуская сотни служащих торгпредства: стенографисток, машинисток, переводчиков, инженеров, приемщиков и просто большевиков, занимавших командные посты. Однако, в окнах торгпредства до поздней ночи светился огонь, так как более пятидесяти процентов так называемых «ответственных работников» должны были работать без ограничения времени — а перегружены все были страшно.
Линденштрассе приспособилось к этой армии русских. На противоположной стороне открылись две эмигрантские столовки, где можно было получить и борщ, и гречневую кашу с молоком, и поросенка под хреном. Несмотря на то, что в самом торгпредстве была кантина (столовая и буфет), многие служащие, даже коммунисты, предпочитали обедать в русских
-8-
столовках напротив. Пока в один прекрасный день не вышел приказ: обедать только в кантине.
Немцы, жившие и торговавшие на Линденштрассе, в окрестностях торгпредства, смотрели на этих русских и думали: вот идут большевики. А между тем, до самого последнего времени настоящих большевиков, т. е. людей, преданных советской власти, в торгпредствах было очень мало. Большинство технического персонала являлось тогда, да является и теперь, беспартийными. Выходя из здания и завернув за угол, они облегченно вздыхали — я не шучу, я очень хорошо помню у себя этот вздох облегчения и какое-то внутреннее чувство освобождения всякий раз, когда я выходила из торгпредства и становилась самой обыкновенной прохожей, теряющейся в разношерстной толпе, фланирующей по улице. Потом, с опаской оглядываясь кругом, они покупали в газетных киосках тогда еще выходивший «Руль» или парижское «Возрождение», как нынче покупают, вероятно, «Голос России» или «За Родину». А поздно вечером, заперев двери и окна в меблированной комнате, снимаемой у какой-нибудь фрау Мюллер или фрау Шульц, они садились к столу и с наслаждением погружались либо в эти газеты, либо в эмигрантскую литературу. Чем ярче и грознее бичевали большевиков белые газеты, чем откровеннее разоблачали козни ГПУ — Агабеков, Беседовский или Дмитриевский — тем приятнее чувствовал себя советский служащий торгпредства. Воображаю, какое истинное наслаждение испытывают теперь беспартийные служащие
-9-
парижского, лондонского, берлинского и всяких других торгпредств, читая «Россию в концлагере» или «Молодежь и ГПУ»! Прямо завидно становится.
В настоящих очерках я позволю себе рассказать кое-что о внутренней жизни торгпредства и о людях, которые в нем работали. В Берлине есть еще живые свидетели того, что в бытность мою торгпредской служащей, я была настроена крайне антибольшевицки. Эти люди — немцы, бывавшие в торгпредстве по делам и заходившие ко мне за справками, так как я ведала информационным бюро. У меня есть некая физиономическая способность — я почти с первого взгляда либо доверяю человеку, либо ему не доверяю, и нужно сказать, что ошибаюсь очень редко. Обычно после выдачи справки завязывался тот или иной разговор, и я с двух слов определяла своего посетителя. Из таких разговоров иногда зарождалось знакомство и даже нечто вроде дружбы, с большой долей откровенности в области политических взглядов. Эти люди могут подтвердить, что, служа по необходимости у большевиков, я ненавидела их всеми фибрами души, а также что описываемая мною атмосфера работы в торгпредстве соответствует действительности. Для пояснения того, как возможна в стенах торгпредства такая откровенность, должна сказать, что последний год у меня была’ совсем отдельная комната, где, кроме меня, никто не сидел.
Среди белой эмиграции, как и среди иностранцев, существует ошибочное мнение, что
-10-
всякий торгпредский служащий — личность подозрительная, чуть ли не имеющая отношение к ГПУ, потому что-де так, зря-кого заграницу не пошлют. Я хочу и должна в корне опровергнуть это мнение. Ибо каждое советское торгпредство в любой стране — это та же «Россия в концлагере». В нем есть, с одной стороны, правящая беспардонная большевицкая каста, и, с другой стороны, запуганный беспартийный советский служащий, который более или менее случайно командируется заграницу, живет там под вечным страхом, что это блаженство вот-вот кончится, что он будет откомандирован обратно в советский ад, затем действительно откомандировывается, после чего у него на долгие годы остается светлое, но горькое воспоминание, которое сопровождает его неотлучно во все время пребывания его заграницей. У каждого остаются в СССР родные и близкие, зачастую даже муж или жена, которых упорно не пускают заграницу, и точно так же, как любой из эмигрантов трепещет за своих оставшихся «там», избегая писать им или слать посылки, — каждый торгпредский служащий трепещет за своих и по мере своих сил стремится не провиниться перед советской властью — не только ради своей шкуры, а именно ради своих близких.
Лично я особенной трусливостью не отличаюсь, и я много позволяла себе в бытность мою в торгпредстве, вплоть до хождения в церковь на Фербеллинер Платц, но все же пойти на концерт, например, хора донских казаков Жарова я — признаюсь теперь со сты-
-11-
дом — так и не решилась. Ибо знала, что в зале будут непременно присутствовать несколько чекистов, которые будут следить — не пришел ли кто-нибудь из торгпредских послушать «бело-бандитский хор».
О МЕЧТЕ ПОПАСТЬ ЗАГРАНИЦУ
В моей книге «Записки советской переводчицы» я уже писала, что верхом мечтаний большинства советских граждан является — вырваться заграницу. Советская жизнь настолько тяжела, голодна, бесцветна и скучна, а о загранице, несмотря на все попытки советской власти не допустить никаких мало-мальски благожелательных сведений, все же просачиваются рассказы, как о чем-то светлом, свободном и похожем на старую Россию, — что такое стремление уехать вполне понятно. Недавно один из вернувшихся в Вену шутц-бундовцев заявил на митинге:
— Если отрыть границы СССР, то половина населения сбежала бы.
Я утверждаю, что не половина, а гораздо больше.
Будучи в Москве, я делала все от меня зависящее, чтобы попасть заграницу, и я этого нисколько не стыжусь. Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. В душе теплилась надежда на то, что таким путем и вся наша семья сможет впоследствии спастись от совет-
-12-
чины. Каким именно путем — было неясно, но надежда была.
Между Наркоминделом и его полномочными представительствами заграницей — с одной стороны, и Наркомвнешторгом с торгпредствами — с другой, есть некоторая весьма существенная разница. Полпредства ведут почти исключительно дипломатическую и высоко-политическую работу. Поэтому и подбор служащих в них гораздо строже. В большинстве случаев — это люди политически грамотные, начетчики, зачастую прошедшие огонь, воду и медные трубы Коммунистической Академии. В полпредства уж не пошлют никого не проверенным, поэтому и «невозращенцев» из полпредств почти не бывает. Агабеков, Беседовский и Дмитриевский — вот и обчелся. Да и те стали невозвращенцами потому, что уж слишком далеко зашли, и надо было спасать свою шкуру.
Торговые представительства ведают де-юре торговлей, но де-факто занимаются вещами и посерьезнее — например, экономическим шпионажем. Кроме ведающей этими «заданиями» (как принято в СССР называть секретные поручения) верхушки, состоящей из коммунистов, имеется целая армия специалистов: инженеров, техников и приемщиков.
